Я кубарем скатился с лестницы и помчался к гамаку, где меня ждала Лили. Она повисла у меня на руке, что пришлось стерпеть в интересах дела, и я потащил ее за собой. Лили не сопротивлялась, но, когда мы поднялись по лестнице, уже немного запыхалась. По тому, насколько спокойно она поздоровалась сначала с Вулфом, потом с Макмилланом, я вынужден был признать, что она способная ученица. – Мисс Роуэн, – заговорил Вулф, – помните ли вы, как в понедельник днем бык загнал меня на валун? – Конечно помню, – улыбнулась она. – Сколько времени я там простоял? – Ну… пожалуй, с четверть часа. От десяти до двадцати минут. – Что делала тем временем мисс Пратт? – Она побежала за машиной, потом подъехала к пастбищу, потом препиралась с Дейвом из-за ворот, потом поехала к вам. – Что делал Дейв? – Размахивал руками и спорил с Эска… с мистером Гудвином и с Каролиной. И все это время прыгал, как козел. – Что делали вы? – Смотрела во все глаза. Главным образом на вас. Зрелище было прелюбопытное – вы и бык. – Что делал я? – Вы вскарабкались на валун и минуты две-три стояли, сложив на груди руки. Потом достали из кармана нечто вроде записной книжки и начали что-то писать или рисовать. Время от времени поглядывали на быка, словно рисовали его портрет. Вряд ли вам такое взбрело в голову в подобной ситуации, но выглядело все именно так, как я сказала. Вулф кивнул: – Сомневаюсь, чтобы вам пришлось повторять это на суде, но, если потребуется, вы сделаете это? – Конечно. А почему нет? – Под присягой? – Конечно. Хотя особого удовольствия мне это не доставит. – Но вы согласны? – Да. Вулф повернулся к скотоводу: – Вам угодно спросить ее о чем-нибудь? Макмиллан посмотрел на него, но промолчал. Я распахнул дверь: – Достаточно, мисс Роуэн, благодарю вас. Выйдя из комнаты, она остановилась и сказала: – Проводи меня до гамака. – Беги, порезвись одна. Занятия окончены. – Она скорчила мне рожицу и убежала, а я закрыл дверь и уселся на свой стул. – Я по-прежнему утверждаю, что это трюк, – сказал Макмиллан. – Чертовски грязный трюк. Что у вас еще? – Все, сэр, – вздохнул Ниро Вулф. – Но советую вам подумать. Предположим, вам предъявят обвинение в убийстве Клайда Осгуда и состоится суд. Мистер Гудвин покажет, что я стоял на валуне и рисовал быка. Мисс Роуэн засвидетельствует то, что вы сейчас слышали. Я скажу, что рисовал быка, и присяжные сравнят мои наброски с формулярами Цезаря и Букингема. Разве этого не достаточно, чтобы доказать, что на пастбище был Букингем, а не Цезарь? Макмиллан буквально пожирал его глазами. – Отвечу на ваше обвинение в том, что это трюк, – продолжал Вулф. – Предположим, что да. Но вам ли меня упрекать? Я собственными глазами видел, что на пастбище находился Букингем. У меня была возможность рассмотреть его вблизи. Вдобавок я изучил формуляры с окрасом. У Букингема на левом плече было белое пятно, а у Цезаря – нет. У быка на пастбище такое пятно имелось. Белая полоска на морде Букингема заканчивается ниже глаз. У Цезаря она короче, но идет немного выше. А я мало того, что запомнил морду быка днем на пастбище, еще и пристально рассмотрел ее ночью при свете фонарика. Это был Букингем. Вы это знаете, как и я, а присяжные убедятся, когда я продемонстрирую рисунки. Потом мистер Гудвин и мисс Роуэн дадут свои показания, и истина будет окончательно установлена. – Что еще? – Все. Разве мало? Макмиллан резко поднялся на ноги. Я вскочил одновременно с ним и выхватил пистолет. Он увидел его и мрачно усмехнулся. – Валяй, сынок, останови меня, – сказал он, медленно продвигаясь к выходу. – Только бей наверняка. Я подскочил к двери, опередив его, и привалился к ней спиной. Макмиллан замер в трех шагах от меня. – Джентльмены! Прошу вас, мистер Макмиллан! – Голос Ниро Вулфа прозвучал, как удар хлыста. – Вернитесь и имейте мужество посмотреть судьбе в глаза. Макмиллан повернулся к нему и выкрикнул: – А что, по-вашему, я делал в последний месяц, когда на меня обрушились все эти несчастья?! – Знаю. Но вы еще боролись. Теперь же ваша песенка спета. Вы не выйдете отсюда, мистер Гудвин вас не выпустит. Успокойтесь и сядьте на место. Макмиллан медленно, словно пьяный, прошел назад, сел и обхватил голову руками. – Вы спросили, что у меня есть еще, – продолжал Вулф. – Если вы имели в виду доказательства, то, повторяю, других доказательств и не требуется. Если вы хотели, чтобы я подсластил вам горечь поражения, то извольте. Отдадим вам должное, замысел был прекрасный. Не случись здесь я, никто бы не заподозрил нечистой игры. – Вулф снова сплел пальцы, а я вернул пистолет в карман и сел. – Как я говорил, еще в понедельник я заподозрил, что на пастбище вовсе не чемпион Цезарь. Когда Клайд предложил Пратту пари, я всерьез призадумался. Как Клайд намеревался выиграть пари? Выкрав быка и спрятав? Невероятно: быка охраняли, да и где его спрячешь? Подменить быка другим, менее ценным? Более вероятно, но все равно невыполнимо, так как подмену неминуемо раскрыли бы, тем более что за быком следили вы. Я взвесил другие возможности. Одна разгадка прямо напрашивалась: на пастбище был не Цезарь, и Клайд заметил это. Он только что побывал возле пастбища, у него был при себе бинокль, и он разбирался в скоте. Я решил, что разгадал эту маленькую тайну, и выбросил дело из головы, благо оно меня не касалось. Когда в понедельник ночью мы сбежались на выстрелы мистера Гудвина, дело по-прежнему меня не касалось, но приобрело более загадочный оборот и вызвало у меня чисто профессиональное любопытство. Я осмотрел быка, нашел орудие убийства, вернулся в комнату и потешился тем, что перебрал все возможные варианты. Делал я это исключительно для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство. Раз бык был не Цезарь, вы, конечно, это знали, следовательно, обманули Пратта. Как и почему? Почему – чтобы получить сорок пять тысяч. Как – продав Цезаря и заменив его другим, менее ценным, но похожим быком. Но тогда где же Цезарь? Держать его у себя вам было бы опасно, благо официально он уже продан, изжарен и съеден. Вы не могли называть его Цезарем. Вдруг он попадется кому на глаза? Вы не могли владеть им в открытую. И никто не мог. Цезарь был мертв. – Вулф немного помолчал и спросил: – Ведь Цезарь был мертв, когда вы получили сорок пять тысяч от Пратта? Макмиллан, который сидел в той же позе, обхватив голову руками, не шелохнулся и не проронил ни слова. – Конечно мертв, – продолжал Вулф. – Он пал от сибирской язвы. Пратт сказал, что впервые предложил купить у вас Цезаря для своего эксцентричного пикника больше двух месяцев назад, и вы с негодованием отказались. Потом начался мор. Ваше стадо полегло почти полностью. Однажды утром вы обнаружили, что Цезарь издох. Отчаяние подсказало вам гениальную идею. Букингем, похожий на Цезаря почти как две капли воды, но не стоивший и малой его толики, оставался жив и здоров. Вы объявили, что Букингем пал, и предложили Пратту приобрести Цезаря. Скотовода вы бы вокруг пальца не обвели, но у Пратта от этого мошенничества не убавилось бы – бифштексы из мяса Букингема ничем не хуже бифштексов из Цезаря. Неожиданно нагрянул Клайд, который понимает в скоте, и немедленно обнаружил подмену. Вы заподозрили это, когда он предложил пари. Вы проводили его до машины, поговорили с ним, и ваши подозрения укрепились. Вы уговорились встретиться с ним вечером и все обсудить. Вечером, когда все думали, что вы спите в комнате наверху, вы незаметно выскользнули из дому и встретились с Клайдом. Он сказал, что раскрыл ваш подлог и пригрозил разоблачить вас, чтобы выиграть пари. Вы бы были не только опозорены, но и разорены. Возможно, он предложил вам компромисс: например, вы даете ему двадцать тысяч из денег Пратта, а он половину из них отдает Пратту за проигранное пари. Но вышло так, что вы его ударили, он потерял сознание, и вы решили попытаться обставить дело так, словно его забодал бык. Когда я ночью увидел рога быка, то сразу заподозрил, что их выпачкал кровью сам убийца. Вы явно поторопились, ведь надо было еще вымыть кирку и незаметно пробраться в дом. Вы не могли знать, когда обнаружат тело – через пять минут или через пять часов… – Вулф приоткрыл глаза. – Я вам не надоел? Быть может, хватит? Макмиллан молчал. – Ладно. В понедельник ночью я решил, что разгадал загадку, и на том успокоился, чтобы не ввязываться не в свое дело. Однако во вторник все изменилось, так как я согласился на предложение мистера Осгуда расследовать смерть Клайда. Тогда мне казалось, что я справлюсь с задачей за несколько часов. Требовалось найти лишь два подтверждения для доказательства моей версии. Во-первых, расспросить, не видел ли вас кто-нибудь в ту ночь. Если бы выяснилось, что у вас есть железное алиби, мне пришлось бы искать другую разгадку. Во-вторых, предстояло установить, какой бык был на пастбище. Первое я предоставил мистеру Уодделлу, это входило в круг его обязанностей. Второе я собирался выяснить через мистера Беннета после того, как станут известны результаты допроса свидетелей окружным прокурором. До сих пор не могу простить себе эту идиотскую задержку. Дело нельзя было откладывать ни на минуту. И трех часов не прошло с тех пор, как я взялся за дело, как я узнал от вас, что бык пал и его немедленно сожгут. Я попытался кое-что предпринять – позвонил мистеру Беннету, выяснил, что быков-гернзейцев не клеймят, и мистер Гудвин поспешил на место происшествия, чтобы сфотографировать быка, но опоздал. Вы не теряли времени даром. Вы ведь сами заразили его сибирской язвой, не так ли? Может, скажете, как вы это проделали? Молчание. Вулф пожал плечами: – Вы действовали умело и энергично. Пока все шло как по маслу и лже-Цезаря должны были забить и зажарить, опасаться вам было нечего. Но после смерти Клайда пикник отложили, и бык, живой или мертвый, стал представлять для вас угрозу. Смертельную угрозу. Вы не мешкали. Вы не только убили быка, но провернули дело так, что тушу срочно сожгли. Я оказался в тупике. Вы провели меня, как мальчишку. От быка остался только пепел, а с быком прощай моя надежда доказать, что за мотив был у вас для убийства Клайда. Я попал впросак. Я даже не знал, как доказать, что бык на пастбище был не Цезарь. Вторник был затрачен впустую. Я беседовал с вами, пытаясь поймать вас в ловушку, высказывая совершенно абсурдные предположения, но вы держались настороже. Вы упрекнули меня, что я оскорбляю вас подозрениями, и гордо ушли. Я попытался расколоть Бронсона, но тщетно. Такие люди непробиваемы, когда у оппозиции нет фактов, а фактов-то у меня и не было. Правда, кое-какие мысли у меня появились. Так, Клайд рассказал Бронсону, как собирается выиграть пари, следовательно, Бронсон знал, что вы убийца. Возможно, он даже был свидетелем убийства, притаившись в темноте. Должно быть, он пытался вас шантажировать. Все это я предполагал, но, естественно, доказать ничего не мог. Вчера утром я встретился с мистером Беннетом. Я узнал много полезного о быках, но и только. Затем мне сообщили о смерти Бронсона. Этого я ожидал. Накануне я заподозрил, что он шантажирует вас, и в сердцах обозвал его глупцом. Он и в самом деле оказался глупцом. В этом случае вы тоже не теряли времени даром. Такие люди, как вы, сэр, когда на них сваливаются беды, становятся очень опасными. Они способны на самый отчаянный поступок и при этом не теряют присутствия духа. Я не боялся остаться с вами в одной комнате, поскольку все знали, что мы там, но при иных обстоятельствах я мог и не отважиться. Макмиллан поднял голову и наконец заговорил: – Со мной все кончено. – Боюсь, что да, – кивнул Вулф. – Если даже присяжные сочтут, что им не хватает оснований, чтобы осудить вас за убийство первой степени, вас осудят за мошенничество, и Пратт подаст встречный иск на сорок пять тысяч долларов. – Вулф вздохнул. – А ведь вы убили Клайда Осгуда, чтобы избежать обвинения в мошенничестве. Теперь вам этого не миновать. Как минимум. Макмиллан мотнул головой, словно пытался отогнать от себя что-то. Этот жест показался мне знакомым. Вскоре скотовод повторил его, и я вспомнил: именно так мотал головой бык на пастбище… Макмиллан посмотрел на Вулфа и сказал: – Сделайте мне одолжение. Мне нужно на минуту спуститься к машине. Одному. – Вы не вернетесь, – пробормотал Вулф. – Вернусь. Я всегда держал слово. И пятьдесят лет назад, и теперь. Я буду здесь через пять минут. – Почему я должен согласиться? – Вы не должны. Но я вам отплачу. Я напишу все, что нужно, и подпишусь. Могу писать под вашу диктовку. Обещаю. Но только тогда, когда вернусь, не раньше. Вы спрашивали, как я убил Букингема. Я покажу вам, как было дело. – Выпусти его, Арчи, – сказал Вулф, не открывая глаза. Я не шелохнулся. Я знал, что он подвержен романтическим порывам, и думал, что, поразмыслив немного, он преодолеет приступ сентиментальности и возьмет свои слова обратно. Но несколько мгновений спустя он рявкнул: – Чего ты ждешь? Я распахнул дверь. Макмиллан вышел тяжелой, твердой поступью. Я повернулся к Вулфу и съехидничал: – Так вы не только предсказываете судьбы, но и читаете чужие мысли. Занятно будет… – Замолчи! Я остановился в дверном проеме и прислушался, ожидая услышать хлопок выстрела или шум заводящегося мотора. Но вскоре я услышал знакомый топот вверх по лестнице. Макмиллан вошел в комнату, не удостоив меня взглядом. Он подошел к Ниро Вулфу, что-то ему вручил и сел на прежнее место. – Вот что я хотел вам показать. – Он запыхался, но старался не подавать вида. – Этим я убил Букингема. – Он взглянул на меня. – У меня нет ни карандаша, ни блокнота. Если позволите, я воспользуюсь вашими… Вулф разглядывал шприц, который осторожно держал большим и указательным пальцем. Затем перевел взгляд на Макмиллана: