– Все лучше, чем сидеть в остывающей машине, – бросил ему отец и взял детей за руки, уводя их в сторону кухни. На удивление Лиама, отец так и не напомнил ему ни снять пальто, ни пройти с ними на кухню, чтобы выпить чашку горячего чая и согреться, а будто специально игнорировал присутствие сына, слывшего сплошным разочарованием семьи. – Вот и я так подумал, – пробубнил Ларссон себе под нос, когда отец увел детей и оставил его одного в пустом холле. – Телефон-то где? – презрительно прыснул он. – Справа от тебя, – от низкого и звучного голоса брата, раздавшегося в затылок Лиаму, тот вздрогнул. – Устал от городской жизни? – с сомнением в голосе спросил Лиам, никак не ожидая встретить здесь брата в воскресенье вечером. – Я ждал приезда Ника, – Адам скрестил руки на груди, послав Лиаму презрительный взгляд. – Хотел убедиться, что с детьми все в порядке, – надменно высказал мистер Тотальный Контроль, оправдывая свое присутствие за городом в преддверии рабочей недели. – И, видимо, был прав, – он всем своим видом показывал, что пешая прогулка Лиама с Ником на руках не осталась незамеченной. – Электроника вырубилась, – Лиам полез в карман за телефоном, который теперь можно было использовать разве что в качестве зеркала или подставки под кружку. – Всё, от бортовика до вейпа, – весьма детально описал проблему Лиам, протянул Адаму сдохший мобильник, и, повернувшись к брату, невольно засмотрелся на представителя аристократии в столь непривычном для того облике. Даже сейчас без лишнего лоска, прилизанности и претенциозности в обычной одежде, состоявшей из джинс и черной майки, Адам выглядел невероятно привлекательно, чем вызвал очередной укол зависти у брата. Перед глазами Лиама стоял статный, отлично сложенный мужчина с яркими зелеными глазами – его копия на несколько лет старше и выше, черт возьми, на целый дюйм! Точнее копией был сам Лиамель, а рядом с ним стоял оригинал. Уж кто-кто, а Лиам точно был экспертом в мужской красоте, с какой стороны не посмотри. Тут с одной стороны вечно маячивший перед глазами безупречный старший брат, а с другой – уже личные предпочтения самого Лиама, демонами терзавшими его изнутри, а порой и пускавшими его жизнь под откос. «А она еще и привередничает», – с обидой усмехнулся Лиамель, вспомнив недавние душеизлияния подруги, если пару фраз, одна из которых была на китайском, можно назвать таковыми. «Поганка», – негодовал Лиам, что той было недостаточно того, кто рядом, и обязательно надо было бежать куда-то на сторону и искать приключения на тощую задницу. – Лиам, – Адам щелкнул перед его лицом пальцами и вывел молодого человека из охватившего того гормонального транса. – Что? – смутился Ли, потупив взгляд, и если бы не замерз настолько сильно, как сейчас, скорее всего, еще и покраснел бы от недостойных мыслей, в которых посмел почти прировнять себя к Адаму. – Если ты не прекратишь, я двину тебе в челюсть, – отрезвляя его, напомнил Адам, изучавший сломанный телефон, что он не смазливая мордашка с обложки журнала, а еще самомнение и мозги может поставить на место едва ли ни убойным хуком справа. – Ты не подумай, – Ли очухался от разглядываний Адама и примирительно поднял замерзшие ладони, а затем поднес их ко рту, согревая дыханием. – Мне, конечно, льстит, что ты решил, будто интересен мне, но ты немного не в моем вкусе, – съязвил Лиам, довольно ухмыляясь и выводя брата из себя неуместными замечаниями. Адам поднял на него очень тяжелый осуждающий взгляд торбернитовых глаз, буквально впечатывающий Лиама в стену твердостью и тяжестью, и покачал при этом головой. Ли, в свою очередь, будто специально нарывался: – Я здесь услышал, что у мышки появился кое-кто и уже дошел до третьей базы, а потом не перезвонил, – съязвил он. – Теперь я, как верный друг, просто обязан вызвать этого кого-то на дуэль, – Ли вопросительно посмотрел на Адама, ища совета, – но вначале мне бы выяснить, кто он. Лиамелю очень не хотелось портить с Адамом отношения, которые и так становились все более натянутыми. Последний их разговор сложно назвать теплым, а поход с Ником на руках по трассе ему будут еще долго припоминать. Но раз тут уж дело семейное, и Лиаму нужен совет, как отвадить от своей небывшей нежелательных ухажеров, то почему бы не спросить у знатока с уровнем «эксперт». Конечно, спускать с рук обиду за из прошлое общение Ли не собирался, а Адам, полный идиот, раз решил, что за оскорбление Эванс некому будет постоять, коль она не попросит. – Лориан подвез ее, а она уехала с тобой в пригород, – уклончиво отвечал Адам и не собирался выкладывать брату все, как на духу, в отличие от мисс Я Никогда Не Затыкаюсь. Что скрывать, он был слегка удивлен, что Эванс поделилась с другом подробностями их последнего общения. Имени Адама, конечно, она не упомянула, и на том спасибо. Вот только по имени она его никогда не звала. По крайней мере, Адам ни разу такого не припоминал, а с памятью у него все было в порядке. – Рей здесь ни при чем! – резко от подступившей ревности ответил Ли. – И он не тот, кто… – Лиам поводил ладонью в воздухе, а потом махнул рукой, так и не найдя подходящих слов. – Я понял, пожалуйста, не продолжай, – грубо прервал его Адам. Выносить нравоучения еще от Лиама Адам не хотел. Матери было вполне достаточно. – И какое же оружие вы предпочитаете, мистер Ларссон? – с едва заметной угрозой в тихом рокочущем шуме прибоя, которым звучал его голос, спросил Адам. – Браунинг? Или возьмете Беретту вашего бывшего? – и, конечно же, он в долгу не остался, хотя не у Лиама он и занимал. – Я тебя понял, пожалуйста, не продолжай, – ощетинился Лиам, будто рассерженный кот. – Я всего лишь беспокоюсь за нее, ей и так не просто, – подытожил он, словно Адам и сам этого не знал, и когда это с Эванс было просто? – Я не хочу, чтобы мать Ника нашли в канаве! – напомнил Ли брату, что Эванс, как ни крути, все же часть их жизни, пусть даже та часть, которая находится за семью печатями. – Ничего, отец сможет отвлечь ее разговорами, – заверил Адам и заметил, что на последних его словах Ли побледнел сильнее и не от холода. – Конечно, – Лиам тяжело сглотнул, – когда она нас догонит. – Догонит? – немного непонимающе переспросил Адам. – Она осталась возле машины и должна была догнать нас на повороте, но… – торопливо принялся объяснять Лиам, и вот теперь побледнел уже сам Адам. – Ты оставил ее одну? – Ларссон уже не слушал брата, бросившись к шкафу. – С нами были дети! Что прикажешь, нам было делать? – Лиам развел руками, а Адам накидывал на себя пальто и взял из гардеробной еще одно размером поменьше. – Уж точно не оставлять ее одну на дороге, – хотелось бы продолжить, что без оружия, но и у стен есть уши. И если Грегори сделает вид, что ничего не слышал, то София устроит разнос всем представителям следующего поколения. – Я иду с тобой, – твердо заявил молодой человек, у которого зуб на зуб все еще не попадал. – Нет, – отрезал Адам. Ему предстояло найти на дороге Эванс, или то, что от нее осталось. Присматривать еще и за братом у Адама не было возможности, а если помнить, что у всех Ларссонов топографический кретенизм, то им с Лиамом вдвоем будет сложнее двойне, и каламбур здесь, как говориться, на лицо. – Я помочь хочу! – возмутился Ли и схватился за перекинутое через руку Адам шерстяное пальто. – Отлично. Не мешай, – вытащив из ящика гардеробной дальнобойный фонарь, Адам вышел за дверь. – Северный выезд, Mountain Drive, – только и успел крикнуть ему в спину Ли, когда массивная входная дверь все же хлопнула его по носу, правда уже не со стороны улицы, оставляя молодого человека в полнейшей тишине. Первой адекватной мыслью было взять машину для поисков, но в таком тумане Адам рисковал разве что намотать Эванс на колеса, а не привезти домой к детям в целости и сохранности. Из-за шума двигателя он вряд ли сможет ее расслышать, если она начнет кричать и звать на помощь. Значит, придется идти пешком на север, как и поведал ему белобрысый дебил, бросивший свою небывшую на пустой дороге в холоде и тумане. Чудо, что сам Лиам добрался до места, ведь в словах Эванс, что у всех Ларссонов топографический кретинизм, есть доля истины, и, по всей вероятности, то, что все трое ребят добрались до Пэлисейдс – заслуга Ашера Младшего. Тот хоть на четверть, но все же Вульф – потомок лучших следопытов в истории Северо-Запада. Без фонаря на улице оказалось хоть глаз коли. Не видно было ни самой дороги, ни направления, в котором ты двигался, и благо, что Адам захватил дальнобойный, а не обычную безделушку для поиска ключей в бардачке. В таких погодных условиях пропустить поворот на Пэлисейдс проще простого, что, вполне вероятно, и случилось с Эванс, иначе она давно догнала бы Лиама, который шел с ребенком на руках. «Чтоб тебя Эванс», – выругался Адам, но в этот раз в его мыслях не было осуждения, а искреннее беспокойство. Пробыв в таком холоде несколько часов, она уже не иначе как потеряла счет времени, если вообще осталась жива. Ох, чтоб ее, Костлявой можно вручать премию Дарвина, если она скопытится из-за банальных холода и тумана при ее-то навыках выживания в Северном Нордэме. «Может, стоит позвать ее?» – подумал Адам, прислушиваясь к тишине. Это виделось слишком нелепым, да и как ее звать, он точно не знал. Адам мог придумать множество эпитетов относительно нее и знал несколько ее имен, но крикнуть их в темноту и услышать из нее проклятую разрывающую слух тишину он был не готов. И пожалев скорее себя, чем ее, айсбергом двинулся навстречу Титанику, оставаясь абсолютно безмолвным. В мирском обличье Сир Безупречный быстрым шагом шел вперед по дороге, очень надеясь, что не наткнется на хладный труп Костлявой. Луч фонаря утыкался в глухую стену из миллиардов повисших в воздухе частичек воды и отражался от них во всевозможные, кроме нужной, стороны, больше мешая, чем помогая. Едва различив яркую дорожную разметку под ногами, Ларссон надеялся, что не поймает попутку не самым лучшим образом. Он шел около часа, а ее все нигде не было. Возможно, они разминулись у поворота, а возможно, попутка все же подвезла Эванс до Нордэма, и все его поиски лишь погоня за собственными страхами. Его телефон наперебой атаковали Лиам и Грегори с вопросами, где он и нашел ли ее? После его последнего: «Отвалите!», которое Адам очень надеялся, что сказал Лиаму, они наконец-то, перестали звонить. И, было бы отлично, если она уже давно в поместье, а Лиам с отцом просто издеваются над ним, не позвонив, но что-то подсказывало Адаму, что здесь не тот случай. Дома ее ждут дети и ее тупорылый небывший, оставивший ее одну посреди тумана, хотя и здесь, Адам был уверен, что решал далеко не Лиам. Он уже готов был плюнуть на все и пойти в обратную сторону, но, пройдя еще пару сотен ярдов на север, ему показалось, что тишину нарушил тихий и приглушенный женский вздох. Решив, что ему померещилось, и это лишь иллюзия, выдававшее желаемое за действительное, поиски тщетны, но не во имя, а вопреки, Ларссон ускорил шаг. За вздохом последовал сдавленный смешок, и Адам почти бежал вперед, даже будучи уверенным, что это всего лишь игра воображения – ничего более, когда луч фонаря наткнулся на нечто плотнее белесой пелены, и исчезающий силуэт, расплывавшийся в тумане серым пятном. Он целенаправленно двинулся вперед, когда к нему под ноги едва не свалился человек некрупной комплекции, если бы Адам его не подхватил. От призрака ее отличал разве что вес, но немногим более. Адам чудом успел ее поймать, когда силы окончательно оставили девушку, и она упала ему в руки. Поймав ее, не думая и не спрашивая, он накинул на нее второе пальто, которое нес в руках, попытавшись с ней заговорить. – Эванс? – позвал он ее и прижал губы к ледяному лбу с налипшими прядями мокрых волос. Жара не было, что уже хорошо, но кожа девушки была чересчур холодной, что немногим лучше. – Ты меня слышишь? – тормошил ее Ларссон, а она только настойчивее оседала у него в руках. – Ты здесь, – уткнувшись лицом к нему в грудь, тихо позвала она. Адам не сразу сообразил, что она говорила не с ним. Вернее не так. Она говорила с другим Ларссоном, за которого принимала Адама в минуты собственной слабости и бессилия. И Адам, о, слава шизофрении, всегда ей подыгрывал, прикидываясь своим безответственным братом, натворившим дел и вовремя слинявшим. – Я рядом, – понял ее Адам и закутал в теплое пальто, опять удерживая от падения на асфальт. Эванс схватилась за мужчину, как за единственную опору и источник тепла. Прикосновения холодных и влажных рук ощущались не особо приятно, но мизерный дискомфорт Ларссона можно было стерпеть в уплату сокращения вреда ее здоровью. – Ты понимаешь, с кем сейчас говоришь? – он уже знал, каков будет ее ответ, но решил удостовериться еще раз. Только однажды она звала его на «ты», когда набралась до беспамятства, стирая из головы последние несколько часов своей жизни. К Адаму Ларссону же она обращалась на «вы» и по фамилии, ну еще иногда звала его боссом, но это уж совсем в крайнем случае. – Мистер Ларссон, – чуть отогревшись и сфокусировав взгляд, Эванс очень быстро сообразила, кто на самом деле держит ее в руках. – Не меня ожидала увидеть? – едким смешком скрывая сожаление, вздохнул он и положил подбородок ей на голову. Обида от проскользнувшего в ее голосе разочарования заскребла где-то глубоко внутри головы Ларссона и присела на один стул с шизофренией, ожидая своего выхода на мизансцену сознания. – Я вообще никого не ждала, но на безрыбье, – сдавленно хмыкнув, Эванс и растерянно пожала плечами, хотя в ее голосе было легкое удивление. «Мерзавка», – подумал он, и этим было все сказано. Адам Ларссон ей на безрыбье! Только она могла и дать и взять одной лишь фразой. «Заткнуть бы ее, да не поймет ни черта, хотя…», – шизофрения подвинула обиду со стула зала ожидания в голове Адама, и раз человеку без личности можно, то почему Адаму Ларссону – нет, он решил приступить к «стандартной процедуре». Конечно, только из-за эффективности эффективного излучения, а каламбур тут вообще не уместен. – Ты замерзла, – участливо заметил он и убрал влажные пряди с ее лица. «Как ты запоешь, Костлявая, когда перед тобой личность, а не суррогат?» – желчью, пропитавшей его мысли, обида сместила шизофрению, отталкивая Альтер-Эго Адама на задний план. – Сегодня воскресенье, – холодно ответила Эванс, и Ларссон одновременно шевелил губами с ней, предугадав ее ответ. – Лиам и дети? – испуганно спросила она. Казалось, это все, что сейчас, да и в принципе ее волновало. – В поместье, – он прижимал ее ближе некуда, бесспорно ближе дозволенного, но Эванс словно не замечала этого и облегченно выдохнула от его слов. Закутывая ее еще и полами своего пальто, Ларссон пытался согреть озябшую девушку, пока она тряслась от холода, как осиновый лист на ветру. Идти с ней назад в таком ее состоянии было абсолютно глупым решением, и Ларссон скинул геолокацию Грегори, очень надеясь, что Ашер Младший дотянется до педалей и приедет за ними, поскольку, если за руль сядет Лиам, им здесь предстоит коротать не один час. Прекрасно понимая, насколько неприятна девушке его столь неуместная близость, он прислонился шершавой щекой с отросшей щетиной к ее щеке, царапая кожу и одновременно согревая своим теплом. – Вам не стоило… – раздалось возле самого уха, и кто бы сомневался, что она промолчит. – Мне виднее, – прервал он ее, обдавая теплым дыханием щеку. Холодная кожа ее лица под его губами становилась теплее. Дрожь в теле девушки постепенно отступала, когда приоритеты выживания взяли верх над ее страхами, и Эванс обняла мужчину в ответ, забирая себе крупицы чужого тепла. Она была так близко и так далеко. Словно на другой планете, за тысячу световых лет, но ее непосредственная близость, опосредованная ее отстраненностью, тонкий миндальный аромат, проникавший в легкие с каждым последующим вздохом, его неумолимое желание стать для нее кем-то большим, чем безликая сублимация, подталкивали его и напоминали, что, черт возьми, можно, даже когда нельзя. – Эванс, – шепнул он ей на ухо, когда рука запуталась в ее мокрых волосах на затылке. – Да, мистер Ларссон, – ее трясет от холода, а она все еще соблюдает условности. Не для себя, для него. Адам был в этом уверен. – Прости, – он знал, что она простит. Ему остается простить самого себя, что он всего лишь человек, у которого есть имя. Он здесь. Он существует в одной реальности рядом с ней, хоть она этого упорно не замечает. – За что… – едва ощутимое, мимолетное прикосновение губ к губам заставило ее замолчать. Вокруг опять воцарилась тишина. Для него было очевидным, насколько ей это противно. Ровно настолько же насколько он сейчас противен сам себе: противнее некуда, просто омерзителен. Готовый стать просто невыносимым, он продолжил, целуя ее глубже, настойчивее, но без привычного и узнаваемого напора. Он не давил, не настаивал, ведь с ней так нельзя. Так он рискует и вовсе ее сломать. Эванс едва справляется за себя. Куда ей еще и за того парня. Ожидаемо, что она не ответила. Холодные губы не сдвинулись ни на сотую часть дюйма, но и не отстранились. Она не скажет: «Да», но и: «Нет», – будет невысказанным. Ее молчание станет ее ответом, истолковать который ему придется самому. Теперь он понял, не все, но многое. Тишина порой оглушает. Оглушила пустую эстакаду, когда Костлявая требовала ответа от копа, зная, что он не ответит. Оглушает и сейчас, когда Адам Ларссон спрашивает Мию Эванс без слов, а та в ответ молчит. Надеясь, что спроси ее громче, она, возможно, ответит, он углубляет поцелуй. Осторожно, почти небрежно скользя языком в молчавший заледенелый рот, он словно глотнул ледяной воды, обжигавшей морской солью и привкусом пепла. Она не отвечала и не отталкивала, будто говоря без слов: «Иди дальше, я не поведу», останавливая невысказанным: «Остановись – я встану рядом». Позволит напиться морской воды и задохнуться кружащим в воздухе тленом, но: «Стой!», никогда не скажет. Теперь он видит. Настоящая она всегда молчит. «Я не могу вовремя заткнуться», – для нее такая же маска, как его безразличие, что он примеряет на свое лицо. Невысказанное отрицание никак не согласие, и только он сам решает идти ему дальше или остановиться, если зайти, то, как далеко, и в итоге монстр ты или всего лишь человек. Она не говорит ни нет, ни да. Она его Тихо. Спасительный выход и хитрая ловушка, проклятье и дар одновременно. И он отстраняется, не размыкая губ, желая услышать хотя бы эхо, а в ответ лишь тишина, способная оглушить. Адам понимает, насколько он должно быть сейчас для нее омерзителен. Он для нее всего лишь множество, тех, что берут, не отдавая, а не она его множество отдававших, лишь бы взяли. Боль от понимания этого сдавливает горло изнутри холодными пальцами. Обида жжет грудь каленым железом и проникает глубже невыносимо медленно дюйм за дюймом. Воля приказывает быть выше этого, и шизофрения спихивает обиду со сцены. Адам Ларссон проиграл суррогату самого себя, как раньше суррогат проигрывал ему. – Я вам не нравлюсь, – отпуская и соприкасаясь лбами, спрашивает он. – Совсем неважно, что и кому нравится, мистер Ларссон, – шепчет она. – Важно, как это выглядит, – волна сожаления в ее голосе топит их обоих. – Только не мне, – доказывает он ей, а не себе. Кричит во все горло, когда рядом Тихо. Его Тихо. – Сейчас – да, позже – нет. Когда минус меняется на плюс, нет возможности выбирать, – ее ответ от знатока, не от любителя. – У тебя были плохие примеры, – он опять не отступает, надеется, что глупо, и верит, что похвально. Все судят по себе, и Адам не исключение. Вдруг, если он прокричит, то она услышит. Не будет больше этого Тихо, порожденного болью и страхом из прошлого. – И для вашей же пользы, воспользуйтесь моим опытом, – снова от нее исходит рациональное и холодное, а не живое и человечное. Эванс даже не обижалась на его неуместную настойчивость, предостерегала, образумливала, но точно не злилась. – Я тебя обидел, – понимая, чем заслужил подобное отношение, и удивлялся, что нельзя же грести всех под одну гребенку. Вот только сам же поступал именно так при их первых встречах. – Ни в коем случае, мистер Ларссон, это я позволила позволить вам лишнего, и извинения за мной, – уж в чем, а в такте ей не откажешь. Она и сейчас четко видела границы, помечая их красными лентами вдоль волчьей тропы.