– Когда Тёрнер впервые обследовал рану, он правильно указал на потрескавшуюся кожу, но истолковал не совсем верно, ведь ему тогда не могло прийти в голову, что гарпун был загнан в мёртвое тело. Только вскрытие могло это доказать, но патологоанатомам я оставил лишь огромную дыру в шее. Дома у Рассела Адам удостоверился в своей правоте – Рэй убил Джозефа. Зная об этом, несложно было догадаться, кто настоящий отец Джозефа. Адам вспомнил и то, как Летисия рассказала, что я всю жизнь терпеть не мог имя Джозеф, и поведала почему. Даже имя Рэй подобрал моему сыну специально такое, чтобы позлить меня, поиздеваться. Но главную подсказку Адаму дала мисс Гилберт. Старая воркотунья. Она хорошо помнила Джозефа в детстве, у неё отличная память на лица, Летисия в этом ей здорово уступает. Мисс Гилберт даже не придала значения тому, как дважды ошиблась, нарекая тебя Джозефом. У неё столько на языке, когда уж тут за собственными мыслями уследить! Разумеется, она видела в тебе Джозефа, ведь вы так похожи, потому что одной крови. Наш юный следователь попросил семейный альбом Кампионов, чтобы окончательно в этом убедиться. Мы засели за стол и стали перелистывать, Адам остановил взгляд на снимке Джозефа в соломенной шляпе, но поспешил указать на соседний снимок и даже сказал: «Какая Энни была красавица». Но я понял в тот момент, что Адам догадался. С бородой или без, сейчас я совершенно не напоминаю тебя или Джозефа, но в том возрасте ты как две капли воды походил на Джозефа. Да и Адам почувствовал, что я догадался о его мыслях. Он мне сказал тогда, перед тем как уплыл в Абердин: «Мужайтесь, мистер Гарфилд». Дед замолчал, к тому моменту чай наш остыл, и по навесу и по берегу стало накрапывать. – Когда же ты выстрелил? – спросил я. – Ровно в восемь. Мы подошли к маяку, увидели лодку и решили позвать Рэя. Я вошёл в маяк, а ты оставался у берега и всматривался в синие кресты, тебя не было со мной всего минуту. Я позвал Рэя, и он тут же откликнулся, потому что окна были, понятное дело, закрыты. В такую-то погоду. Он перегнулся через перила, а я уже вытащил пистолет и держал на прицеле. Когда показался Рэй, я сделал два выстрела, и одним попал ему в шею. Пуля оболочечная, с маленьким диаметром, если попадаешь в мягкое место, она обязательно проходит насквозь. Рэй повалился на ковер, что я заблаговременно расстелил на площадке. Убрав пистолет обратно в карман, другой рукой я достал апельсиновую корку, взятую из дома. Я помял её, чтобы запах цитруса перебил пороховой дым, и бросил под ноги. Через день я вырезал пули ножом из деревянной балки над лестничным пролетом. В десять мы пришли к маяку с термосом для Кампиона. Если бы Джуди не явилась туда, я всё равно послал бы тебя за чем-нибудь обратно в магазин, а сам бы поднялся и довершил то, что оставалось. А оставалось перетащить тело и ковёр в комнату, взять гарпун, что я спрятал в мешковине среди маячных вещей, и проткнуть шею там, где прошла пуля. Я немного сбился, самонадеянно посчитав, что справлюсь так же, как с рыбой. Из-за этого мне пришлось красть гарпун. Когда я позже его вытаскивал, то намеренно сильно повредил внутренности, чтобы на вскрытии не обнаружилось пулевого ранения. Наверное, я мог бы вонзить гарпун аккуратнее, но я очень волновался, что я не успею всё сделать, потому что ты так быстро бежал ко мне наверх. Ковёр впитал кровь, он был очень плотный, и следов крови на лестничной площадке под ним не осталось. Как только я перетащил Кампиона, я завернул ковёр и бросил его в маячный хлам, затем забрал его вместе с гарпуном и спрятал в чулане, а после утопил в море. Окно я открыл, чтобы тело быстрее окоченело и запутать время убийства. Ну и то, что начнут связывать как-то окно и выступ перед маяком, это было мне только на руку. Дед увидел направляющегося к нам Морриса и махнул ему, чтобы не мешал разговору. Тот пожал плечами и удалился в ресторан. – Если ты ещё не догадался, человеком в жёлтом дождевике был капитан Макэвой. Джуди пришла к нему расстроенная и рассказала всё как есть. Она думала, что теперь, когда Летисия обо всём слышала, весь Сент-Фоуи будет в курсе. Джуди сказала, что если Макэвой бросит её, она поймёт. Он оказался настоящим любящим мужчиной и в тот же миг решил пойти к Кампиону, наверное, хотел дать ему под дых. Джуди отправилась с ним и уговаривала не делать этого. Когда они выясняли отношения у подножия маяка, пришли мы. Макэвой спрятался за маяком, а Джуди постаралась завести нас внутрь, чтобы дать своему жениху убежать и остаться незамеченным. Когда Рэй убил Энни, всё, чего я хотел, это чтобы мой сын жил со мной, хотя бы под одной крышей. Рэй принял моё предложение съехаться. Я думал, что он позабыл обиды, осознал, что наделал, а он переехал ко мне, только чтобы травить моего сына у меня на глазах. Так он делал мне больнее. Когда он убил Джозефа, то кинулся ко мне и плакался, что раскаивается. Рэю хотелось увидеть мою реакцию: мол, я убил твоего сына, а ты был слаб, чтобы защитить его. Разговор наш краем уха услышала Летисия и решила, что Рэй каялся передо мной за то, что не уберёг сына. Меня уже нельзя было провести, как это было в случае с Энни. Я понял, что этой же ночью убью Кампиона. Я попросил его купить для меня снотворное, сказал, что я боюсь бессонницы из-за случившегося. Он перекинул эту просьбу Летисии, потому как ранее он уже просил её купить веронал для Джозефа, чтобы опоить его, вытащить ночью, накачать героином и пустить по морю. Летисия спросила: «Для кого снотворное?» – а он ответил, не выдавая меня: «Всё для того же». Снотворное я подсыпал Адаму и Стэнли во время «большого чая». Я не хотел, чтобы тебя отвлекали, тебе предстояло быть моим свидетелем. Опять вышел Моррис, улыбка по-прежнему красовалась под пожелтевшими от курева усами на розовом лице. – Как поживают дед и внук? – спросил он, добавив бранных слов, чтобы донести до нас всё тепло своего гостеприимства. – Лучше всех, – сказал дед, ясно улыбаясь. – Счёт давай, салага зелёная! – Да пошёл ты в преисподнюю! – Моррис радостно хлопнул деда по спине и весело взглянул мне в лицо. – Когда морские черти приберут эту старую кочерыжку, я буду лить слёзы. – Ты совершенно doo-lally![64] Возле машины друзья крепко обнялись. Я понял, что дед попрощался с Моррисом надолго. Может, навсегда. Дед сел за руль. Руки его были спокойны и уверенно держали баранку старого «Форда». – Кстати, гарпун я взял в сарае Брекенриджей. После смерти Генри Брекенриджа эта дура зубчатая отлеживалась в сырости и была всеми позабыта. Наверное, миссис Брекенридж всё же вспомнила о ней и обнаружила пропажу, поэтому она защищала Тёрнера от ваших нападок, сочиняла бредни про серную кислоту и отравление в своём стиле, думала, что её жилец, в которого она втрескалась, мог взять гарпун и совершить убийство. – Дед тяжело вздохнул. Ему было гораздо легче теперь, как мне казалось, когда он свалил эту гору со своих плеч на мои. А я не знал, что мне делать. – Ты знаешь, мне не хватает Кампиона, не хватает Энни и её глаз, её теплых рук. Я любил твою бабушку, и долго не мог оправиться после её смерти. Прошло много лет, и мы с Энни полюбили друг друга. Она помогла мне пережить утрату. С Энни у нас было всё… или почти всё. Голос деда звучал мягко, устало, но спокойно. – Прости меня за всё, малыш! Но я не могу жить без Джозефа, без Кампиона, без всех, кого любил и ненавидел. Мне не хватает прежней жизни, а новую уже не из чего построить. Да и времени уже нет, стар стал. Прости меня. Сожаление Долгий внимательный взгляд остановился на моём лице. Я смотрел в одну точку и не знал, что говорить. Адам понял всё давно. Мне ничего не сказал. Хорош друг! Конечно, он хотел как лучше, но тем самым ранил меня куда больнее. Я не проронил ни звука, пока мы добирались домой. Когда приехали, дед заглушил мотор. Затем передал запечатанный конверт, чтобы я отдал его инспектору. Ничего передавать я не собирался. В этом конверте признание, что мой дед убил человека. Мой дед, которого я любил больше всех! Я, может, и сам бы убил того человека, если бы он поступил с моим сыном так, как Кампион с Джозефом. И теперь я должен отправить своего деда на виселицу. Как это мило с его стороны – дать мне такое поручение! Но отказать деду я не мог и после длительного колебания взял конверт и вышел из машины. Разорвать? Сжечь? Съесть? Уйма вариантов, как поступить с этим конвертом, чтобы не дать хода признанию деда. Но тогда на виселице будет болтаться безвинный дурак Стэнли. Сумею я себе это простить? И простит ли мне дед? Пока я думал, дед вышел из машины. Сказал, что пойдёт и заберёт старые вещи из маяка. Сказал, что любит меня. Сказал, что всегда будет меня оберегать. – Руль по ветру, малыш! – скомандовал дед, но я надулся и не смотрел на него, рассчитывая, придя домой, высказать ему всё, что крутится в моей скудоумной башке, не находя выхода. Краем глаза я видел, как он побрёл в сторону маяка. Я сунул конверт в карман, зашёл в магазин. Никого. Нужно ли говорить ещё раз о том, как я в эти минуты ненавидел Адама? Я ненавидел своего друга за то, что он силой своего злосчастного ума открыл тайну этой истории. Я поклялся, что более никогда не захочу его видеть. Мне было больно и стыдно. Когда вошёл Адам, я почувствовал, что осиротел, разом потеряв и деда, и друга. Мой отец говорил мне снова и снова: «Тебе никогда не стать хорошим лётчиком. Ты не можешь сосредоточиться на том, что происходит перед твоим носом». Наверное, он был прав. Я стоял у воды и не видел деда, в шуме волн не слышал выстрела и не учуял пороха за щекочущим нос запахом цитруса. Я не видел реальности, а видел только то, что представлялось сознанию. В нём мой дед никоим образом не мог никого убить. Моё детство безвозвратно кончилось благодаря моему другу. Он оборвал последние нити, соединявшие меня с прошлым, а надолго ли сам оставался рядом, я не знал. Возможно, так он мстил мне за мои слова. Мы были детьми, когда я сказал, что его родителей расстреляли. Я виню себя за те слова. Все восемь лет. Он был максимально уязвим в тот момент. Я прожёг его детскую душу, и рубец на ней никогда не сойдёт. Этот рубец – наш общий. Было ли теперь у нас общее будущее?… Через минуту, когда боль и стыд обернулись горечью, я зарыдал. Я не хотел терять деда, но понимал, что уже потерял. Я больше никогда не видел Шона Гарфилда, он не вернулся в тот день в магазин. Не вернулся и после. Он навсегда ушёл с острова и из нашей жизни и оставил меня одного. Теперь мне некуда было бежать от ссор с отцом, и когда кончится лето, я пойду учиться на юриста. А дед мой теперь в Геммерфесте, где ледяные сталактиты света пронзили лунное зарево. Помню, в тот вечер небо словно прорвало. Море штормило. * * * notes Примечания 1 Англо-занзибарская война 27 августа 1896 года между Великобританией и султанатом Занзибар. Продолжалась в течение 38 минут и вошла в историю как самая короткая война. 2 Скон – небольшого размера бездрожжевой британский хлеб из пшеницы, ячменя или овсянки, традиционно приготовляемый в Шотландии и на юго-западе Англии. 3 Сестра милосердия и общественный деятель Великобритании (1820–1910).