– Чтобы услышать правду или ложь. Но мистер Таплс не догадывается, что, услышав от него одно, мы сможем узнать и другое. Какое-то время я отмалчивался, давая понять, что не понимаю, а затем спросил: – А если он ничего не скажет? – Врач обязан был хранить эту тайну при жизни Кампиона, но при нынешних обстоятельствах… – Я понял. Ты надеешься, что теперь мистер Таплс сможет поделиться если не всей, то хотя бы частью правды? Но есть ещё Стэнли, – напомнил я. – Да, есть ещё Стэнли… Надеюсь, он-то нам и поможет. Мы въехали в город, принялись искать нужный дом. – С чего вообще такая идея? Почему ты вдруг решил, что болезнь Энни Кампион является мотивом для убийства? – Эта идея пришла сама собой, когда в памяти ещё раз всплыли Джозеф и наркодилер. – Ты думаешь, Энни Кампион была наркоманкой? Наследственность? Адам повертел головой. – Джозефа легко подсадили на наркотики, дилер сам признался. Возможно, и Энни… – он оборвал. – Да? – Кажется, мы приехали. Мистер Таплс оказался пожилым тучным мужчиной низкого роста, его лысая голова походила на сгнившую тыкву, покрытую белёсыми пятнами. На нём был белый халат, это говорило, что он – ещё практикующий врач. Когда мы сообщили о смерти Кампиона, он взглядом не выразил ничего, кроме вежливого сожаления. Он провёл нас в крошечную комнату, где принимал пациентов, и осведомился о цели нашего визита. – Мы бы хотели узнать, помните ли вы обстоятельства смерти миссис Кампион? – сказал Адам. Мистер Таплс присел за стол. – Давно это было, – сказал он тихим ровным голосом. – Понимаем, но нам это очень важно. – Позвольте спросить, кто вам дал мой адрес? Хотя, впрочем, какая разница? Вы же внук Шона Гарфилда? – обратился он ко мне. – Верно. – Ну да, – мистер Таплс вздохнул. – Я помню миссис Кампион. Но вы должны понять, моя профессия предполагает полное сокрытие любой личной информации пациента. – Мы это хорошо понимаем, мистер Таплс. К сожалению, Рэй Кампион и его сын теперь в лучшем из миров, как мы себя утешаем, однако есть ещё Стэнли. Ему очень плохо. И всё, что он хотел бы сейчас узнать, – из-за чего умерла его мать. Видите ли, он винит себя во всех смертях в его семье, у него никого, кроме нас, не осталось. Мы хотим доказать, что он ни в чём не виноват. Слова Адама звучали настолько искренне, а скорбное выражение моего лица, должно быть, явно свидетельствовало о наличии неутешного семейного горя. Мистер Таплс почесал кончик брови, взгляд его смягчился. – Как Стэнли может винить себя в смерти матери? – сказал он. – Скорее уж Джозеф мог взять на себя этот груз, хотя, конечно, и этот мальчик ни в чём не виноват. – Понимаете, бедный Стэнли говорит, что болел в то время, – изобразил горькую гримасу Адам. – Ветрянка или корь, что-то в этом роде. Он боится, что заразил тогда мать, у неё ведь был ослаблен иммунитет после родов, из-за чего она скончалась. – Глупости какие! – махнул рукой доктор Таплс. – Ничего подобного не было. Прошу вас успокоить беднягу и дать ему снотворное, пусть выспится. – Мы уже пробовали, но безрезультатно. Боюсь, только правда может спасти его от гнёта тяжёлых мыслей. Мистер Таплс глядел поверх очков на моего друга. Его руки скрестились на груди, и какое-то время он молча наблюдал за лицом Адама, словно пытаясь углядеть в нём ложь или фальшь. Он, слава богу, не знал, с кем имеет дело. Адам может обернуться камнем и просидеть так сутки. Таплс положил руки на стол, сцепив пальцы. – Энни Кампион умерла от гастрита, – сказал он. – К сожалению, мы не всегда можем всё предусмотреть. – Благодарим вас, мистер Таплс! Стэнли будет спасён. – Адам встал и с энтузиазмом пожал руку доктору. На обратном пути я сказал: – Гастрит. Тебя полностью устроил такой ответ? – Абсолютно. – И ты не стал говорить про наркотики. – Это ни к чему, – парировал Адам. – Я же говорил, мы не услышим правды или, по крайней мере, всей правды. А упомяни мы наркотики, Таплс мог только закрыться от нас ещё больше. Гастрит – прекрасная ширма. – Всё равно не понимаю. Ты так и не сказал, с чего решил, что Энни Кампион как-то связана с этими событиями. Даже если она умерла от наркотиков, что в этом такого? – Я просто подумал, что здесь мог быть шантаж. – Значит, шантаж! Вот к чему ты пришел! Ты считаешь, что кто-то знал, что Энни была наркоманкой? – Слишком много свидетелей драмы. И слишком мало информации, поступившей в распоряжение полиции, – рассудительно сказал Адам. – Порой нужно вернуться на много лет назад, чтобы выяснить… В голове теперь каруселью крутились наркотики, шантаж, гастрит, и я никак не мог правильно сложить мозаику. Из глубин моего сознания вдруг всплыл факт, который я поспешил озвучить: – Миссис Макэвой вела себя весьма подозрительно. Адам пожал плечами. – Тебе сказала об этом Мэгги или мисс Вудс. Ты не оригинален в суждениях. – Что, если и так? – сказал я, в действительности признавая, что мисс Вудс при желании могла внушить что угодно. Но внутренние предвестники тревожили меня ещё до слов дочери рыбака. – Я сам слышал в то утро, когда мы вытащили Джозефа, как Ровена расспрашивала Тёрнера про героин. Это странно. Я ещё тогда подумал, с чего ей вдруг так интересно знать подробности про Джозефа? Да ещё и новые лекарства приплела для отвода глаз. – А по-моему, как раз в её поведении и не было ничего противоестественного. – Ни черта подобного! Она явно хотела выведать с целью, пока неясно с какой. – Макс, ты ищешь моллюсков на сухом поле, – стоял на своём Адам. – Тебе кажется это просто любопытством? Сомневаюсь, притом очень сильно. Ровена хитрая и явно темнит. – В таком случае, – сказал Адам, – давай пойдём и развеем сомнения. Когда мы подъехали к дому, я заметил, что море меняется. Обозначились белые гребни, волны сгущались и набирали темп, набегая на лысый берег, протягивая к нему шипящие языки. Мы поставили машину в гараж и отправились по дороге, однако Адам и не подумал останавливаться у дома Макэвоев. Вместо этого мы зачем-то пошли в салон мисс Вудс. – Мы не пойдем к Ровене? – спросил я. – Чтобы она спустила на нас всех собак? Ну уж нет! Мы поступим проще. Со всеми бессчётными мыслями, спутавшимися в клубок в голове, я и забыл, как легко живётся в Сент-Фоуи: необязательно спрашивать человека напрямую, ведь можно сходить в салон к нашей местной сивилле. В кресле у Летисии оказалась миссис Брекенридж, пышнотелая дама с копной волос, крашенных – если верить мисс Вудс – в цвет спелого персика, нежащегося в лучах тосканского солнца. Сама Летисия пребывала в хорошем расположении духа, казалось, она даже забыла слова Адама, сказанные вчера за обедом. Летисия живо поприветствовала нас и предложила печенье. Я протянул руку за лакомством и почувствовал на себе осуждающий взгляд Адама. – Мы только на минуту, – сказал он, не теряя времени. – Мисс Вудс, вы не могли бы дать нам тот список, что давала вам Ровена? Тот, с которым вы ходили для неё в аптеку, – и добавил: – Кажется, малышу Билли вновь нездоровится. – О, – вспыхнула мисс Вудс, – но я отдала его Ровене вместе с пакетом. Адам слегка поджал губы, выражая досаду, и Летисия поспешила узнать: – Что-то серьёзное? – Всё то же самое, – сказал Адам. – Бедный парень. Думали помочь, сделать приятное миссис Макэвой, но в таком случае… – Но я ведь прекрасно помню каждый пункт, – радостно объявила Летисия. – Значит, так, Ровена просила что-то простое, в основном это были травы. Так, значит, корень курчавого щавеля, чабрец, золототысячник, снотворное, полынь… – Снотворное? – перебил Адам, сдвинув брови. – Ну да… ах нет, это я спутала, это из другого списка. Того, что давал мне Кампион. Он как-то просил, да я забыла. Всего и не упомнишь. Да, он просил купить снотворное, хотел, чтобы Джозефу спалось лучше, потому как из-за недуга… ну… Адам кивнул: – Понятно-понятно.