После очередного удара хвостовой пики от одной из пластин на груди Доппеля откололся край, обнажив часть влажной пульсирующей железы. Если бы в ней была обычная кислота, на том бой бы закончился: Сорок первый спокойно проткнул бы железу пикой, разрубив связку из шести крохотных сердец секта, находящуюся точно под ней. Но внутри зеленовато-коричневой железы было что-то другое, и Эштон отметил, что драк всеми силами избегал прикасаться к этой субстанции, продолжая бить с разных сторон в панцирь. При всей своей насекомьей невозмутимости Доппель явно нервничал. Улучив момент, он с хриплым стрекотом опустился на все шесть лапок и толкнул металлический шар вперед, как в сенсорном боулинге, прокатив его по песку под брюхом противника. Тонкая серебристая нить, одним концом крепившаяся к лапке секта, размоталась, и шар остановился у Сорок первого за спиной. Драк извернулся ужом – и как раз вовремя, чтобы увидеть, как шар раскрывается, обнажая блестящие острые лепестки, и из сердцевины его во все стороны разлетаются металлические колючки с зеленовато-коричневыми капельками на остриях. Арена оглушительно ахнула – Эштон даже не услышал собственного крика. Сорок первый отпрыгнул в сторону, изогнувшись всем телом, словно в попытке проплыть между струями дождя, и приземлился в песок – без единой царапины. Несколько колючек со стуком отскочили от панциря секта: тот бросился на землю, предусмотрительно втянув внутрь конечности, жала и голову. Арена взревела от восторга – и тут металлический шар выстрелил новой порцией колючек. Ни время, ни направление следующего выстрела невозможно было угадать. Шар рассыпал свои колючки в случайном порядке, то ближе, то дальше, заставляя Сорок первого совершать немыслимые прыжки. Эштон завороженно смотрел, как он уворачивается от металлического дождя, всё больше напоминая лишенного крыльев птера, который тем не менее упрямо пытается взлететь. Роли изменились. От хитинового панциря секта легкие колючки отскакивали, не причиняя вреда. Теперь Доппель ползал за Сорок первым на брюхе, подтягивая шар серебряной нитью и прижимая противника к краю Арены, где места для прыжка совсем не оставалось. Сорок первый старался прорваться в центр, но очередная порция колючек каждый раз возвращала его на шаг назад. Несколько колючек ударились в высокий барьер Арены, и примы, занимавшие ложи первого яруса, бросились наутек. Эштон быстро взглянул на мастера Сейтсе: тот что-то шипел распорядителю в синем балахоне. Доппель подполз к самой границе барьера и дернул за нить, передвигая шар вправо. Сорок первый повернул голову, следя за ним левым глазом. Эштон закричал, толком не поняв почему. Сект, оказавшийся в слепой зоне драка, бросился вперед и молниеносно ужалил его в левую заднюю ногу, чуть ниже шпоры. Сорок первый взревел. В голосе его было столько боли и яростного негодования, что Эштона захлестнул ужас. Обернувшись к секту, наполовину зарывшемуся в песок, Сорок первый с силой опустил на него хвостовую пику, пытаясь пробить хитин. Острие вошло совсем неглубоко и застряло. Драк с трудом выдернул пику, но поднять над головой уже не смог. Его шатнуло в сторону, левая нога подломилась, и он захромал прочь от секта, волоча за собой неподвижный чешуйчатый хвост. Сорок первому удалось добраться почти до самого загона, прежде чем Доппель осторожно высунул голову из-под панциря. Не поднимаясь на задние лапки, он по-тараканьи быстро побежал вперед, держась на почтительном расстоянии от ярко-зеленой хвостовой пики. Сорок первый услышал шорох за спиной, но даже не обернулся. Его роскошные гребни опали, свисая с боков бесполезной костяной бахромой. Следом подломилась правая задняя нога, и он пополз уже на брюхе, рыча сквозь стиснутые зубы и упрямо загребая песок передними лапами. Эштон наконец понял, что произошло. Вместо кислоты железа Доппеля вырабатывала нервно-паралитический яд. Сорок первый постепенно терял контроль над собственными конечностями. Скоро он перестанет двигаться вовсе, и тогда тот, кто был внутри секта, сможет просто подойти и забрать его тело – тренированное тело драка с отточенными боевыми рефлексами, роскошными ярко-зелеными гребнями и мощной костяной пикой. Доппель всё еще держался на расстоянии, не обращая внимания на беснующиеся ложи, требующие последнего удара. Сорок первый тоже, казалось, не слышал оглушительного рева Арены: отчаянным рывком он подтянул непослушное тело к самой решетке загона и уронил тяжелую голову в песок. Драки подались назад – все, кроме Эштона. Как только ярко-зеленый глаз со змеиной щелью зрачка уставился на него, он понял, что Сорок первый проделал весь этот путь не потому, что хотел избежать неизбежного, а для того, чтобы выполнить обещание, данное перед выходом на Арену. Обещание, которое теперь имело значение не для Эштона, а для него самого. Краем глаза Эштон увидел, как Доппель привстал, сжимая в лапке стилет из голубого металла, поднял голову и замер, ожидая знака с балкона. Мастер Сейтсе в ярости грыз каменную балюстраду. Бригены Триады переглянулись и медленно поднялись со своих мест. Над Ареной повисла звенящая тишина. Не спуская глаз с Эштона, Сорок первый судорожно втянул в себя воздух пополам с песком и с усилием вытолкнул из горла хриплый рычащий слог. – Р-р-ро-о-о… Первый бриген Триады поднял вверх руки параллельно друг другу. Это был знак согласия. Арена завыла, застрекотала, захлопала крыльями. Сорок первый мучительно моргнул, и его чешуйчатое горло затряслось, подавившись очередным звуком. – Г-г-г… Второй бриген Триады вскинул руки, повторив жест первого. От третьего бригена уже ничего не зависело, так что он лениво поднял руки над головой, соглашаясь с выбором остальных. Сорок первый резко расслабил горло и выдохнул: – А-а-ан… «Нет», – то ли сказал, то ли подумал Эштон. Нет. Нет. Нет. Ярко-зеленый глаз, направленный на него, как прожектор, вспыхнул, разом осветив всё, что было внутри, и стал прозрачным – настолько, что Эштон вдруг увидел, что у него не было дна. Только уходящий в бесконечную глубину тоннель с синеватыми сполохами на стенах. Тонкий голубой стилет с мясным хрустом вошел в затылок, и из тоннеля вырвался солнечный зеленоватый запах с медным отливом. Эштон распахнул пасть и высунул язык, чтобы впитать и удержать этот запах в себе. Запах обжигал его изнутри, выжигая в груди дыру, полную боли. Дыра становилась всё больше с каждой секундой – больше, чем он сам, больше, чем вся Арена, и в эту дыру провалился весь оставшийся мир. Эштон висел в пустоте, и этой пустотой был он сам. Теплая капля попала ему между глаз, заставив вздрогнуть от неожиданности: Доппель выдернул стилет из затылка убитого драка и, отряхнув от пурпурной крови, спрятал меж пластин щербатого панциря. Эштон вытянул язык, чтобы слизать с морды каплю – единственное, что осталось у него от Сорок первого, – и его пронзил запах другого сознания, иссиня-черного и ледяного, как вода в проруби на рассвете. Этот запах, в отличие от запаха Сорок первого, был живым. Потянувшись за ним, Эштон вдруг понял, что смотрит прямо в фасеточные глаза Доппеля, словно составленные из драгоценных камней с россыпью крошечных коричневых зрачков. – Поздравляю, – раздался за спиной тонкий голос, хрупкий, как надтреснутое стекло. – Теперь ты его никогда не забудешь. Эштон резко обернулся. По ту сторону решетки старичок в синем рабочем комбинезоне невозмутимо ровнял перепаханный боями песок. – Почему? – спросил Эштон, не зная, о чем именно спрашивает. Легкие белые брови старичка затрепетали – то ли от ветра, то ли от того, что он улыбнулся. – Ты – ищейка. Любое сознание, которое ты встречаешь, оставляет в тебе отпечаток. Эштон взглянул на Доппеля. Сект уже уползал с Арены, с трудом волоча на себе мертвое тело драка, и его холодный иссиня-черный запах уползал вместе с ним. Ложи бесновались, приветствуя победителя. Не оставляй меня, то ли сказал, то ли подумал Эштон. Зачем ты меня оставляешь? – Я всегда здесь, – тонкий надтреснутый голос легко перекрыл восторженный рев Арены. – Даже когда тебе так не кажется. Глава 21. Дрейк Перед тем как направиться в один из приватных VR-салонов на окраине мегалополиса, пришлось еще раз заехать в камеру хранения юго-восточного транспортного хаба. Там лежал цифровой дешифратор, выданный Дрейку Холуэллу перед вторым внедрением и теперь числившийся украденным, как и всё оборудование и оружие, которое он получил в Департаменте и не сдал обратно. Именно поэтому Дерек Лоэнгрин предпочитал не носить с собой ни того, ни другого: при его нынешнем полулегальном статусе на Западном побережье нарваться на полицейскую проверку можно было в любой момент. Даже не глядя на прозрачный кубик из термостойкого пластика, Дрейк был уверен, что прочитать данные с чипа Мии можно только с помощью специального служебного протокола. «Кэл-Корп» защищал свою информацию динамической системой доступа, раз в пару месяцев меняя пароли на всех уровнях. Это работало как средство против коммерческих хакеров, но для Департамента защиты сознания не было ничего непреодолимого. В ночном пневмопоезде, отходившем на северо-восток, почти никого не было. Дрейк сел так, чтобы видеть обе входные двери вагона, и постарался слиться с обшивкой кресла: с краденым полицейским дешифратором в кармане лучше не отсвечивать. За пару станций до конечной он вышел на перрон и, сбежав вниз по лестнице, окунулся в холодный ночной туман, стелившийся меж бетонных опор эстакады. Западное побережье предпочитало жить, не касаясь земли ногами, – так, словно ее вообще не было. Всё, что имело значение, происходило выше пятого – шестого уровня, на насыпных площадках каскадных парков, на искусственных улицах, опоясывавших средние этажи офисных небоскребов. Но земля все-таки была – влажная, вязкая, засыпанная случайным мусором, пахнущая холодным, талым, чужим. Оскальзываясь на обрывках сгнивших коробок из разлагаемого экопластика, Дрейк двинулся дальше, забирая вправо, и скоро оказался у подножия бетонной стены, угол которой терялся далеко впереди. Это было начало развлекательного комплекса, занимавшего пару кварталов. Отыскав лестницу, ведущую на технический уровень, Дрейк поднялся наверх и прислушался. Улица над головой жила обычной ночной жизнью. Где-то рядом гудела эстакада; по искусственному покрытию то и дело цокали каблуки. Сквозь туман долетали взрывы хохота и обрывки разговоров, растворявшиеся во влажном холодном воздухе. Сидя на корточках возле ржавых перил, облепленных прозрачными каплями, Дрейку наконец удалось различить тихое жужжание дронокамеры вверху справа. Судя по звуку, она курсировала вдоль стены здания. Улучив момент, когда дронокамера развернулась и начала удаляться, Дрейк выпрямился и зашагал вперед, к светящемуся эскалатору, ведущему на уровень выше. Вход в VR-салон располагался над пустыми витринами какого-то магазина. Поднявшись по шаткой лестнице, Дрейк нырнул в бархатную темноту коридора, слегка подсвеченную неоном, и толкнул дверь, ведущую к комнатам для просмотра личного контента. Дерек Лоэнгрин был ценителем VR-порно с полным сенсорным погружением и завсегдатаем приватных салонов на обоих побережьях. Дрейк позаботился о том, чтобы платежи со счетов Дерека свидетельствовали о широте интересов и готовности к разного рода экспериментам. В среднем его сессия длилась от 20 до 35 минут: это давало возможность отсматривать данные даже с защищенных чипов – если для них не был нужен специальный служебный протокол; Дрейк не знал, сколько времени потребуется на взлом протокола, который использовался в «Кэл-Корпе», но оставаться в салоне дольше обычного получаса было опасно. Усевшись в потертое кресло из искусственной алой кожи, Дрейк вставил в гнездо подлокотника запасной чип и активировал сенсорный шлем, положив его себе на колени. Комнату наполнили приглушенные расстоянием влажные шлепки и крики: это был 34-минутный ролик о высадке инопланетных рептилий с огромными скользкими яйцекладами на один из курортных островов юго-западного побережья. Саундтрек к ролику Дрейк знал наизусть – это помогало ориентироваться во времени. Вынув из кармана дешифратор, он вставил в него чип Мии и вытянул обе антенны, между которыми вспыхнул голографический экран. В объемной проекции замелькали длинные ряды цифр и букв: начался подбор протокола для входа в массив данных. Рептилии успели отыметь по меньшей мере половину постояльцев первого класса, прежде чем на экране появилась статистика по номерам за последние две недели. На просмотр и анализ оставалось не больше восемнадцати минут, так что Дрейк сосредоточился на том, что знал: левые номера, которые скупают дельцы вроде Рогана, должны как-то поступать в систему «Кэл-Корпа» вместе с легальными, чтобы их можно было потом использовать. Он нашел их довольно быстро – это были номера «из ниоткуда»: ни до одного Центра Сновидений на всех шести континентах они не прослеживались. У каждого номера в системе был свой уникальный код, но, задав выборку по номерам «из ниоткуда» и несколько раз отформатировав ее по разным параметрам, Дрейк обнаружил в середине их кодов повторяющуюся комбинацию букв и цифр: это был маркер, отличавший левые номера от легальных в системе «Кэл-Корпа». Интересно, мельком подумал он, был ли среди этих букв и цифр номер, полученный Дрейком Холуэллом, – такой же анонимный и чужой, как и все остальные, – или Роган уже использовал его для собственного Переноса. «Только не туда, ради бога, нет!» – выдохнул испуганный мужской голос из шлема: оргия на курортном острове приближалась к кульминации. Изолировав массив номеров с комбинацией-маркером, Дрейк задал уточняющий поиск по номерам, прошедшим регистрацию, и озадаченно уставился на результат. Все левые номера проходили официальную регистрацию в системе «Кэл-Корпа» и попадали в Лотерею, где доставались успешным финалистам. Это не имело никакого смысла. По статистике, около четверти всех полученных человечеством номеров передавались в Лотерею. Даже при растущих объемах и частоте финалов «Кэл-Корп» никогда не испытывал в них недостатка. Да и зачем рисковать, выстраивая сложную теневую схему с участием множества людей, из которых каждый в любой момент мог попасться или проговориться, если уже существует точно такая же и абсолютно легальная система? …Влажные шлепки сменились разноголосым повизгиванием: до отлета инопланетных рептилий оставалось минут шесть. Дрейк задал несколько поисков почти наугад. Закономерность, которую он пытался обнаружить, была на виду, но длинные ряды цифр и букв надежно заслоняли ее от любопытных взглядов. Если бы рядом была Мия, она подсказала бы, куда смотреть, подумал Дрейк – и неожиданно вспомнил: утилизация. Раз в неделю Мия должна была заверять пересчет номеров – это происходило на звонках по утилизации. Дрейк изолировал подлежащие утилизации номера и задал поиск повторяющихся элементов в их уникальных кодах. «Да, да, да-а-а!» – сдавленно прохрипел чей-то голос и немедленно подавился. Примерно у четверти всех утилизируемых номеров в середине уникального кода тоже была повторяющаяся комбинация-маркер – но другая, не та, которой отмечались номера, поступавшие от перекупщиков. Все номера, отмеченные этой второй комбинацией, были получены абсолютно легально из Центров Сновидений на разных континентах. Но перед регистрацией в системе «Кэл-Корпа» некий скрытый алгоритм заменял часть их уникального кода комбинацией-маркером, так что при возврате первичными получателями этих номеров становились совершенно другие люди.