– Зря ты развернул хвост, – раздался у него за спиной спокойный голос. – Он этого не забудет. Эштон обернулся. Сорок первый лежал на подстилке, обернув вокруг себя хвост и неторопливо обгладывая толстую кость, зажатую между передними лапами. – Он человек, – как можно уверенней произнес Эштон. – И я тоже. Сорок первый с треском разгрыз кость, погрузив длинный раздвоенный язык в аппетитную мозговую жидкость. – Да, – сказал он чуть погодя. – Это вас обоих замедляет. Эштона передернуло. Он отодвинулся подальше, сделав вид, что вылизывает место на сгибе правой передней лапы, где недавно сковырнул пару чешуек. Сорок первый, не меняя выражения глаз, перехватил кость поудобнее, и Эштон увидел, что она оканчивается тремя толстыми кожистыми пальцами с короткими загнутыми когтями. Это была оторванная птичья лапа. С тех пор Восемнадцатый не делал попыток добраться до Эштона, срывая злость на драках поменьше. Двести пятой доставалось больше всего; выяснив, что внутри у нее находится женское сознание, Восемнадцатый как-то повалил ее на пол во время кормежки и попытался засунуть выдвинувшийся из-под брюшной чешуи яйцеклад в узкую щель под хвостом. После этого весь молодняк с последней сортировки на всякий случай стал говорить о себе в мужском роде: мужские сознания Восемнадцатого не интересовали. Тем не менее примерно половина обитателей Ангара D13 были женщинами. Даже в теле одноглазого драка, прикованного к воротам, скрывалось женское сознание. Эштон узнал об этом случайно, подслушав их разговор с надсмотрщиком-примом по имени Халид. Драки-привратники – Двести восьмой и Сто шестьдесят пятая – получали по четверти балла каждый раз, как открывали или закрывали ворота. Если ворота открывались и закрывались слишком медленно, мастер Сейтсе снимал с них по 6–8 баллов зараз, отбрасывая далеко назад, так что в целом количество их оставалось неизменным – где-то около 450. В Ангаре шептались, что мастер Сейтсе поставил на привратниках эксперимент: он не дает им заработать на токены, чтобы посмотреть, когда они умрут от старости. Но привратники всё равно не теряли надежды дожить до освобождения и отправиться на Периферию: там, по слухам, было много калек, и потому процветало подпольное клонирование органов и «ремонт» тушек. Некоторых калек с Периферии Эштон видел – они привозили в Ангар клетки, битком набитые живыми птицами для кормежки. Калеки были словно собраны из кусков самых разных существ, сшитых между собой на грубую нитку: из облысевшего, покрытого шрамами туловища прима торчала чешуйчатая лапа драка, в деформированный череп бригена были вставлены фасеточные глаза секта… В основном калеки привозили птенцов глоков, мешки с мягкими цветными перьями и фрукты для надсмотрщиков. Но однажды они привезли нечто другое. В тесной клетке, прицепленной к старой раздолбанной гиросфере, сидели четверо абсолютно голых бригенов. Над головой высокого, мощного бригена поднимались длинные спиралевидные рога. Двое других были поменьше, с толстыми витыми рогами, плотно прилегающими к черепу, у одного – небольшая женская грудь с огненными раздвоенными сосками, торчащими в разные стороны. Самый маленький был хрупким, с аккуратными рожками, кокетливо загнутыми на затылке и за ушами. Преобразователей на них не было. Чипов тоже – во всяком случае, Эштон не заметил на гладких сероватых затылках ничего блестящего и серебристого. Зато у всех четверых были мутные янтарные глаза, которые бригены то и дело прикрывали, мотая тяжелыми головами. Когда клетку отцепили от гиросферы и поставили на краю тренировочной арены, они переглянулись, и высокий издал странный гортанный звук, словно пытался вытолкнуть или, наоборот, проглотить что-то застрявшее глубоко в горле. Вокруг арены собрались надсмотрщики и драки из нескольких боевых бараков. Один из надсмотрщиков, гладкий суетливый сект по имени Тойво, спрыгнул вниз и воткнул в песок восемь крепких копий с широкими голубоватыми лезвиями. Лезвия были из гартания – легкого и прочного металла, который добывали где-то на Периферии; драки, побывавшие на Арене, говорили, что такой клинок разрезает чешую и хитин как масло и никогда не теряет заточки. – Копья не для вас, – раздался сзади голос мастера Сейтсе, и драки с надсмотрщиками потеснились, пропуская его к арене. – Тот, кто прикоснется к ним, будет выпорот электрокнутом и потеряет 20 баллов. Эштон поежился. Он не знал, можно ли при подсчете баллов уйти в минус, но не хотел это проверять. – Халид, – мастер Сейтсе нашел глазами прима с угольно-черной кисточкой на хвосте. – Кто у тебя в бараке давно не разминался? Халид обернулся и показал кнутом на приземистого драка с синими гребнями. Это был Двадцать восьмой; два выезда назад он выиграл свой первый бой, заработав почти 20 баллов, и перешел в категорию перспективных. Мастер Сейтсе кивнул. Халид снял с Двадцать восьмого преобразователь и хлопнул по крупу. Тот спрыгнул вниз и быстро обежал арену, держась подальше от воткнутых в песок копий. – Правильно, – похвалил его мастер Сейтсе. – Копья для них. Он обернулся к клетке с бригенами и прищурился, что-то соображая. – Этот, – сказал он наконец, ткнув перепончатым пальцем в высокого бригена. Двое надсмотрщиков-примов подскочили к клетке. Один взялся за массивный железный засов, другой просунул в клетку длинный металлический шест с крюком на конце. Ухватив им за шею высокого бригена, он подтащил его к дверце и, как только первый надсмотрщик приоткрыл створку, сбросил вниз, на арену. Дверца клетки сразу захлопнулась. Оставшиеся бригены заволновались, глядя, как их товарищ трясет тяжелой рогатой головой, пытаясь подняться. Двадцать восьмой скользнул вдоль стены, огибая разделявший их частокол из копий, и бриген тут же повернул голову, следя за ним мутным янтарным взглядом. Как только драк оказался на его половине арены, бриген рванулся вперед, к копьям. Схватить ему удалось только одно; мимо второго он промахнулся, потеряв равновесие, и едва не рухнул в песок. Двадцать восьмой пригнулся, и копье, брошенное вслепую, из-за спины, воткнулось в стену там, где только что была его голова. Не давая ему подняться, бриген схватил второе копье и бросил вслед за первым, заставив драка распластаться на брюхе. Выдернув из песка еще два копья, бриген с гортанным криком кинулся к Двадцать восьмому, уже готовясь к броску. Драк метнулся в сторону, подняв облако раскаленного песка. И тут бригена занесло – он тяжело упал на колено. Двадцать восьмой немедля рванулся вперед. Копья одно за другим просвистели у него над плечом, срезав кусок гребня, – в следующий момент драк опрокинул бригена, навалившись на него всей тушей и разевая пасть. Утопив когтистые пальцы в горле Двадцать восьмого, бриген не давал ему вцепиться себе в глотку. Он резко дернул головой, и его рога-спирали вошли в морду драка точно между ноздрями. Завизжав от боли, Двадцать восьмой отпрянул, и рога, застрявшие между костями верхней челюсти, вздернули бригена в воздух. Тогда, собрав все силы, Двадцать восьмой пригнулся, еще сильнее насаживая на рога собственную морду, и взмахнул хвостом. Тяжелая хвостовая пика пролетела у него над плечом и с размаху пробила бригену грудную клетку. Янтарные глаза вспыхнули и погасли, затянувшись пепельной пленкой. Подвывая от боли, Двадцать восьмой с усилием выдернул хвостовую пику из неподвижного тела, и на песок хлынула огненного цвета кровь, заливая всё вокруг и смешиваясь с пурпурной кровью из истерзанной морды драка. Над ареной повисла тишина, прерываемая поскуливанием Двадцать восьмого, безуспешно пытавшегося вытащить намертво застрявшие рога. Халид, наблюдавший за этим с какой-то брезгливой жалостью, обернулся к мастеру Сейтсе и, дождавшись его кивка, спрыгнул на арену. Подобрав копье, он подошел к Двадцать восьмому, снял с себя толстую цепь и накинул драку на шею на манер удавки. Потом размахнулся и двумя короткими ударами обрубил рога. – Неплохо, – сказал мастер Сейтсе, когда Халид, нажимая коленом на шею полузадушенного Двадцать восьмого, вывинтил из морды последний осколок рога. – Клеймо, конечно, придется обновить. Но победа есть победа. Двадцать восьмой получает 2 балла. А его барак – еду. Собрав разбросанные по арене копья, Халид закинул их на стену и, дернув за цепь, заставил Двадцать восьмого подняться на ноги. Вскочив драку на спину, он ударил его пятками в рёбра, задавая разбег, перед самой стеной хлестнул концом цепи по крупу, и Двадцать восьмой, захрипев, прыгнул наверх, едва не сорвавшись вниз. – Ну? – спросил прим у столпившихся вокруг обитателей своего барака, слезая на землю. – Слышали, что сказал мастер Сейтсе? Лавина голодных драков хлынула со стены на арену и принялась рвать зубами и когтями неподвижное тело. В считаные минуты от бригена осталось лишь несколько сероватых костей и обглоданный череп с окровавленными обрубками рогов. По знаку мастера Сейтсе Халид пару раз щелкнул электрокнутом, и драки нехотя вернулись наверх, с разбегу запрыгивая на стену. – Следующий, – спокойно произнес мастер Сейтсе. Восемь копий, оставленных Халидом, теперь подобрал Ролло и по очереди метнул в центр арены. Оглядев драков своего барака, он направился было к Восемнадцатому, но мастер Сейтсе дернул хвостом, и Ролло замер на месте. – Сто двадцать пятый, – сказал мастер Сейтсе, и Эштон почувствовал, как то, что было у него в груди вместо сердца, проваливается в пятки. – Пора посмотреть его в деле. Вокруг Эштона сразу стало пусто. Ролло подошел к нему и щелкнул замком ошейника, вытащив иглу преобразователя. – Пошел, – сказал он, толкая Эштона к самому краю. Белое солнце стояло в зените. Эштон зарыл в раскаленный песок длинные когти и повернул голову в сторону клетки – как раз вовремя, чтобы увидеть, как на арену сбрасывают бригена с витыми рогами на крепком круглом черепе. Поднявшись на ноги, бриген сделал несколько нетвердых шагов. Движения его были неуверенными и заторможенными, и, если бы дело происходило на Земле, Эштон решил бы, что бриген под кайфом. Мутные янтарные глаза сощурились, словно пытаясь оценить расстояние, отделявшее противников от воткнутых в песок копий. «Надо не дать ему добраться до них», – пронеслось в голове у Эштона, и его тело бросилось навстречу бригену, отрезая от потенциального оружия. Сверху, из клетки, раздался короткий гортанный крик. Бриген обернулся и, встретившись взглядом с хрупким сородичем, опустился на колени и уперся руками в песок, закрыв глаза. «Он даже не будет сопротивляться», – подумал Эштон с облегчением, от которого его сразу же затошнило. Голод, что дремал в глубине его чешуйчатого тела, проснулся и скрутил внутренности, гоня навстречу беззащитной добыче. Еще четыре длинных прыжка, стойка, вертикальный удар хвостом – и можно будет вдоволь напиться густой огненной крови… Но в этот момент бриген распахнул глаза – и Эштон споткнулся, с размаху ткнувшись мордой в раскаленный песок. Янтарный мед этих глаз был повсюду; он заполнял воздух и обволакивал тело, не давая двигаться и даже дышать. Из горла что-то отчаянно рвалось наружу. Приоткрыв пасть, Эштон услышал странное клокочущее рычание и с ужасом понял, что всё его тело мурлычет, припадая на передние лапы, меж тем как бриген медленно поднимается и пятится к копьям, не сводя с него теплых янтарных глаз. Под этим взглядом, обнимавшим Эштона, как вязкий песок на мелководье, тело становилось каким-то чужим. Захрипев от натуги сквозь собственное мурлыканье, Эштон пополз вперед на разъезжающихся ватных лапах, с ужасом понимая, что не успеет. Его тело, так отчаянно хотевшее жить, почему-то отказывалось убивать бригена, а тот уже добрался до центра арены и тяжело оперся на одно из копий. Эштон рванулся ему навстречу, преодолевая сопротивление собственного тела. Бриген потянул из песка тяжелое копье – и неожиданно метнул его вдаль, поверх головы Эштона. Раздался резкий металлический звон, и Эштон остановился, взметнув тучу пыли. Брошенное бригеном копье вошло точно в засов клетки, перерезав его пополам. «Женщина» выскочила наружу, зацепилась за прутья и мгновенно оказалась на крыше. Хрупкий бриген с кокетливыми рожками спрыгнул вниз, на арену, и бросился к своему товарищу, который уже выдергивал из песка два копья с лезвиями-наконечниками. Драки вокруг арены заволновались, растерянно переглядываясь. Эштон мельком увидел, как мастер Сейтсе предостерегающе поднял лапу, останавливая надсмотрщиков, схватившихся было за раструбы-излучатели. В следующий миг перед его глазами сверкнуло голубоватое лезвие, и тело само нырнуло вниз, уходя от косого рубящего удара. Замахнувшись снова, бриген бросил второе копье хрупкому, который поймал его на бегу, чтобы метнуть Эштону в спину… Внезапный крик боли заставил хрупкого обернуться. «Женщина» висела в воздухе, судорожно изгибаясь всем телом. Ее правая рука выше локтя была крепко зажата между острыми зубами Сорок первого. Воспользовавшись всеобщим замешательством, он сдернул беглянку с крыши клетки, и теперь, свесившись со стены, слегка покачивал головой, исторгая из жертвы мучительные стоны. Хрупкий замер, подняв копье. Глаза цвета жидкого меда не отрываясь смотрели на Сорок первого. Драк зашипел под их взглядом, но не разжал челюстей, а поднял все гребни разом. Потом Сорок первый кашлянул, выбросив из приоткрытой пасти фонтанчик огненной бригенской крови, – и медленно, глухо замурлыкал. Сквозь гримасу боли на лице «женщины» проступила злорадная улыбка. Хрупкий покачнулся: игра в гляделки с драком явно давалась ему с трудом. Эштон чувствовал, как всю арену заливает горячий золотистый мед, и он, Эштон, застывает в нем, теряя волю и отдаваясь на милость обладателей странных янтарных глаз, извлекавших из его тела доселе неведомые ощущения. Он увидел, как второй бриген шагнул к нему, поднимая копье, но не смог даже пошевелиться. Его тело распласталось на песке, вытянув шею и подставляя затылок холодному голубому лезвию… В этот момент Сорок первый с сухим треском сомкнул челюсти. «Женщина» с воплем полетела в песок, зажимая предплечье, из которого хлестала огненная кровь. Сорок первый зеленой молнией метнулся вниз, на арену. Хрупкий упал на колени и выбросил перед собой руку, словно пытаясь остановить несущуюся на него разъяренную рептилию бессмысленным заклинанием… Золотистый мед лопнул, и Эштон вновь почувствовал собственное тело и его горячую жажду жизни. Извернувшись, он сумел выскользнуть из-под голубоватого лезвия, и оно лишь обожгло ему бок, прочертив неглубокую пурпурную полосу вдоль правого гребня. Словно сам по себе, взметнулся хвост, и хвостовая пика срезала гартаниевый наконечник, отшвырнув его далеко в сторону. Бриген выронил бесполезную палку и бросился на Эштона. Эштон отпрянул, но недостаточно быстро: противник повис на нем, руками и ногами сдавливая горло, и что есть силы боднул в нос. Мир взорвался, разлетевшись на ослепительно-белые осколки, и Эштон на мгновение перестал видеть. Продолжая душить его, бриген издал короткий гортанный крик. Хрупкий обернулся и не раздумывая метнул копье – но не в Сорок первого, а в Эштона. В следующее мгновение ярко-зеленая пика снесла хрупкому голову. Эштон рванулся, волоча по песку вцепившегося в него бригена. В огромных янтарных глазах отражалась оскаленная рептилья пасть и холодная голубоватая звезда, летящая Эштону в спину, точно между лопатками. «Я что, убийца?» – пронеслось у него в голове, но Эштон всё равно что есть силы оттолкнул от себя арену, перекатился на спину – и холодная голубая звезда, выпав из раскаленного неба, воткнулась меж лопаток бригену. – Это было… интересно, – сказал мастер Сейтсе, направляя сканер на Эштона. – Ролло, покорми свой барак. Ласковый холод трижды коснулся затылка Эштона, и мастер Сейтсе повернулся к Сорок первому. – Жаль, – вздохнул он. – До токена тебе оставалось не так уж и много выездов. Сорок первый ответил ему равнодушным взглядом и молча подставил затылок. – Ты сохранил имущество Ангара, – сказал мастер Сейтсе, размеренно работая сканером. – Не испортил свой преобразователь. И не дал этой сучке сбежать. Это похвально. Поэтому тебя не станут пороть за то, что ты нарушил главное правило. Я остановлюсь, как только ты скажешь какое. С каждым новым сигналом сканнера вертикальный зрачок в зеленом глазу Сорок первого становился всё тоньше, пока не превратился в угольно-черную трещину.