Летисия сказала: – Знаете, я подумала, что это пятно… ну, разумеется, это был человек. А жёлтый цвет – нечто вроде дождевика, которыми рыбаки накрываются. Но вот беда-то: почти у каждого может быть такой дождевик! Они есть даже здесь, в магазине. Мы посмотрели в сторону полки с прозрачными дождевиками, поблёскивавшими на свету. Дед торговал ими с незапамятных времен. Оставалось уповать на то, что сказанное не было лишь призрачной фантазией Летисии, хотя был ведь ещё и Дуглас. – Мисс Вудс, пока вы были здесь, кто-нибудь подходил к штормовке мистера Гарфилда? Летисия театрально воздела руки, вытаращила глаза: – О боже, нет, конечно! – Ясно, ясно! А скажите, кто-нибудь ещё был наверху, когда вы поднимались на маяк к убитому? – Совершенно никого! – запротестовала Летисия. – И окно в маячной комнате было открыто? – Окно?… – Летисия словно споткнулась. – Не понимаю. При чём тут окно? – Вы помните, было ли открыто окно, выходящее к скалистому выступу? Мисс Вудс расправила оборки на груди. – Разумеется, оно было закрыто. – Вы уверены? – Абсолютно! Даже и быть иначе не может! В такую-то стужу! – Благодарю вас. Вы можете идти. Это было совсем не то, чего хотела Летисия, однако инспектор настоял. Летисия Вудс, вооружившись маленьким походным зонтом в цветочек, удалилась восвояси. Остальные присели за стол, дед и мы с Адамом по одну сторону от инспектора, Джуди – по другую. Инспектор спросил, что Джуди делала в предполагаемое время убийства и весь оставшийся вечер. Джуди рассказала: в момент убийства она находилась дома вместе с отцом. Примерно в четверть десятого она вышла из дома, чтобы погулять. Вечерний моцион привел её к маяку где-то без двадцати или без пятнадцати десять. Она была одна и никого не видела. Вскоре подошли мы с дедом. Когда инспектор попросил Джуди показать свой платок, я испугался. Инициал «Д»! Но Джуди совсем не испугалась. – Я оставила его дома, инспектор, – сказала она кротким голосом. – На нём есть ваши инициалы? С минуту Джуди молчала, о чём-то размышляя. – Дело в том, инспектор, что я пользуюсь платками моей матери, почившей семь лет назад. На своих платках она всегда писала первую букву своего имени. Меня вновь ударило током. – Как её звали? – Джейн, сэр. Инспектор кивнул. Затем достал пакетик с найденной уликой. – Инициал вашей матери вышит как здесь? Джуди опустила глаза на белый шёлк. – Что вы, сэр! – на этот раз Джуди не удалось скрыть волнения. – Даже в самые лучшие годы наша семья не могла бы себе позволить и дюйма такой ткани. Инспектор убрал платок. – Ваш отец, должно быть, волнуется, где вы сейчас? Джуди поняла намёк и смиренно кивнула. Даже после дождя при электрическом свете золото на её голове неустанно переливалось от тёмных до светло-песочных оттенков, словно над макушкой её пламенело химерическое свечение. Я говорю химерическое, поскольку этот свет лишь мерещился мне. Тот мираж, рождённый в моём воображении, сильно контрастировал с болезненно-бледной кожей и светлыми, как у сирены, глазами, в которых билась тревога. Джуди попрощалась и тихо вышла. Я чувствовал, что поведение Джуди было неестественным – существо её было словно загнано в угол и ожидало битья. Такой она мне представлялась, когда, выходя из магазина, она на мгновение кинула осторожный взгляд в мою сторону. – Теперь, – ворвался в мои грёзы сухой голос инспектора, – вопрос к вам, мистер Гарфилд. Дед приподнял унылое лицо, брови его дёрнулись. – Кому может быть выгодна смерть Рэя Кампиона? – Совсем никому, – подумав, сказал дед. – У Рэя не было врагов. Его окружали только друзья. – Разумеется, – парировал инспектор. – Но кто-то же наследует деньги, верно? Дед нахмурился. – Завещание вряд ли составлялось, – сказал он. – Значит, всё унаследует Стэнли? – Должно быть, так. И добавил чуть погодя: – Да там не такая уж большая сумма, я полагаю. После чёртовой этой войны мы так и не оправились. – О какой сумме речь? – Тысяч пять фунтов, не более. – Ну-у… – протянул инспектор. – Этого хватит, чтобы уехать куда-нибудь, начать своё дело, в конце концов. Дед поднял брови и впервые взглянул в серое, морщинистое лицо инспектора так, словно завидел в нём нечто доселе невиданное. – Инспектор, дайте Стэнли хоть миллион, он не будет знать, что с ним делать. – Вы считаете это невозможным? – Я считаю это абсурдным. Я кивал, соглашаясь с дедовой горькой мыслью, хотя моё мнение инспектора не интересовало. – В любом случае, – продолжал инспектор, – пока что это единственный возможный мотив, который приходит на ум. Жестокий, да. Хотя случаев, когда дети убивают родителей ради денег, не счесть. Гораздо реже происходит наоборот, но там и мотивы другие. – Инспектор, – всё же вставил я, – но ведь Стэнли спит. Он зевал во всю пасть и отправился спать после ужина, наплевав даже на свою работу. Как же он мог? Ответ был ясен – да, Стэнли мог притворяться, что хотел спать. Я не оправдывал ублюдка, просто хотелось понять, в чём тут дело. Мог ли какой-нибудь мало-мальски преступный замысел зародиться у нашего Стэнли, чтобы он сумел всё это придумать и осуществить? Вряд ли. Остальные прекрасно это понимали. Но ухватиться больше было не за что. Инспектор спросил Адама, на всякий случай, не просыпался ли он до тех пор, пока я не разбудил его. Нет, Адам спал как убитый, его силы были растрачены в ночь Деймоса[21]. Инспектора интересовало расположение спален в доме. Мы объяснили – на втором этаже три комнаты: спальня Кампиона, спальня деда и спальня Стэнли и Джозефа, в которой мы с Адамом соорудили две двухъярусные кровати. Я и Стэнли спали на верхних койках, Джозеф и Адам – на нижних. Этим вечером Адам спал на своём месте внизу и потому, даже если бы он просыпался, то никак не смог сказать бы наверняка, был ли Стэнли наверху или нет. Удовлетворённо кивнув, инспектор заключил: – Значит, у Стэнли плохое алиби. Глава 7 Стэнли