– Я бы тоже сбежал, – ухмыльнулся прим. – Им же там ничего не светит. – Не скажи, – второй сект просунул тонкую лапку между прутьями клетки, щупая мясистые ляжки птенцов. – Заработать на Арене токен – это тебе не птичками торговать. – И что, кому из них удалось его заработать? – Прим фыркнул и, ухватив связанных птенцов покрепче, с размаху ударил головами о край прилавка. – Одному какому-то удалось, – первый сект забрал у торговца связку бессильно повисших птичьих тушек. – Около двадцати Совмещений назад. – Столько не живут, – хохотнул прим, стирая с прилавка кровь и мозги из разбитых птичьих голов. – Особенно драки из D13. – А кто сбежал? – изможденный бриген протиснулся ближе к клеткам. – Есть описание тушки? – В Городе наверняка уже есть, – буркнул сект, цепляя птенцов к портупее под пластинами своего панциря. – Но они ж там считают, что нам здесь лишние токены ни к чему. Так что до нас это всё дойдет только через пару дней – когда его уже там поймают. – Хотя если у него есть мозги, то прячется он где-то здесь, а не в Городе, – ввернул второй сект. – Там же харкнуть негде – обязательно попадешь в «памятника» со сканером чипа. – Если у него есть мозги, он будет держаться отсюда подальше, – возразил бриген. – Чистых драков на Периферии раз-два и обчелся. Есть описание, нет – охота за ними начнется, как только сюда дойдет слух о побеге. Считай, что уже дошел. Он обернулся и посмотрел прямо на Эштона. В мутноватых янтарных глазах прочесть нельзя было ничего, и Эштон в очередной раз пожалел, что оказался в тушке, которая не видит чужих сознаний. Секты тоже смотрели на него, шевеля фасеточными глазами. У прилавка повисло молчание, прерываемое только клекотом толстых птенцов, безуспешно пытавшихся вырваться на свободу. Эштон оскалился и попятился, приподняв гребни. – Эй! – крикнул ему прим, берясь за рукоять длинного тесака, торчавшего из-под прилавка. – Хочешь птенца – гони койны. Или проваливай! Эштон раскрыл было пасть, чтобы ответить, и тут же захлопнул. Преобразователь остался на фиолетовой тушке ищейки – как и портупея с чехлами и кошельком, делавшая его похожим на свободного горожанина. Голод, что выгнал его из укрытия и привел на рынок, сыграл с ним злую шутку: здесь, в окружении невидимых для него, но явно враждебных сознаний, Эштон был голым и беззащитным, как слепой котенок. Двое сектов, не успевшие купить птенцов, отодвинулись от прилавка и качнулись к нему, приподняв ядовитые жала. Изможденный бриген, стоя за хитиновыми спинами, сунул руку в чехол, выдернул короткий витой рог и поднес к губам. Эштон развернулся и бросился в первый попавшийся переулок. Резкий сигнал прозвучал за его спиной и слился с топотом, к которому немедленно присоединилось бряканье тяжелых кольчуг и перезвон лезвий на хвостах у гвардейцев-примов. Догнать бегущего драка могли разве что секты, но они остались у прилавка с птенцами – в этом Эштон был почти уверен. Ориентироваться приходилось только на слух: без своего дара ищейки он даже не мог понять, сколько тушек за ним гонится. Эштон несся вперед, расталкивая редких прохожих, то и дело сворачивая в сторону и протискиваясь между лепившимися друг к другу домишками, пока звон и бряканье не заглохли где-то вдали и он не выскочил, задыхаясь, на пустынную улочку под стеной, откуда было уже рукой подать до спасительного тупика. Фиолетовая тушка ищейки лежала на месте, опустив гребни и плотно закрыв глаза. Эштон вздохнул и с облегчением стряхнул с себя обозленное голодное тело Сорок первого. Надо было уходить – то ли с Периферии, то ли вообще из Города. Эштон понятия не имел, что́ было за крепостной стеной, но здесь с каждым днем становилось опаснее, особенно в теле драка. Даже если ему удастся раздобыть себе другую тушку, сколько времени понадобится на ее лечение? – У тебя столько нет, – с готовностью произнес хрупкий стеклянный голос. Старичок стоял у дыры в земле и смотрел на него с любопытством исследователя, наблюдающего за ходом интересного, пусть и бессмысленного эксперимента. – Знаю, – вяло огрызнулся Эштон. – Как насчет сказать мне что-нибудь новое? – Например? – Старичок весь подобрался, словно в ожидании замысловатого паса в виртуальной игре в мяч. – Что мне делать? Эштон промямлил первое, что пришло ему в голову, не рассчитывая на ответ. Но старичок вдруг почесал переносицу и очень серьезно сказал: – Уходить из Города, разумеется. – Как? – От неожиданности Эштон присел на хвост. – За ворота выпускают только охотников. – Именно, – кивнул старичок. – Хорошо, что нескольких ты уже знаешь. Эштон вспомнил незадачливую троицу примов, что привели его к мастерской. Им нужны были именно драки – их добывали для неведомого заказчика, на которого работало сознание с лавандовым запахом. Примы-охотники были его пропуском за Горизонт. Пошевелив языком, Эштон вспомнил их запахи: одноглазый пах резким кирпичным цветом; тот, что был покрыт шрамами, отдавал бледно-зеленым. Крапчатый запах сознания молодого напоминал черничный шербет. Узнать их в толпе не представляло труда, надо было лишь оказаться в нужном месте в нужное время. Оставался вопрос с тушками. Фиолетовая видит чужие сознания; это будет большим подспорьем в экспедиции с примами, которые промышляли тем, что выманивали драков за Горизонт и убивали, выдавая за несчастный случай. Зеленая тушка ловчее и выносливее в бою. В минуту опасности Эштон сможет просто довериться ее смертоносным инстинктам, отточенным в Ангаре и на Арене. Но в теле Сорок первого слишком много чужого. Непонятная сущность, которую Эштон не мог даже толком почувствовать, ощущалась как темное пятнышко на самой границе зрения, ускользающее от прямого взгляда. Эштон время от времени тряс головой, пытаясь вытряхнуть ее из себя, словно камешек из ботинка, но она по-прежнему оставалась с ним, куда бы он ни пошел и что бы ни делал, – как молчаливое напоминание, что тело, в каком он жил, на самом деле ему не принадлежало. В фиолетовой тушке такого не было – или Эштон уже к ней привык и не чувствовал ничего чужого. К тому же без дара ищейки разыскать троих примов в лабиринте периферийных улочек было практически невозможно. И потому он продолжал рыскать по рынку и его окрестностям в «родном» теле, тщательно избегая патрулей и оттягивая момент, когда надо будет принять окончательное решение. Через несколько дней ему повезло. В переулке у крепостной стены, куда Эштон свернул, обходя патруль, он почуял резкий кирпичный запах, мешавшийся с бледно-зеленым. Припав к земле, он услышал перезвон лезвий и негромкие голоса: охотники двигались по параллельной улочке прочь от Лесных ворот. Эштон двинулся следом, держась за домами. Разобрать, что́ примы говорили, на таком расстоянии было непросто. Кажется, обладатель бледно-зеленого сознания жаловался на кого-то по имени Шукра, а второй говорил, что в экспедиции без него всё равно не обойтись. – Он меткий стрелок, – услышал Эштон, подобравшись ближе. – Кто еще может одним выстрелом перебить сразу обе дыхательные трубки? – Я могу, – буркнул бледно-зеленый. – Если подойду поближе. – Именно, – судя по звону, обладатель кирпичного запаха дернул хвостом. – Зачем подходить близко к драку, если можно завалить его издалека? – У нас пока нет никакого драка, – бледно-зеленый фыркнул. – А экспедиция на носу. – Будет, – уверенно произнес кирпичный. – Между закатами Шукра ждет нас у дядюшки Бо. У него кто-то есть на примете. Решив, что услышал достаточно, Эштон замер, прижавшись к глинобитной стене домика. Голоса и запахи двинулись дальше и скоро исчезли, растворившись в пропитанном пылью воздухе. Таверна дядюшки Бо находилась у крепостной стены за оружейными рядами. Это было приземистое здание, сложенное из грубых камней и покрытое металлическими листами. Днем, когда Эштон пробегал мимо, там было тихо и пусто, если не считать пары сектов, лежавших на пороге с кожаными бурдюками, наполненными мутноватой жидкостью с отчетливым запахом плесени. Таверна оживала между закатами, когда белое солнце скрывалось за крышами и Периферию окутывали багровые сумерки. Предложить себя примам в качестве компаньона было проще простого. В том, что они согласятся, Эштон не сомневался. А о том, что он будет делать, оказавшись за крепостной стеной вместе с охотниками, для которых его тушка была ценной добычей, он старался не думать. Вернувшись в тупик, он еще раз взвесил все «за» и «против». Тело ищейки гораздо удобнее. Но рассчитывать на то, что его описание еще не достигло ушей охотников, по меньшей мере легкомысленно. Охотники не должны знать, что у него не одна тушка драка, а целых две. Значит, фиолетовую тушку с алыми гребнями надо спрятать – и получше. Остаток дня ушел на то, чтобы вырыть под каменным забором длинную яму. Сняв с тушки ищейки портупею и преобразователь, Эштон залез в подвал мастерской и выгреб оттуда почти полбочонка перетертой смолы хондра. Спихнув тело в яму, он засыпал его смоляными хлопьями, забросал землей и положил сверху металлические листы внахлест, так что ямы не было видно, даже если подойти к ней почти вплотную. Потом надел преобразователь, прицепил к портупее кошелек с койнами и выскользнул из тупика, ловя ярко-зелеными гребнями лучи заходящего белого солнца. До таверны Эштон добрался уже в сумерках. Двери были открыты настежь; изнутри доносились громкие подвыпившие голоса. За грубыми каменными столешницами, разбросанными там и сям без видимого порядка, сидели, стояли и даже лежали представители причудливой периферийной фауны: примы с рогатыми бригенскими головами, неуклюжие клоны сектов, бригены с хитиновыми лапками вместо рук… Драков – во всяком случае, целых – в таверне не было, хотя Эштон насчитал как минимум восемь тушек, украшенных чешуйчатыми «запчастями» – в основном гребнями, хвостовыми пиками или перепончатыми когтистыми лапами. За прилавком, установленным на небольшом возвышении в дальнем углу, восседал сам дядюшка Бо – жирный бриген в кожаном фартуке на голое тело, с головой и мохнатыми ручищами прима, свисавшими до земли. За его спиной был выход на кухню, откуда то и дело выскакивали проворные секты с подносами – разносили по столам миски с зеленоватой бурдой и кружки с мутной белесой жидкостью, пахнущей плесенью. Сам Бо не ел и не пил; его маленькие темные глазки ощупывали каждого посетителя, следя за тем, кто за что заплатил и не намечается ли пьяная драка. Охотники сидели в углу у самой стены. Чувствуя на себе настороженные взгляды посетителей и официантов-сектов, Эштон протиснулся между столешницами и подошел к примам. Все трое разом замолчали. Одноглазый сидел к Эштону спиной, но даже не шевельнулся. Молодой поднял испуганные глаза и сунул руку под стол, нащупывая оружие. Прим, покрытый шрамами, пробормотал что-то сквозь зубы; редкая шерсть у него на плечах встопорщилась. Эштон вдруг понял, что совершенно не представляет, как начать разговор, и потому сказал первое, что пришло в голову: – Говорят, у вас экспедиция. – Кто говорит? – молодой сверлил его взглядом, словно пытаясь прочесть мысли. – Люди, – как можно беспечнее сказал Эштон и пожал плечами для верности. Примы переглянулись. – Где ты нашел здесь людей? – буркнул охотник со шрамами, и все трое неожиданно расхохотались. Эштон вежливо осклабился. Отсмеявшись, одноглазый ткнул в него когтистым пальцем и спросил молодого: – Это твой, Шукра? – Нет, – сказал тот, внимательно глядя на Эштона. – Мой всё еще думает. Одноглазый наконец повернулся и смерил Эштона цепким взглядом, задержавшись на острых зеленых гребнях и шраме поперек морды. – А ты, значит, уже всё придумал, – задумчиво произнес он. Эштон кивнул. – Ну, садись, – вздохнул одноглазый и махнул рукой, подзывая секта с подносами. – Рассказывай. Охотники сидели на грубо обтесанных чурбаках. Вокруг стола свободных чурбаков не было, так что Эштон уселся на задние лапы, словно кошка, обернув вокруг себя хвост. Легенда, которую он придумал, пока шел к таверне, была безыскусной. Он жил на окраине Города, поиздержался, изначальная тушка пришла в негодность, и теперь ему надо заработать хотя бы на мастерскую для нее, а лучше – сразу на клон. Всем известно, что самый быстрый способ заработать – это вписаться в экспедицию за Горизонт. Поэтому он здесь. – Как тебя зовут? – спросил одноглазый, подождав, пока сект поставит на столешницу четыре мятые кружки и уйдет. – Тон, – сказал Эштон, вовремя вспомнив совет Сорок первого по поводу настоящих земных имен. – Шукра, – одноглазый указал на молодого. – Этот изрезанный – Рихну. А я Коул. Эштон кивнул всем по очереди. Ни одно из этих имен, конечно же, не было настоящим, но различать охотников между собой стало немного проще.