– Верно, – усмехнулся мастер Сейтсе. – Я, как всегда, тебя спас. – Нари придется выкинуть, – сказал Халид, поднимаясь и подхватывая личинку под брюхо. – Проклятый драк успел ее обслюнявить. Я возмещу ее стоимость Ангару втрое. – Не спеши, – произнес мастер Сейтсе, глядя на Эштона. – Может, Сто двадцать пятый хочет съесть ее при нас? Напоследок. Халид повернулся и тоже посмотрел на Эштона. В его взгляде была та же мучительная просьба, что и в янтарных глазах Иффи-фэй, – и Эштон поспешно отвернулся, чтобы она так и осталась просьбой, которую он не смог разобрать. – Личинка отравлена, – услышал он собственный хриплый голос. – В ней яд гхиары. Охристое сознание Халида вспыхнуло ослепительно-белым, словно в самом центре его разорвалась шаровая молния. Ролло, забывшись, изумленно взглянул на него, слегка опустив излучатель, – он, как и его сообщники, ничего о яде не знал. – Вот как, – усмехнулся мастер Сейтсе, глядя на Халида. – Нейропаралитик, который лишает движения и превращает тушку в тюрьму для запертого внутри сознания. Кому же предназначалась эта личинка – мне? Над площадкой повисла зловещая тишина. – Он лжет, – произнес наконец Халид, прижимая личинку к груди. – Чтобы избежать наказания. – Да? – Мастер Сейтсе повернулся к Эштону и смерил его задумчивым взглядом. – Может быть. Но это очень легко проверить. Его бордово-коричневое сознание было спокойным и гладким, словно хорошо отшлифованный камень. Эштон почувствовал, как на спине против воли поднимаются гребни. – Ешь. – Мастер Сейтсе повернулся к Восемнадцатому и ткнул когтистым пальцем в личинку. – Я?! – ужаснулся Восемнадцатый. – Но ведь я… – И замолчал, стоило мастеру Сейтсе легонько тряхнуть цепью. – Ты думал, я скормлю эту личинку потенциальному чемпиону Ангара? – сказал мастер Сейтсе. – За идиота меня принимаешь? Восемнадцатый отчаянно замотал головой. Мастер Сейтсе улыбнулся всей пастью, показав зубы. – Вот и хорошо, – сказал он. – Дай ему личинку, Халид. Под прицелом четырех излучателей прим медленно протянул Восемнадцатому извивающееся полосатое тельце. Тот взял его в лапы и оглянулся на мастера Сейтсе с последней безумной надеждой. Мастер Сейтсе спокойно ждал. Восемнадцатый осторожно прокусил толстую кожу личинки и тремя судорожными движениями всосал в себя содержимое. Пустая оболочка выпала из перепончатых пальцев на землю. Восемнадцатый тяжело опустился на все четыре лапы, помотал головой – и вдруг встрепенулся. – Я ничего не чувствую, – радостно произнес он. – Яд подействует на следующий день, – сказал мастер Сейтсе. – Если он был, конечно. Чуть заметно дернув хвостом, драк повернулся к надсмотрщикам. – Восемнадцатого – на цепь. Сто двадцать пятого – тоже. Я сам выбью сознание из тушки любого, кто к ним подойдет. Мастер Сейтсе передал поводок Восемнадцатого стоящему рядом бригену и посмотрел на Эштона. – Если с ним ничего не случится, – сказал он, – тебя казнят. Я не потерплю вранья у себя в Ангаре. – А что с Халидом? – один из бригенов нерешительно поднял излучатель. – Как это что? – удивился мастер Сейтсе. – Он свободен. Эштон почувствовал, как в глубине охристого сознания метнулся страх, смешанный с терпкой надеждой. – Первые в вас, мастер Сейтсе, – медленно произнес Халид, не спуская внимательных глаз с огромной зубастой рептилии, лениво шевелящей гребнями. – Во всех нас, Халид, – добродушно сказал мастер Сейтсе. – Во всех нас. Иди. Прим сделал полшага назад. Никто из надсмотрщиков не сдвинулся с места. Прим сделал еще полшага, всё еще глядя в змеиные глаза мастера Сейтсе, в которых не отражалось ничего. Эштон приоткрыл пасть, но даже он не смог уловить хоть что-то, кроме обычного бордово-коричневого запаха. Халид отступил еще на шаг и повернулся, чтобы уйти. В то же мгновение мастер Сейтсе выхватил парализатор, и тонкий красный луч ударил в затылок прима – туда, где в густой зеленоватой шерсти серебрился сложный узор чипа. Выгнувшись всем телом, словно кто-то дернул его за голову, Халид рухнул на землю. Мастер Сейтсе подошел к нему, переключил рычаг на парализаторе, приставил к неподвижному меховому затылку и еще раз нажал на спуск. Тело Халида конвульсивно дернулось, и серебряный чип погас. – Я же сказал, – прошептал мастер Сейтсе, наклонясь к самому уху прима, – у себя в Ангаре я вранья не потерплю. Бесчувственного Халида с деактивированным чипом оттащили к рабочим баракам и сбросили в штрафной вольер. Эштона и Восемнадцатого приковали к стене у ворот. Выезд пришлось отменить. Весь следующий день Эштон пролежал неподвижно, глядя, как Восемнадцатый метался из стороны в сторону, гремя цепью и встряхиваясь. Паника пожирала его сознание, словно пламя, в которое швырнули сухой соломы; даже закрыв глаза, Эштон чувствовал запах гари, тянувшийся от всех его мыслей и устремлений. Когда красное солнце опустилось за крыши бараков, напоследок брызнув багровым на пыльную землю, у Восемнадцатого начала отниматься правая задняя нога. Утром к воротам пришел мастер Сейтсе. Восемнадцатый всё еще бегал, насколько позволяла цепь, словно движение могло остановить перемены, происходившие с его телом. Он уже явственно подволакивал правую ногу; к полудню она перестала сгибаться в колене. Бой, в котором должен был участвовать Эштон, начался бы как раз в полдень. Еще через пару часов, когда Восемнадцатый рухнул на брюхо, волоча за собой непослушный тяжелый хвост, ворота Ангара открылись, пропуская две черные бронированные гиросферы с серебристым знаком на боках – круг, перечеркнутый тонкой вертикальной линией; это был знак Банка Памяти. Из одной гиросферы вылезли два высоких бригена в кольчугах поверх коротких алых балахонов. К другой подвели Халида. С него уже сняли цепь-портупею и срезали угольно-черную кисточку на хвосте вместе с вплетенными лезвиями. Из одежды оставили только металлический намордник, застегнутый кожаными ремнями на затылке. Намертво скрепленные между собой литые голубоватые браслеты стягивали запястья за спиной. Втянув в себя воздух, Эштон с удивлением почувствовал охристый запах спокойствия, исходивший от прима. Бриген в кольчуге хлопнул по гиросфере, и бронированная дверь поднялась, открыв круглую черную дыру. Халида толкнули в спину, но он как-то вывернул голову и обернулся туда, где, вывалив длинный раздвоенный язык, сидел на цепи фиолетовый драк с острыми алыми гребнями. В темно-красных глазах прима снова была мучительная просьба – только теперь Эштон заставил себя досмотреть до конца, до самого последнего слова, которое было не словом, но цветом и запахом, переливавшимся из теплого охристого сознания в другое, распахнутое ему навстречу. В следующее мгновение Халида втолкнули в гиросферу, и черная бронированная дверь опустилась, отрезав его от мира. Глава 26. Мия На повороте к станции Рио-Гранде пневмопоезд внезапно выскочил из тумана, и косые лучи закатного солнца брызнули в окна, проткнув вагон, как шпажки для канапе. Мия поморщилась и попыталась сесть поудобнее. К концу дня, заполненного совещаниями, которые шли одно за другим, не оставляя времени даже на то, чтобы сходить в туалет, голова начинала раскалываться, а поясница горела так, словно в позвоночник по капле заливали расплавленное олово. Она никогда не думала, что руководитель отдела политкоррекции настолько не принадлежит себе. Пятничные зависания Айры в «КК» больше не вызывали у нее удивления, как и его боязливая жестокость во время секса. В конце дня, поднимаясь с рабочего кресла и убирая затемнение стен кабинета, где она провела двенадцать часов подряд, Мия с недоумением оглядывалась по сторонам. Ей казалось, что весь окружавший ее мир появляется вечером, когда она заканчивает работать, и исчезает рано утром, когда она выходит из пневмопоезда и проходит сквозь турникеты. Иногда Мия думала, что так и жила всегда, хотя с того вторника прошло всего две недели. Как и сейчас, она возвращалась с работы – только гораздо позже, на десятичасовом пневмопоезде, потому что никак не могла заставить себя подняться и пойти через коридор мимо всё еще опечатанных дверей кабинета Гатто. От станции к дому она шла пешком, и к кабине лифта с анти-ультрафиолетовой тонировкой, что должна была отнести ее на 54 этаж, подошла уже ближе к полуночи. Он скользнул между закрывающимися дверями – быстро и бесшумно, как тень. В первый момент Мия подумала, что это и есть тень от луны, упавшая на гладкую тонированную поверхность. Но потом она увидела глаза – бесцветные, цепкие и одновременно пустые, как две дырки в черепе, сквозь которые видны были уходящие вниз огни жилого комплекса, – и закричала. Качнувшись вперед, он зажал ей рот прежде, чем она успела услышать собственный крик. От него пахло солью, болотом и еще горечью – Мия почувствовала ее у себя на губах вместе с мелкой дрожью. К 32 этажу она поняла, что это дрожит его рука. Они так и ехали, глядя друг другу в глаза, пока лифт не остановился на пятьдесят четвертом. За спиной у Мии с тихим шорохом разошлись двери, и они шагнули в холл вместе, с левой ноги, словно в старинном танце, где двое несут объятие, сжатое между ними, как наполненный газом шар. Он довел ее до двери, подождал, пока она дрожащими пальцами нащупает в кармане карту-ключ, и втолкнул – так же, спиной вперед – в квартиру. Дверь защелкнулась, погрузив их во мрак, и Мия почувствовала, что ее больше никто не держит. – Свет! – закричала она, отшатнувшись, и неловко оступилась на каблуках. Пистолет лежал в платяном шкафу, на полке с шарфами, которых она всё равно не носила. Мия так и не смогла придумать для него место и время от времени перекладывала из одного шкафа в другой, всякий раз удивляясь его холодной металлической тяжести. Сейчас, сунув руку в шарфы, она сразу нащупала твердую рифленую рукоятку. Вспыхнувший прямо над головой свет резанул по глазам. Мия дернулась – яркие дизайнерские шарфы посыпались ей под ноги. Она обернулась к двери, выставив перед собой пистолет и лихорадочно пытаясь нащупать спуск. Дерек Лоэнгрин сидел на полу, привалившись к двери спиной, и молча смотрел на ее пальцы, скользящие по металлическому корпусу. – Сначала предохранитель, – наконец просипел он, словно ему было трудно выталкивать из себя воздух. – Круглая кнопка справа. Вздрогнув от неожиданности, Мия быстро нажала на пластиковый кругляшок. Пистолет щекотно и коротко завибрировал у нее в ладони. На всякий случай она вцепилась в него обеими руками. – Теперь спуск, – еле слышно прошептал Дерек. – Под указательным пальцем внизу. Мия нащупала кнопку спуска. Дерек равнодушно смотрел на нее, и в его бесцветных глазах не было ничего, – словно существо, сидевшее у него внутри и целившееся наружу через эти глаза-бойницы, ушло или даже умерло, оставив только холодную гулкую пустоту. Руки у Мии устали, и она опустила пистолет. Дерек не шелохнулся. Тогда она подошла ближе и, скинув ненавистные туфли, осторожно опустилась на пол. С ног до головы Дерек был покрыт грязью. На лице, затянутом ссохшейся серой коркой, выделялись одни глаза, разорванную одежду покрывали белесые и бурые разводы, о происхождении которых Мие не хотелось даже думать.