Система квотирования в «Кэл-Корпе» учитывала статистику по утилизации номеров, поэтому алгоритм, судя по всему, выбирал номера случайным образом. Но некоторая закономерность всё же была: всякий раз, как в систему поступал очередной номер от перекупщика, один из полученных, но еще не зарегистрированных номеров переименовывался и отправлялся на утилизацию – то есть тому, кто за него заплатил. У Дрейка закружилась голова, и он несколько раз моргнул, всё еще глядя на цифры. Это была ошеломительной красоты и точности схема продажи номеров по запросу – продажи, которая была строжайше запрещена конституциями всех шести континентов сразу после того, как открыли механизм добровольной передачи номера. Сидя в бархатной темноте приватного VR-салона, Дрейк смотрел на грандиозный воровской общак номеров, хранившийся на виду у всего человечества – в «Калипсо Корп», самой известной корпорации на планете. Значит, мой номер достался не Рогану, машинально подумал он – и вдруг понял, что уже несколько минут слушает тишину. Рептилии давно покинули остров, унося с собой обессиленные тела людей, и растворились в ледяной пустоте дальнего космоса… VR-шлем на сенсорном тросе с тихим жужжанием пополз к потолку. Сунув дешифратор и оба чипа в карман, Дрейк приложил к двери идентификатор на имя Дерека Лоэнгрина и вышел из комнаты. Слежки по-прежнему не было, но теперь он понимал, почему. В «Кэл-Корпе» прекрасно знали про утечку данных: Гатто Зильбера убрали сразу после того, как это произошло. Версия, что, допустив утечку, кто-то пытался поймать на живца заказчика этих данных, разбивалась о масштабы схемы, часть которой Дрейку удалось увидеть. По сравнению с этой схемой Дерек Лоэнгрин был песчинкой, налипшей на подошву; в убийстве его было больше мороки, чем выгоды. Зато его можно было использовать как диагностический вирус – чтобы проверить систему на прочность. Расследованию, затеянному Дрейком, никто не собирался мешать. Наоборот, ему давали подниматься по разматываемой цепочке всё выше и выше, так высоко, как только возможно, – чтобы выявить слабые места этой цепочки и понять, до какого уровня по ней в принципе можно подняться. Отработанные звенья немедленно зачищали – как Гатто. По мере того как Дрейк поднимался по цепочке вверх, ее нижняя часть просто переставала существовать, закрывая всякую возможность пройти по его следам с официальным расследованием Департамента. Что ж, подумал Дрейк, сбегая по лестнице и окунаясь в неоновые огни клубных витрин, где танцевали, соблазнительно двигая бедрами, голографические 3D-модели в полупрозрачном белье. Так я хотя бы увижу всю цепочку целиком. О том, сколько еще будет отработанных «звеньев», он не думал – точно так же, как не думал и о сотрудниках Департамента под прикрытием, когда начал войну против Рогана на Востоке. Так же, как не думал о них и Ванхортон, когда пил кофе на кухне у Лиз, убеждая ее, что она поступает правильно. Люди считают, что их решения верны, только потому, что понятия не имеют о последствиях, сказал себе Дрейк, и на всякий случай повторил это еще раз. Только так и можно принимать хоть какие-то решения. Подрочив на любимое VR-порно, Дерек Лоэнгрин обычно ехал в мотель спать. Но сейчас в этом не было особого смысла: до установления контакта со следующим звеном цепи он всё равно не был никому интересен. Следили, скорее всего, за звеньями – и это было еще одним подтверждением, что Мия – просто случайный винтик, которым некоторое время попользовались. Поискав глазами подходящую вывеску, Дрейк поднялся по сверкающему эскалатору и влился в толпу разодетой молодежи с серебристым блеском в глазах, что толклась у входа в танцевальный бар «Прио». Ему надо было подумать, а думалось ему лучше всего в оглушительном шуме и грохоте. Лиз называла это «мысленным заиканием» и говорила, что Дрейк может спокойно думать о неприятном, только если не слышит собственных мыслей. Ему не просто давали подняться выше. Его вели, обеспечивая все условия и чуть ли не подсказывая, куда наступить и за что ухватиться. Останавливаться было нельзя: когда система решит, что он достиг своего потолка, она просто уберет его за ненадобностью. Надо было продолжать карабкаться наверх – туда, где было что-то еще, на что он должен был обратить внимание. Что? Грохочущий водопад электронной музыки сбивал с ног сразу у входа и сносил посетителей вниз, на танцпол, как сухие листья с искусственного газона. Дрейк протиснулся в центр, чувствуя, как вибрируют вокруг скользкие разноцветные тела. Кто-то обнял его за талию, чья-то горячая ладонь скользнула под рубашку. Дрейк вытянул руки и ухватился за голое и жаркое, движущееся в такт с общей вибрацией, сжимаясь и разжимаясь, словно что-то быстро жуя. Комбинация-маркер, внезапно подумал он. Вряд ли она была постоянной – иначе Мие не дали бы даже войти в серверную, не говоря уж о том, чтобы выйти из Амальгамы с чипом в руках. Скорее всего, комбинацию регулярно меняют: повторяющийся набор цифр и символов в уникальных кодах может привлечь чье-то внимание. Чтобы случайным образом переименовать часть входящих номеров, используя комбинацию-маркер, нужно запросить весь массив уникальных кодов в системе «Кэл-Корпа». Это невозможно провернуть быстро и незаметно: все обращения к такому объему данных обязательно регистрируются техподдержкой и службой безопасности. Значит, запрос надо было выдать за что-то рутинное и не вызывающее вопросов. Например, за очередной пересчет статистики. …Электронное месиво прорезал холодный и гладкий, как стальная труба, голос Калипсо Скай. Это был танцевальный ремикс на что-то из золотой классики поп-звезды, записанное лет за двадцать до рождения Дрейка. «Купить пару лет», – надменно произнес голос над сходящей с ума толпой, и Дрейк скорее почувствовал, чем услышал, что подпевает, обжигаясь губами о чей-то потный бритый затылок: «Купить пару лет». Пересчеты были приурочены к запросу уникальных кодов по всем номерам – во всяком случае те, в которых Айра заставлял участвовать Мию. Сам по себе пересчет был необходим вовсе не для того, чтобы скрыть утечку: судя по данным на чипе, левые продажи были точечными и почти не влияли на общую статистику «Кэл-Корпа», оставаясь в пределах погрешности. Если бы служба безопасности по какой-то причине решила проверить любой пересчет, она не нашла бы ничего подозрительного. Тем, кто продавал номера, пересчеты были нужны только как повод запросить весь массив уникальных кодов, ни от кого не скрываясь. Именно за это отвечал Гатто – поэтому их с любовником и размазали по парковке. Жаркое дыхание огромного шевелящегося танцпола обдавало Дрейка с головы до ног, собираясь на коже каплями пота. «Хочешь купить?» – вкрадчиво спросил у танцпола холодный голос Калипсо. Дрейк опустил голову и впился губами в пахнувшую горьковатой ванилью раскаленную влажную кожу. Судя по регулярности пересчетов, комбинацию-маркер меняли каждые пару недель. Вряд ли ее пересылали по электронным каналам – даже самые защищенные цифровые транзакции можно отследить. Скорее всего, передавали напрямую – на таком же защищенном чипе, как тот, что лежал у Дрейка в кармане. Человек от «Кэл-Корпа» получал комбинацию, и при очередном пересчете ее интегрировали в некоторые из уникальных кодов. Следующий пересчет заверяет Айра. Передача комбинации-маркера должна состояться до этого момента – когда? Дрейк застонал от досады: вместо того чтобы спросить, на какой день назначили пересчет, он зачем-то поторопил Мию, сказав, что у него мало времени. Соберись, подумал он, запуская пальцы в чьи-то густые мокрые волосы. Предположим, они решат не путать следы и останутся в прежнем графике. Тогда пересчет будет, как обычно, в четверг. Передать комбинацию-маркер должны за день-два до этого. Сегодня уже суббота. У тебя есть максимум сутки на то, чтобы выяснить, где и когда состоится встреча… «Хочешь! Хочешь! Купить!» – гремело над очумевшей потной толпой. Дрейк отчаянно заработал локтями, протискиваясь к выходу. Добравшись до лестницы, он рывком подтянулся и выдернул тело из шевелящегося живого болота, с минуту повисел на перилах, хватая ртом воздух, как утопленник, которому посчастливилось выбраться на сушу, проверил на всякий случай карманы и вышел на улицу. В ближайшее время Айра вряд ли захочет пойти в «КК». Скорее всего, он будет дома. Дрейк пробил домашние адреса Айры, Гатто и Мии еще после первой встречи. Айра жил в таунхаусе на модной юго-западной окраине мегалополиса, отделенной от жилых районов победнее целым каскадом ухоженных парков. Пешеходные дорожки, посыпанные искусственным гравием, вели на разные уровни ландшафтно-парковой зоны, к частным садам, в которых прятались невзрачные дизайнерские дома за несколько миллионов кредов. Один из таких домов находился в самом конце тихой пешеходной улочки, огибавшей небольшую стоянку аэротакси. Робот-газонокосильщик последней модели лениво елозил по аккуратно подстриженному газону в поисках торчащих травинок. На открытой веранде лежала большая лохматая собака песочного цвета. Увидев Дрейка, она приподняла голову и нерешительно шлепнула толстым хвостом по дощатому полу из восстановленного дуба. – Привет, – сказал Дрейк, поднимаясь по ступенькам. – Привет. Приоткрытое зеркальное окно рядом с дверью стало прозрачным, и за стеклом проявилась коротко стриженная женщина с узким сонным лицом, завернутая в огромный махровый халат. Из халата торчала худая шея, тонкие узловатые запястья и длинные босые ступни с гибкими пальцами, в каждом из которых, казалось, было по лишней фаланге. – Департамент защиты сознания, – сказал Дрейк, приложив идентификатор к окну на уровне ее глаз. Времени было мало, а это всегда ускоряло подобные разговоры. – Ваш муж дома? Женщина подняла руку и задумчиво провела пальцами по стеклу. Широкий рукав халата сполз до локтя, обнажив припухший розоватый прямоугольник на внутренней стороне предплечья. Это был свежий патч генно-модифицированной кожи с ускоренной регенерацией: такие ставили пациентам реабилитационных центров после неудачной попытки самоубийства. – Брат, – негромко уточнила она и посмотрела вглубь дома, обнаружив такой же патч на шее, чуть ниже левого уха. – Сейчас позову. Женщина шагнула в сторону и исчезла. Дрейк заглянул в окно: в комнате на полу сидел мальчик лет шести в пижаме с разноцветными рыбками и внимательно смотрел на него. Некоторое время они молчали. Потом мальчик встал и подошел к оконному стеклу, задрав голову. Две лохматые макушки торчали в разные стороны, делая его похожим на маленького взъерошенного дракона. – Ты пришел к дяде Айре? – серьезно спросил он. Дрейк кивнул. – Ты его заберешь? – Нет, – сказал Дрейк и тут же почувствовал, что за ним наблюдают. – Мы просто поговорим, и я уеду. В оконном стекле отражался только он, край садовых качелей и кусты магнолии у самой дороги. Дрейк незаметно перенес вес с ноги на ногу, чтобы изменить угол обзора, и в стекле появился дом напротив с таким же узким зеркальным окном и теми же самыми кустами магнолии. – Там живут Драйдены, – сказал мальчик. – В прошлом году у них был котенок, но наша собака его съела. – Как тебя зовут? – рассеянно спросил Дрейк. Взгляд, который он ощущал на своем затылке, был холодным и твердым, как лазерный пистолет. – Риану, – сказал мальчик. – Но ты можешь звать меня просто Ри. – А собаку? Дрейк шагнул в сторону и сел на корточки, положив ладонь на лохматую морду песочного цвета. На дороге, скрытой кустами магнолии, чуть слышно скрипнул гравий. – Собака, – сказал Ри с затаенной гордостью. – Это я придумал, чтобы ее мог позвать кто угодно, не только мы. – Собака, – с усмешкой повторил Дрейк, и мохнатая псина, потянувшись, застучала хвостом по доскам. – Видишь, – сказал Ри, – теперь ты тоже ее хозяин. Собака подняла голову и посмотрела на Дрейка красноватыми слезящимися глазами. Сейчас за ним наблюдали уже с двух точек – из дома напротив и со стороны живой изгороди, отделявшей участок Айры от соседнего. – Дядя Айра обещал запустить со мной дрон, – внезапно сказал Ри. – В следующую пятницу. Я еще маленький, мне нельзя запускать дрон в одиночку. Почесывая Собаку между ушами, Дрейк слегка повернулся, чтобы держать в поле зрения и кусты магнолии, и о́кна дома напротив. – Разве мама не может запустить с тобой дрон? – спросил он первое, что пришло ему в голову, прислушиваясь к легкому скрипу гравия за кустами. Ри покачал головой. – Ей нельзя брать в руки острые вещи, – вздохнул он, и рыбки у него на пижаме поплыли в разные стороны. – А пропеллеры у дрона очень острые. – Ри! – надтреснутый голос Айры прозвучал резко, как выстрел. – Иди поиграй наверху. – Там мама, – насупился Ри. – Она не любит, когда я играю, а она плачет. Дверь тихо щелкнула, и на пороге показался Айра в халате поверх мятой полосатой пижамы. Ветки магнолии шевельнулись, и в угловом окне дома напротив мелькнуло смазанное отражение темного силуэта. Выйдя на крыльцо, Айра закрыл за собой дверь и прижался к ней спиной, словно защищая вход собственным телом. Собака глухо зарычала, капая слюной на лапы: с левой стороны зубов у нее не было вовсе. Дрейк не спешил подниматься, глядя снизу вверх на пепельного цвета лицо под спутанными вихрами, черные круги вокруг глаз и мелко дрожащие синеватые губы. Айра боялся, это было ясно как день. Вот только – чего именно? – Только из рехаба? – спросил Дрейк, кивнув на прихожую, где женщины уже не было. Айра дернул головой, острый кадык заходил вверх-вниз по цыплячьей морщинистой шее. – В четвертый раз за полгода, – вполголоса произнес он. – Жена не хотела, чтобы я опять ее забирал, но… ей просто некуда больше пойти. И Ри… Дрейк повернулся к окну. Ри стоял, прижав ладошки, губы и нос к стеклу, и смотрел на него в упор. Из глубины тихих внимательных глаз медленно всплывало что-то до боли знакомое. Дрейк понял, что совершенно не хочет с этим встречаться – особенно здесь, сейчас. – Пройдемся? – бросил он Айре, поднимаясь и отходя от Собаки. Айра качнулся вперед, ухватившись за перила веранды, и бросил умоляющий взгляд на Дрейка. – Вы же обещали, – сиплым от ужаса голосом произнес он. Дрейк с любопытством взглянул на него. Вряд ли Айра всерьез ожидал, что сейчас гость отведет его подальше в кусты магнолии и пристрелит. О том, что его уберут после этого разговора, он, скорее всего, не знает. Чего же он так боится? – Не припомню, чтобы в нашу последнюю встречу я что-нибудь вам обещал, – холодно сказал Дрейк, направляясь к дороге.