Когда жюри удалилось и жители разошлись, Вулф и Плен задержались, чтобы почесать языки. Я понял, что это будет тянуться вечность, и меня снова охватила тоска. Я уселся на ящик, зевнул и принялся обдумывать одну мыслишку, которая зародилась у меня во время нашей беседы с Беннетом. Я очень надеялся, что мои умозаключения неверны, так как в противном случае мы бы здорово влипли и могли оставить все надежды получить гонорар от Осгуда. Я взглянул на часы: без десяти пять. Я вспомнил, что в пять должна нагрянуть Лили Роуэн за орхидеями, и принялся сочинять колкость, которая разнесет ее на кусочки. Мне показалось, что Лили давно пора проучить. Назвать человека Эскамильо в порядке шутки вполне допустимо, но сделать это, когда он еле дышит и едва унес ноги, спасаясь от разъяренного быка… Нет, такое не прощается. Я так и не успел ничего придумать. Сперва меня прервал уход Реймонда Плена, почему-то решившего со мной попрощаться. Вторая помеха вывела меня из себя еще больше: я вдруг заметил, что на меня показывают пальцем. В проходе, шагах в десяти, стоял тот самый долговязый соломоворошитель в комбинезоне, которого я подкупил три часа назад, и тыкал в меня пальцем. Справа от него был капитан Бэрроу из полиции, а по левую руку не кто иной, как окружной прокурор Уодделл. – Взгляните-ка, кто к нам пожаловал, – вполголоса сказал я Вулфу. Видимо, они решили, что верзила уже сыграл свою роль, и он отправился восвояси, а остальные зашагали прямиком к своей жертве, то есть ко мне. Выглядели они довольно мрачными и лишь сухо кивнули в ответ на наши с Вулфом приветствия. Вулф опередил их: – Насколько я понимаю, у вас на руках еще один труп, и на сей раз мне уже не придется доказывать, что это убийство? Уодделл что-то промычал, а Бэрроу, не обращая на них внимания, повернулся ко мне и приказал: – Ступайте со мной. – Куда прикажете? – осклабился я. – К шерифу. Я с удовольствием провожу вас. Он протянул ко мне свою лапу. Я скрестил на груди руки и отступил на шаг: – Не торопитесь. У меня есть пистолет и лицензия. Пистолетом я владею на законных основаниях. Нам ведь ни к чему разные глупые осложнения, не так ли? Глава 16 – Даю слово, капитан, что он не застрелит вас в моем присутствии, – любезным тоном начал Вулф. – Он знает, что я не выношу кровопролития. Тем более что это мой пистолет. Дай-ка его, Арчи. Я извлек пистолет и протянул Вулфу. Тот поднес оружие к глазам и сказал: – «Уортингтон» тридцать восьмого калибра, номер Т-63092. Если собираетесь изъять пистолет, что совершенно противозаконно, как справедливо заметил мистер Гудвин, то напишите расписку, и тогда получите его. Бэрроу прочистил горло: – Хватит валять дурака. Оставьте себе этот паршивый пистолет. Идем, Гудвин. Я потряс головой: – Я нахожусь здесь также на законных основаниях. Чего вам надо? Если одолжение, то попросите как следует. Если же это приказ, то предъявите подписанный ордер. Вы же знаете законы, как и я. В противном случае не советую меня трогать – костей не соберете! – Мы тут, в провинции, тоже слыхали о законах, – сказал Уодделл. – Совершено убийство, и капитан Бэрроу хочет задать вам несколько вопросов. – Так пусть задает. А если хочет побеседовать с глазу на глаз, то пусть вежливо попросит, а не тявкает на меня. – Я повернулся к Бэрроу. – Я знаю, чего вы добиваетесь, черт побери! Я видел, как тот переразвитый орангутан указывал на меня пальцем. Он видел, как я беседовал сегодня днем со своими знакомыми в стойле, возле кучи соломы. А я уже прослышал, что под кучей соломы в том павильоне нашли труп, проткнутый вилами. Должно быть, под той самой кучей – мне всегда везет. Вам, естественно, не терпится узнать, почему я там оказался, о чем мы разговаривали и какой у меня был повод проткнуть вилами этого беднягу. К тому же врач сказал, что убийство произошло два часа и шесть минут назад, следовательно, я должен отчитаться в своих действиях с десяти утра до двух часов тридцати семи минут дня. Верно? – Да, – согласился Бэрроу. – Только нам важнее знать, что делал убитый в этот промежуток времени. Когда вы его видели в последний раз? – Попытайтесь еще разок, – ухмыльнулся я. – Я отказался от этого трюка с трехлетнего возраста. Скажите сперва, кто этот убитый. – Его звали Говард Бронсон, – выпалил Бэрроу, не спуская с меня глаз. – Черт побери! – Я скорчил изумленную гримасу. – Друг Клайда Осгуда. Его опознали? – Да. Когда вы его видели в последний раз? – В десять тридцать утра, когда он вылезал из осгудовской машины возле отеля. А мы поехали дальше вместе с мисс Осгуд и Ниро Вулфом. – Вы хорошо его знали? – Впервые увидел в этот понедельник. – У вас были близкие отношения? – Нет. – Какие-нибудь личные дела? – Пожалуй… никаких. – Что значит «пожалуй»? – Нет, никаких. – Может быть, денежные дела? – Никаких. – Как тогда объяснить, что пустой бумажник, который нашли в его кармане, сплошь покрыт отпечатками ваших пальцев? Болван уже успел мне все выдать. Задай он этот вопрос сразу, я бы, как пить дать, стал запинаться и сболтнул какую-нибудь чушь, а так у меня было время подготовиться и не мямлить. – Это запросто. – Я широко улыбнулся. – Вчера вечером в доме Осгуда я нашел на веранде бумажник. Заглянул в него, чтобы по содержимому определить владельца, выяснил, что это Бронсон, и возвратил бумажник ему. Мне и в голову не пришло стереть отпечатки. – Ясно. У вас все заготовлено. – Что заготовлено? – невинно осведомился я. – Бумажник? – Объяснение. – Да, всегда ношу с собой целую пачку, особенно в провинции. – Я презрительно поджал губы. – Да пораскиньте мозгами-то. Если я пришил этого парня и обыскал его бумажник или если я нашел его труп и полез в бумажник, стал бы я оставлять там свою визитную карточку? Я похож на такого олуха? Впрочем, подкину вам пищу для размышлений. Вы сказали, бумажник был пуст. А вчера вечером, когда я вернул его Бронсону, в нем было около двух тысяч долларов. Тут пробудился гений Ниро Вулфа. Я говорю «гений» не из-за придуманной им хитрости – здесь требовалась лишь скорость и смекалка, – а из-за его гениального предвидения того, что случилось. Сперва я не придал его действиям никакого значения, в то время как он, видимо устав от беседы, в которой не принимал никакого участия, сунул пистолет в боковой карман и принялся возиться с опрыскивателем. – Что ж, попытаюсь последовать вашему совету и пораскинуть мозгами, – сказал Бэрроу. – Вы брали что-нибудь из бумажника? – Сегодня? Я его не видел. Я лишь однажды его нашел. – Сегодня или в другой день, не важно. Брали или нет? – Нет. – Брали ли вы вообще что-нибудь у Бронсона? У него лично или из его вещей? – Нет. – Вы согласны подвергнуться обыску? Мой мозг лихорадочно заработал, как вычислительная машина. За полсекунды я перебрал пять или шесть вариантов, безмятежно улыбаясь Бэрроу и уголком глаза следя за Ниро Вулфом. Я заметил, что он подает мне знаки указательным пальцем правой руки, покоящимся на распылителе опрыскивателя и скрытым от посторонних взглядов полой пиджака. Это был напряженный миг. Молясь всем богам, что истолковал жест правильно, я учтиво сказал Бэрроу: – Извините, что я колеблюсь, но я пытаюсь решить, что вас разозлит больше: если я откажу вам в этой любезности или соглашусь, с тем чтобы вы все равно ничего не нашли. Впрочем, теперь, когда пистолета у меня нет и вам не придется меня обезоруживать… Струя мыльной пены с никотином под высоким давлением брызнула прямо ему в лицо. Он захлебнулся, заверещал и отскочил в сторону, совершенно ослепленный. Настал еще один напряженный миг. Моя рука юркнула в карман, молнией вынырнула оттуда, и в мгновение ока я засунул свой бумажник из страусиной кожи в боковой карман пиджака прокурора Уодделла, который шагнул к капитану с недоуменным восклицанием. Больше я не шевелился. Бэрроу схватил носовой платок и принялся утирать глаза. Вокруг послышались сочувственные возгласы. Вулф протянул капитану свой платок и произнес совершенно убитым голосом: – Тысяча извинений, капитан. Моя дурацкая неосторожность. Особого вреда, конечно, не произойдет, но надо… – Заткните глотку или я вам ее заткну! – На ушах и на подбородке Бэрроу еще поблескивали жемчужные капельки, но глаза он протер. Повернувшись ко мне, он прорычал: – Опять твои подлые штучки? Куда ты это выбросил? – Что выбросил? Вы, верно, спятили. – Это я спятил?! – Он повернулся к Уодделлу. – Что он делал, когда этот толстопузый слизняк залепил мне глаза? – Ничего, – сказал Уодделл. – Я стоял рядом. Он даже не шелохнулся. – Черта с два! – выкрикнул Бэрроу. – Заверяю вас, – вставил Вулф, – если бы он сдвинулся с места, я бы это заметил. – (Бэрроу метнул на него свирепый взгляд.) – Я ведь извинился, сэр. – Убирайтесь к чертям! Кстати, как вы относитесь к тому, чтобы прогуляться с нами в прокуратуру? – Гнев омрачил ваш разум, капитан. – Вулф сокрушенно покачал головой. – Но я вас не виню, хотя ваши поступки неоправданны. Арестовать меня за то, что я случайно обрызгал вас, просто… нелепо.