– Ну и что? – проворчал Сорок первый, услышав об этом. – Как будто ты здесь врубаешься, много это или мало. Кроме него, к выезду подготовили четырех драков с ранних сортировок. Восемнадцатый остался в Ангаре: против него, как объяснил Сорок первый, пока не сделали ни одной достаточно высокой ставки. К воротам подогнали пять гиросфер с клетками на небольших железных колесах. В клетках лежали драки, отобранные для боев. Еще полтора десятка молодых, включая Эштона, пристегнули к клеткам по трое, пропустив легкие цепи через ошейники преобразователей. Мастер Сейтсе подцепил когтем дверь, выложенную сверкающими черными камнями, и влез внутрь, заставив огромную гиросферу покачнуться под своим весом. Несколько надсмотрщиков-бригенов разобрали гиросферы поменьше. Драки-привратники пошли вперед, натягивая тяжелые цепи. Шипастые створки ворот поползли в разные стороны, и процессия тронулась в путь. Сорок первый лежал в клетке, пристегнутой к гиросфере мастера Сейтсе, и в клубах пыли, поднятых колесами клеток и ногами бегущих драков, Эштон скоро потерял его из виду. Он с удивлением понял, что бежать было гораздо легче, чем тогда, после сортировки. То ли гиросферы двигались медленнее, то ли тело его стало выносливее и научилось подстраиваться под общий аллюр. Гиросфера, за которой Эштон бежал вместе с Двести пятой и приземистым изумрудным драком из соседнего барака, шла предпоследней. За пыльной пеленой едва видны были полукруглые глинобитные крыши, на которых сидели и стояли одетые в пестрые лохмотья примы, провожая кавалькаду жадными взглядами. Подальше от Ангара глинобитные лачуги сменились высокими зданиями из шлифованного светлого камня и широкими проспектами. Миновав круглую площадь, в центре которой росло несколько низких деревьев с гладкими синеватыми стволами, процессия повернула направо и нырнула в узкую боковую улицу. По обеим сторонам ее тянулись сложенные из грубого камня колонны, увенчанные огромными цветными коконами. Эштон почувствовал, как гребни на его теле вздыбились от затылка до кончика хвоста: в ноздри ударил знакомый запах – тот самый, который Сорок первый называл запахом птичьего дерьма. Это был район птеров – больших драконообразных птиц с мощными клювами и острыми переливчатыми перьями на крыльях и мускулистых хвостах. Некоторые птеры перелетали с одного кокона на другой вслед за гиросферами, щелкая клювами и заставляя драков в клетках глухо рычать и топорщить гребни. Прибавив скорость, вереница гиросфер пронеслась по мягкому пружинящему торфу с втоптанными перьями и выскочила на широкий проспект, который упирался в круглую арку, прорубленную в невысокой холмистой гряде. Арку закрывали ворота из гладких металлических плит, пригнанных так плотно друг к другу, что поверхность створ напоминала старинное зеркало с едва заметной паутиной тончайших трещин. С обеих сторон ворот стояли бригены в голубых кольчугах – одни с длинными излучателями наперевес, другие держали наготове электрокопья и парализаторы. Процессия остановилась. Мастер Сейтсе вышел из гиросферы, и тотчас же из-за спин бригенов ему навстречу выскользнул небольшой иссиня-черный драк с прижатыми к телу голубыми гребнями. На морде, там, где у драков Ангара D13 была татуировка с номером, красовался алый знак – перевернутый треугольник, перечеркнутый двумя косыми линиями. Взметнув над головой хвост и приняв боевую стойку, драк приоткрыл пасть и несколько раз высунул и втянул длинный раздвоенный язык, как будто пробуя воздух. Мастер Сейтсе молча ждал. Драк обернулся к бригенам и что-то сказал; стражи опустили излучатели и расступились, открывая мастеру Сейтсе путь к воротам. Иссиня-черный точно так же проверил надсмотрщиков, пробежался вдоль клеток, небрежно обнюхав каждого боевого драка, и вернулся к бригенам. Главный бриген кивнул мастеру Сейтсе, тот дернул хвостом, и надсмотрщики засуетились, отпирая клетки и отстегивая молодых. Сбив драков в плотную стаю, надсмотрщики выстроились позади с электрокнутами и парализаторами наготове. Тяжелые створы ворот медленно разъехались в разные стороны, открывая вход в узкий тоннель, освещенный голубоватым светом кристаллов, вделанных в стены. Гиросферы остались снаружи: места в тоннеле едва хватало, чтобы драки, идущие рядом, не задевали друг друга боковыми гребнями. Впереди шагал мастер Сейтсе, слегка позванивая цепью-портупеей. Судя по всему, тоннель спускался вниз на добрую половину высоты холма. Потолок был низким, так что Эштону и остальным пришлось опуститься на все четыре лапы. Протиснувшись между Двести пятой и Семьдесят шестым, он догнал Сорок первого, который шел в середине колонны. – Черный драк там, на входе, – негромко сказал Эштон, – он из какого Ангара? – Это Майло, – Сорок первый даже не обернулся. – Он свободный, работает на владельцев Арены. – А как же клеймо? – удивился Эштон. – У него на морде… – Это знак ищейки. Считается, что Майло чувствует запах сознания и может узнать его в любой тушке. – «Считается»? Сорок первый встряхнул гребнями. – Тем, кто делает ставки, важно знать, что в тушках из Ангара – именно те сознания, которые должны там быть, – презрительно фыркнул он, – а не более опытные, например. Владельцы Арены делают вид, что проверяют это. – Делают вид? – осторожно переспросил Эштон. Ярко-зеленые глаза Сорок первого мягко сверкнули. Если бы он был человеком, Эштон сказал бы, что он улыбнулся, но у драка это могло означать всё что угодно. – У сознания нет запаха, – сказал Сорок первый. – То, что делает Майло, умеет любой качок на клубном фейсконтроле. Надо просто посмотреть на человека внимательно и прикинуть, стоит ли ждать от него неприятностей. – То есть он врет? – Эштон недоуменно поднял голову и тут же пригнулся, задев потолок гребнем. – Но зачем? – Знак ищейки достается одному драку из тысячи. Причинить вред тушке, на которой есть такой знак, – преступление. За него казнят, – Сорок первый говорил спокойно, но Эштон мог бы поклясться, что слышит в его голосе зависть. – Каждый изворачивается как может, лишь бы сохранить свою тушку и не дать ее отобрать. – Тушку можно отобрать? – Эштон даже остановился от изумления, немедленно получив тычок мордой в спину от Семьдесят шестого. – Если вырубить сознание, которое ею управляет, – кивнул Сорок первый. – У нас в бараке был нейрофизиолог, он говорил про какие-то сигма-волны, которые подавляются при коме от болевого шока… Но его съели после первой же боевой тренировки, так что он толком не успел ничего объяснить. Тоннель вывел драков на дно большого круглого колодца, вырубленного в скале и закрытого сверху толстой металлической решеткой, впаянной прямо в камень. Косые лучи обоих солнц попадали сюда, отражаясь от гладких каменных стен и освещая чахлое деревце с голубоватым стволом, которое росло в центре площадки, окруженное частоколом из металлических прутьев, направленных остриями наружу. В стенах колодца обнаружилось несколько больших клеток, разделенных крепкими, надежными решетками. Боевых драков распределили по трем клеткам, в остальные загнали молодых. Эштону повезло: его клетка примыкала к клетке Сорок первого. Кроме тоннеля, по которому шли драки, в стенах колодца было прорублено еще два. Один, по словам Сорок первого, вел в пещеру, где жили надсмотрщики и хранились запасы пищи. Другой был закрыт коваными железными воротами; это был выход на Арену. Мастер Сейтсе останавливался в отдельных апартаментах; вход туда, по слухам, был через продовольственную пещеру. Из надсмотрщиков, надзиравших за драками, Эштон знал только Ролло; остальные были приписаны к другим баракам. – Почему Халид остался в Ангаре? – улучив момент, спросил он у Сорок первого. – Примы и секты – тушки второго сорта, – лениво отозвался тот. – Представлять Ангар на Арене можем только мы – и бригены. – Странно, – задумчиво произнес Эштон. – Бригены же намного… – Он замолчал, поймав на себе внимательный взгляд Ролло. – Намного слабее, чем мы? – язвительно спросил Сорок первый. – Думаешь, почему они держат нас в цепях и клетках? Его ярко-зеленые глаза сузились, остановившись на Ролло. Тот молча отвернулся, сделав вид, что проверяет ограду вокруг чахлого деревца. – Мы – убийцы, – негромко сказал Сорок первый, отвечая на невысказанный вопрос Эштона. – А они – нет. Если бы нас не держали на привязи, мы бы сожрали их всех, и планета была бы нашей. Эштон поежился. Мысль о том, чтобы сожрать бригена, вызывала у его тела явственную тошноту. – Наши тушки не хотят их убивать, – неуверенно произнес он. – Во всяком случае, без повода. – Повод всегда найдется, – Сорок первый пожал плечами. – А то, что тебе так кажется, – просто еще один способ держать тебя на привязи. В каменном колодце они провели четыре дня. Время от времени боевых драков выводили на площадку, давая размяться. Молодые завистливо наблюдали за ними из-за решеток. На третий день молодых покормили, бросив в клетки по паре тощих жилистых птиц – оголодавшие рептилии не оставили от них ни перышка. Боевых драков не кормили вовсе; с каждым днем они становились всё беспокойнее и злее – кроме Сорок первого, который просто лежал в клетке, экономя силы. Труднее всего ожидание давалось Семьдесят шестому. Он огрызался на молодняк из соседних клеток и в ярости бросался на решетку, стоило только надсмотрщикам выкатить из подсобного тоннеля тележки с птицами. На четвертый день в колодец пришел мастер Сейтсе. Семьдесят шестого и Сорок первого вывели из клеток. Один из надсмотрщиков, что был поменьше, протиснулся к деревцу и, достав нож, сделал глубокий надрез на гладкой синеватой коре. Из-под ножа брызнула прозрачная жидкость. Тогда надсмотрщику передали длинный узкий желоб, один конец которого он приставил к надрезу на стволе, а другой просунул наружу между прутьями. Мастер Сейтсе кивнул, и Семьдесят шестой мгновенно присосался к желобу, жадно причмокивая и ловя каждую каплю. Следом дали напиться Сорок первому. В Ангаре драков никогда не поили: считалось, что всю необходимую их телам влагу они получают из крови своих жертв. Секты тоже не пили: они питались перезрелыми фруктами, которые так и сочились сладковатой жижей. Эштон пару раз видел, как бригены и примы прикладываются к кожаным флягам – их наполняли из огромных металлических бочек, которые привозили с Периферии. В них была та же прозрачная жидкость, что тонкой струйкой текла из хлипкого синеватого ствола. – Что это? – спросил Эштон у Сорок первого, когда молодняк выпустили из клеток и построили перед выходом на Арену. – Сок водяного дерева, – бросил тот, лихорадочно блестя глазами. – Вода. Эштон хотел спросить, почему обычную питьевую воду приходилось добывать из ствола какого-то дерева, но тут ворота со скрипом поползли вверх, и колодец наполнился оглушительным многоголосым гулом. Арена представляла собой гигантский кратер с песчаным дном, окруженный сплошной грядой скалистых холмов. Вырубленные в них ложи амфитеатром спускались вниз, обтекая открытый каменный балкон с резными перилами, на котором стоял десяток бригенов в ярких шелковистых балахонах, с нитками сверкающих драгоценных камней на рогах. Крики, визги, щелчки и хрипы, стрекот, хлопанье крыльев, рычание – всё сливалось в единый рокот, заполняя огромную чашу Арены и отражаясь от стен. Больше всего это напоминало финал Лотереи в стеклянном шаре Селесты, – только в ложах, доверху забитых разряженными зрителями, не было ни одного человека. Здесь были существа всех форм и размеров – от маленьких юрких примов в кожаных жилетах, схваченных широкими ремнями, до гладких блестящих сектов с розовыми присосками на тонких хитиновых лапках, от драков и бригенов с крашеными рогами до огромных неповоротливых птеров, которые недовольно озирались, то и дело встряхивая острыми разноцветными перьями. Выход на Арену со стороны колодца сторожили два драка с алыми знаками ищеек на мордах. – Первые в вас, – буркнул им мастер Сейтсе, выходя из тоннеля. Торопливо обнюхав его и обоих боевых драков, ищейки пробормотали: «Во всех нас» – и расступились. Бригены в голубых кольчугах открыли решетчатый загон, в одну секцию загнали весь молодняк, в другой разместили надсмотрщиков с Семьдесят шестым и Сорок первым. Мастер Сейтсе поднялся наверх и занял ложу под балконом. На противоположном краю Арены Эштон заметил еще один тоннель, предназначенный, видимо, для противников. У входа стояли бригены в кольчугах, но ищеек не было. – Против драка может быть любое сознание, – рассеянно пояснил Сорок первый, пробуя раздвоенным языком воздух, дрожащий от всеобщего гомона. – Это не важно. Важна тушка – и ее оружие. Его слова потонули в оглушительном рычании и стрекоте. На балкон выскользнули три больших мускулистых драка; Эштон разглядел на мордах золотые треугольники, перечеркнутые косыми линиями. Это были ищейки, и, судя по тому, как бригены расступились перед ними со страхом и почтением, они занимали более высокое положение, чем Майло и те, кто сторожил выход на Арену. Следом за ищейками на балконе появились трое бригенов в длинных роскошных мантиях. У одного четыре мощных рога расходились над головой наподобие колючего нимба, у двух других спускались почти до плеч, загибаясь внутрь и образуя что-то вроде просторного костяного ворота. Все трое подняли руки в приветствии. Обладатель нимба поднялся на постамент, на котором был установлен гигантский витой раструб, и над Ареной прогремел его многократно усиленный голос: – Первые в вас, обитатели священного Города! – Во всех нас! Ответная волна прокатилась по Арене, придавив Эштона к земле. Приподняв голову, он увидел, что существа в ложах почтительно склонились перед вошедшими и замерли. – Кто это? – прошептал он Сорок первому сквозь решетку. – Триада, – ответил тот, не поднимая головы. – И их персональные ищейки. Они управляют Городом со времен его основания. Бригены в мантиях уселись в высокие каменные кресла, водруженные на постамент. Их ищейки расположились вокруг, сердито шипя на тех, кто стоял к Триаде слишком близко. Обладатель нимба слегка наклонил голову, и к витому раструбу поднялся коренастый бриген в синем балахоне. – Новые драки Ангара D13, – низкий голос прокатился над Ареной, и ложи зашевелились. – Все тренированы и готовы к первому бою. Бриген в кольчуге распахнул ворота загона с молодняком. Один из надсмотрщиков запрыгнул на спину Двести пятой.