Я снова пролез под канаты, но вместо того, чтобы уйти, решил подождать Беннета. Понаблюдал несколько минут за работой судей, но из-за скопления народа видно было плохо, и я вышел прогуляться. Перед павильоном никого не было, так как все сгрудились вокруг выводного круга, поэтому я сразу заметил одинокую девушку, тем более что узнал ее. Нэнси Осгуд, а это была она, прежде чем войти в один из павильонов, украдкой оглянулась по сторонам. Либо она хотела остаться незамеченной, либо у меня взыграла фантазия. Если она и действовала инкогнито, я не обязан был совать нос не в свое дело, но профессиональное любопытство взяло верх, и я осторожно подошел к павильону и проскользнул внутрь. Нэнси я не увидел. В павильоне было полно коров, на сей раз черно-белых, в конце прохода стояло несколько посетителей, но Нэнси исчезла. Я неспешно зашагал между двумя рядами коровьих хвостов. Посередине павильона с левой стороны было отгорожено стойло, в котором коров не оказалось. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что Нэнси Осгуд находится там. Рядом с ней стоял Джимми Пратт, а на полу громоздилась изрядная куча соломы, из которой торчали вилы. Я хотел было пройти дальше, но меня заметили. Голос Джимми звучал угрюмо и неприветливо: – В чем дело? – Ничего, все в порядке. Надеюсь, у вас тоже. – Я двинулся дальше, но Джимми остановил меня еще менее приветливо: – Что ж, оставайтесь, посмотрите, послушайте. Чем больше узнаете, тем больше донесете. – Не надо, Джимми! – Голос у Нэнси был очень расстроенный, она повернулась ко мне, и я увидел, что глаза у нее воспалены еще больше, чем утром. – Вы следили за мной, мистер Гудвин? Зачем? Кое-кто из посетителей стал проявлять нездоровое любопытство, я вошел в стойло, чтобы не привлекать ненужного внимания. – Следил, – признался я. – Целых сорок секунд. Случайно заметил, что вы с заговорщическим видом входите в павильон, и решил разнюхать, в чем дело. – Я окинул взглядом молодого Пратта. – Какая удача, что вы учитесь на архитектора, а не на дипломата. Вам недостает обходительности. Вот, например, у вас тайное свидание, и вы подозреваете, что я могу донести, тогда меня следует умасливать, а не раздражать. – Ну, в таком случае… – Он полез в карман. Я не мешал ему. Он извлек скудную стопку купюр, из которой выдернул десятку, протянул мне, криво улыбнулся и спросил: – Этого хватит? – Премного благодарен. Очень щедро с вашей стороны. – Я собрался было сунуть деньги в карман жакета Нэнси и сказать, чтобы она купила себе чулки, но в этот миг к нашей троице присоединился долговязый малый в комбинезоне и с вилами. Едва удостоив нас взглядом, он принялся перетаскивать солому. Я прервал его деятельность, помахав перед его носом праттовской десяткой: – Слушай, приятель, я из дирекции. Мы там решили, что вы слишком много вкалываете. Прими это в знак признательности. – Чего-чего? – вылупился он. – Не пытайся понять, бери, раз дают. Перераспределение богатства. Разновидность коммунизма. – От дирекции? – От нее самой. – Чтоб мне провалиться! Они, видать, с ума там все посходили. – Он взял бумажку, осмотрел с двух сторон и положил в карман. – Что ж, спасибо. – Не стоит благодарности. – Я великодушно махнул рукой. Долговязый подцепил на вилы чуть ли не четверть всей соломы и потащил куда-то. – Вы же сами сказали – умаслить, – обиженно произнес Джимми Пратт. – Кто знал, что вы строите из себя Робин Гуда? – Он повернулся к Нэнси: – Все равно он знает и о Бронсоне, и о расписке Клайда. А если твой отец узнает, что мы встречались… Я был крайне рад, что он обернулся к Нэнси, поскольку это предоставило мне возможность проверить то, что мучило меня последнюю минуту. Конечно, я не лишен самообладания, но все же я не деревянный истукан, так что до сих пор удивляюсь, что в тот миг ничто на моем лице не выдало меня. Дело в том, что, когда детина в комбинезоне уволок кипу соломы, моим глазам кое-что открылось. Незаметно пошевелив ногой, я дотронулся носком ботинка до предмета, который был явно не соломенный, и, осторожно взглянув вниз, я понял, что это такое. Из-под соломы выглядывал сделанный на заказ коричневый полуботинок и полоска носка. Итак, как я уже сказал, я был рад, что Джимми обернулся к Нэнси, поскольку это позволило мне как бы невзначай шаркнуть ногой и снова прикрыть ботинок соломой. Нэнси обратилась ко мне: – Наверное, мне не следовало так поступать после того, как мистер Вулф обещал помочь, но сегодня утром я встретилась с Джимми, и мы… поговорили… Я сказала ему о расписке и о том, что она все еще у Бронсона… Он хотел что-нибудь предпринять, но я сказала, что ничего не надо делать, не посоветовавшись сперва с мистером Вулфом… Мы решили встретиться здесь в два часа и обсудить… Я незаметно пододвинулся к месту, откуда мог достать рукоятку вил, торчавших из середины соломенной кучи. Не спуская глаз с Нэнси и предупредительно кивая, я одной рукой начал как бы невзначай перебирать солому. Наконец кончиками ногтей двух пальцев – это не оставляло отпечатков – я провел вдоль одного из зубцов и уперся во что-то. Несколько секунд я аккуратно ощупывал встретившуюся преграду, потом медленно убрал руку. – Зачем вы водите ее за нос? – не выдержал Джимми. – Либо вы и ваш Вулф будете вести честную игру, как он обещал… – Водим за нос? – Я ухмыльнулся. – Ни в коей мере. Не знаю, как насчет честности, но мы с Вулфом всегда выполняем то, что он обещает. Только вы, ребята, осложните нам дело, если будете вести себя так неосторожно. С Осгудом и так хватает хлопот. Ради бога, отложите примирение на день-другой. Вас же все здесь знают, а вы стоите тут вдвоем для всеобщего обозрения. Если послушаетесь меня, то гарантирую, что мы с Вулфом будем немы как рыбы, а мистер Осгуд никогда не увидит расписки. – Что вам от нас нужно? – хмуро спросил Джимми. – Разойдитесь. Разлучитесь. Немедленно. Джимми пойдет в одну сторону, а мы с Нэнси в другую. – Он прав, Джимми. Мы и впрямь сваляли дурака, но ты настаивал… – Хватит, пошли. За последние три минуты человек десять останавливалось поглазеть на нас. – Но я должен знать… – Черт побери, делайте, что вам говорят! – Прошу тебя, Джимми!.. Он взял ее за руку, посмотрел в глаза и два раза произнес ее имя с таким видом, словно оставлял девушку связанной на рельсах перед приближающимся поездом. Наконец мне удалось увести Нэнси. Мы вышли с ней в проход и повернули направо к той двери, через которую я вошел. Снаружи я взял ее за локоть и начал отчитывать: – Вы вели себя сумасбродно. Конечно, эмоции есть эмоции, но и голова на плечах должна быть. Примчаться за помощью к Джимми Пратту, когда у вас есть сам Ниро Вулф! Уходите отсюда. Кажется, вы договаривались встретиться с отцом. Идите туда, ждите его и думайте. Это иногда не лишнее. – Но я не… Вы говорите, словно я… – Ничего подобного. Все нормально. Извините, я спешу по делам. Я оставил ее в толпе и заработал локтями, пробиваясь против течения туда, где можно было попытаться собраться с мыслями и не поддаться панике. Минут через пять я добрался до методистской закусочной. Вулф все еще сидел за столиком на складном стуле, вид у него был пренесчастный. Пожалуй, никогда ему еще не приходилось переваривать приличный обед в такой тяжелой обстановке. Увидев меня, он нахмурился: – Ну? Как Беннет? Я сел, почтительно кивнул и заговорил сдержанным тоном: – Я должен сделать краткий, но томительный доклад. Пункт первый: Беннет будет здесь минут через десять. Так он сказал. Пункт второй: в павильоне со скотом я выследил Нэнси Осгуд, обсуждавшую с Джимми Праттом, как заполучить бумагу, которая лежит у меня в кармане. Пункт третий: в этом же павильоне под кучей соломы я обнаружил Бронсона, мертвого, с воткнутыми в сердце вилами. О последнем пункте, кроме меня, никто не знает… Или не знал, когда я уходил. Вулф слегка приоткрыл глаза и тяжело вздохнул: – Глупец. Я же говорил ему, что он глупец. Глава 15 – Угу, – кивнул я, – вы еще сказали, что подозреваете, будто он собирается совершить тяжкую ошибку, быть может даже роковую. Мадам Шастэ здесь, на ярмарке, называет это предсказанием будущего и берет десять центов. – Я выудил из кармана две мелкие монетки и всучил их Вулфу. – Падаю перед вами ниц. Как вам это удается? Он даже не взглянул на честно заработанный гонорар. – Проклятье! – буркнул он. – Опять опоздали. Вчера вечером надо было позвонить Солу или Фреду, чтобы один из них приехал ночным поездом. Мы не должны были упускать его из виду. Если бы нам удалось его расколоть, мы бы имели все доказательства, которых нам так не хватает. Я себя не узнаю, Арчи. Да и как можно оставаться самим собой, когда приходится без конца носиться с места на место в этом дьявольском столпотворении? И все из-за этого проходимца Шенкса. Ну что ж, – тяжело вздохнул он, – говоришь, еще никто об этом не знает? – Точно. Кроме убийцы, конечно. Я дожидался Беннета, слонялся вокруг, заметил, как Нэнси прокралась в павильон, и последовал за ней. Она встретилась с Джимми Праттом в коровьем стойле, где коровы не было, но лежала куча соломы. Я присоединился к компании, и мы завели разговор по душам, но пришел скотник и унес часть соломы. При этом обнажился ботинок и кусок брючины. Кроме меня, никто этого не заметил, и я исхитрился подгрести ногой солому и прикрыть ботинок. Из кучи торчали вилы, я незаметно пошарил рукой и нащупал, что вилы воткнуты прямо в грудь. В области сердца. Я спешно обвинил Ромео и Джульетту в неосторожности, разогнал в разные стороны и припустил сюда. – Значит, его найдут, как только снова придут за соломой. – Да. Возможно, это уже случилось, а возможно, не случится и до завтра. – Боюсь, что нет. Ты ушел, чтобы избежать шума? – Нет. Чтобы известить вас. И сказать про Беннета. И еще уберечь Нэнси от неприятностей, которые ее ждали, если бы Осгуд застал ее с Джимми Праттом, а полицейские – с трупом Бронсона. – Человек, который приходил за соломой, видел всех вас? – Конечно. И многие другие. Может, мне вернуться и случайно обнаружить тело? – Это не поможет. – Вулф покачал головой. – Никогда бы не подумал, что Бронсон окажется таким идиотом и предоставит ему столь удобную возможность. Впрочем, они должны были где-то встретиться. Теперь тем более необходимо поговорить с… О, слава богу! Добрый день, сэр. Рядом с нашим столиком появился запыхавшийся Лу Беннет, все еще в рубашке с закатанными рукавами, и отрывисто ответил на приветствие: – Вы хотели меня видеть? Худшего времени и придумать нельзя. Я страшно занят. – Да, мистер Гудвин доложил мне. Очень жаль, но выхода у нас нет. Присядьте, сэр. Кофе? – Я лучше постою. Если уж я сяду… Чего вы от меня хотите? – Вы обедали? – Нет. – Какое безрассудство! – Вулф укоризненно покачал головой. – Я никогда не забываю о еде, даже когда ломаю голову над самыми трудными и запутанными делами. Пустой желудок разжижает кровь и нарушает мозговую деятельность. Арчи, закажи порцию фрикасе. Ради бога, сэр, присаживайтесь. Мне кажется, не красноречие Вулфа, а скорее аромат еды повлиял на Беннета. Ноздри его задрожали. Он помедлил, потом сдался и плюхнулся на стул. Я подозвал методистку и попросил принести фрикасе с двойной порцией клецек. – Вот так-то лучше, – сказал Вулф. – Итак, как вам известно, мистер Осгуд нанял меня, чтобы расследовать убийство, и мне нужно кое-что узнать. Если вам покажется, что мои вопросы не имеют отношения к делу или даже абсурдны, то не заблуждайтесь. Мой единственный серьезный недостаток – это апатичность, поэтому я терплю при себе мистера Гудвина и даже плачу ему, чтобы он помог мне преодолевать ее. Сорок восемь часов назад, в понедельник, вы заявили на террасе Пратту, что в Кроуфилде вас ждет дюжина членов лиги. И когда они услышат, что вы расскажете, то придумают такое, что Пратт горько пожалеет. Вы заявили это с полной убежденностью. Что вы имели в виду?