Ирней промолчал, и Телл перевела глаза на Лира. — Какой у нас план? — План? Взгляд Теллериндис был таким серьезным, таким полным решимости, что ей и правда хотелось верить. Словно она знала все наперед, словно догадывалась, почему Никк и землянка ведут себя странно и что творится в Патиле, словно ей, а не Хэллхейту, нужно было молиться о чуде, чтобы разобраться со всеми проблемами, накопившими в его жизни за последние годы. У Лира из груди невольно вырвался смех. — План! — повторил он. — У нас никогда и не было плана, Телл. — Да, потому что он никогда не был нужен! — Конечно, ведь портить все куда веселее спонтанно, Теллериндис! Спонтанно взорвать институт, спонтанно убить кого-то, спонтанно развязать войну длиной в несколько десятилетий! — Твой цинизм неуместен. В ответ Хэллхейт попытался наградить даитьянку ядовитой улыбкой, однако на этот раз эмоции его подвели, и улыбка сошла в гримасу. — Это не цинизм, а истерика, — прошлось признаться ему. — В Патиле вчера было землетрясение. Все еще листаемые Ирном страницы журнала затихли, Телл перестала крутить на пальце кольцо, а карандаш выпал из рук Кллисса и покатился по полу. — Нам конец, — прошептала Телл. Лир снова закатил глаза, ему не нужно было слышать слова вслух, чтобы знать это. — Не обязательно, — заметил Кллисс и, встав из-за стола, поспешно поднял карандаш. — Никто по-прежнему не знает всего того, что знаем мы, верно? Глаза всех троих устремились на Лира. — Что? Я только что просил забыть про Мунварда, — проворчал он. — Если я помню все, что натворил когда-то, не значит, что растрепал каждому встречному. — И в Патиле никто не знает? — Никто. — Как скажешь. — Лир, раз уж, как сам сказал, ты не Мунвард больше, но помнишь его… хм, заслуги, — Телл с тревогой покосилась на Крейна, рассматривающего теперь искусственный пейзаж за окном. — Пожалуйста, просто на всякий случай, поклянись еще раз, Тер, что как Хэллхейт ты никогда никому не расскажешь, что на самом деле стало причиной войны. «Кто больший убийца, Лир?» Лир посмотрел на отца, что-то в груди засвербело. «Нельзя давать клятвы, сын, — когда-то предостерегал его Крейн. — Даже если ты абсолютно уверен, что сможешь сдержать свое слово. Клятва — это ловушка, железные тиски, которые в нужный момент не позволят сделать то, что правильно, вместо того, что обещано». «Поклянись еще раз, Тер». Клятва. Телл требовала от Лира клятву, которую когда-то давно дали четверо даитьян, собравшиеся в кабинете сегодня. Клятва, которая должна была похоронить их темную тайну навеки. Единственным плюсом новой жизни Хэллхейта стало то, что невольно он оказался свободен от всех обещаний, данных Мунвардом. Лир сбежал от них всех. От клятв, но, очевидно, не от последствий. «Мунвард влез, куда не следовало, и Хэллхейт за это расплатился», — опять зазвенели слова Смерона в голове. — Да уж, Телл, — согласился с оговорившейся даитьянкой Кллисс. — Мне тоже постоянно приходится напоминать себе, что передо мной все еще Тер, а не фомо… — Замолчи! — рыкнул Лир. — А нет, вот сейчас стало чуть проще, спасибо. Очень похоже на взбесившегося Мунварда. Лир запустил пальцы в свои растрепанные черные пряди, пытаясь найти несуществующее душевное равновесие, понять, что же все-таки творится вокруг. А что, если Смерон вовсе не врал? «Кто помогал вам с Хорауном?» «Может, никто. Может, все. Может… вы сами?» — Знаете, в чем ваша проблема? — после долгой паузы спросил наконец Лир и посмотрел по очереди на каждого. — В том, что все прошедшие годы вы знали, что дело не кончено, и все равно ничего не предпринимали. — А что предпринимал ты, Хэллхейт? — ощетинилась Ирн. — Ну, начнем с того, что я вспоминал ваши лица! А потом пытался доказать всем, что в мои планы не входит перерезать даитьянам глотки. Одновременно я скрывался по всей Земле от Хорауна, в планы которого как раз входило перерезать глотку мне. На это никто не ответил. Телл взяла с полки корм для рыбок и неторопливо подошла к аквариуму. — А что старейшины? — спросила она, не оборачиваясь. — Лир, ты говорил со Сваргом? — Говорил, что с того? Старейшины не воспринимают угрозу всерьез. Но они не знают того, что знаем мы, а если я расскажу старейшинам все… Тогда мы уже точно ничего не исправим. — Получается, настоящая война только предстоит, а мы по-прежнему ничего не знаем о враге, — задумчиво постучал карандашом по столешнице Кллисс. — Смерон? — Мертв. На этот раз окончательно. — Да что мы вообще обсуждаем тут? — резким движением Ирней кинул журнал на стол, на лице у него читались то ли злость, то ли испуг, то ли все сразу. — Мы не знаем, сколько тифонцев помогают Хорауну и Смерону и помогают ли вообще, раз. Откуда у них эти пси-силы, да и где они все скрываются, два! Да и если бы они хотели нам отомстить, мы вчетвером уже давно были в могил… — Мы знаем, что тифонцев с ними немало, — оборвал его Лир. — Что силы их не во многом отличаются от тех, что получили подопытные в результате даитьянских экспериментов, а значит, теоретически эксперимент этот можно было воссоздать. А о том, где они скрываются, — он посмотрел Ирну прямо в глаза. — Ты прекрасно знаешь где, но никогда не осмелишься сунуться в Старый Тиамтум. — Как будто ты осмелишься! — Нет. Это самоубийство. — А Аня с Никком? — опять подала голос Телл, наблюдая, как пестрые рыбки кружат по воде, поглощая обед. Всем своим видом показывая, что она сама невинность. Бессовестная актриса. — Землянка может знать больше, чем говорит. Из-за Телл Лир нехотя вернулся мыслями к Ане, вспомнив ее побледневшее лицо при виде мертвого Смерона. Она ведь убила его, не так ли? Пекельный Астерот, Хэллхейт хотел ее ненавидеть за это! Аня путала ему все карты: своим любопытством, своей наивной добротой и нескончаемыми попытками всем помочь и сделать все правильно. Но правильно сделать уже ничего нельзя. И самое неправильное было то, что Хэллхейт не мог перестать думать об Ане. «Это сводит с ума», — он сделал медленный выдох. Он ведь любит Даф, любит! Почему же не может перестать думать об этой девчонке, зачем она ему рядом? Как хрустальная ваза, с которой хочешь сдувать все пылинки, но боишься дотронуться… — Не впутывай землянку, — процедил сквозь зубы Лир. Телл наконец обернулась. — Но мы могли бы… — Я сказал. Нет! Если я случайно узнаю, что ты, Теллериндис, набиваешься к ней в подруги, приглашаешь на чашечку чая или просто задаешь много вопросов, я клянусь Арием, найду способ сделать с тобой то, что Хораун сделал с моим отцом! Телл поменялась в лице. Ее прежде мягкие черты посуровели, придавая ей на удивление опасный вид. Если бы Лир увидел даитьянку сейчас впервые, то, пожалуй, мог бы сравнить разве что с ведьмой из страшной сказки, такой, которые заманивают потерявшихся путников в глубокие чащи, притворяясь лесными нимфами, а затем зверски скармливают волкам. Однако Лир знал Теллериндис слишком хорошо и уже давно не верил сказкам. — Так что мой тебе совет, подруга, — добавил он, его взгляд остановился на перстне, который Телл не прекращала вертеть на пальце. — Выкинь все свои побрякушки, если до сих пор хранишь в них свой чай. И даже не думай о том, чтобы опоить Аню и рыскать в ее сознании в поисках чего бы там ни было. УрМайи было достаточно. — Он миг колебался, но все же добавил: — А уж что касается доверия, тебе было бы чему поучиться у сестры. При упоминании Амариллис на глазах у Телл вдруг блеснули слезы, она наградила Лира полным ненависти взглядом, а потом уставилась на собственный перстень и… вздохнула. — Мы действительно испортились, да? — тихо задала она вопрос в пустоту. — Да, я чувствую. А ведь помню еще, когда были неспособны причинять боль, когда бы ни за что не сделали то, что сделали. Что же с нами случилось? — Мы повзрослели, — мрачно откликнулся Кллисс. Секундный порыв душевных терзаний угас в глазах Теллериндис так же быстро, как появился, когда она снова посмотрела на Лира. — Скажи мне вот что, Хэллхейт, — произнесла она, смахнув с лица слезы. — Как так получается, что после всего, что натворили, мы все теряем, а ты все получаешь? Жизнь, любовь, семью? Статус, в конце концов! Разве это справедливо? — Нет, — кивнул Ирн. — Просто из всех нас именно он никогда не боялся причинять боль другим. Усталость, только-только начавшая брать верх над Лиром, снова вспыхнула огнем. Одна лишь сила воли заставила его устоять на месте, а не броситься душить даитьянина. — Не боялся? Ты и правда так думаешь? — спросил Лир, не узнав собственный гробовой голос. Он посмотрел на остальных, но нашел лишь холодные немигающие взгляды, устремленные на себя. Ну уж нет, они не смеют обвинять его, только не после того, что натворили сами. — Да вы все в это верите! За кого вы меня принимаете? Я что, по-вашему, бесчувственный монстр, готовый все разрушать ради удовольствия? Крейн зашаркал ногами, направившись к аквариуму, и по дороге уронил какой-то трансмиттер. Прибор упал на пол, по нему пробежали искры короткого замыкания. Лир проследил, как экран гаджета мигнул раз и безжизненно потух. Умер. — Вы ничего не знаете о страхе, — продолжил он, понизив голос до нормы. — Я живу в постоянном страхе потерять все, что у меня есть. Никогда прежде я так не боялся совершить малейший неверный шаг, ведь тогда мне даже будет некого обвинить, кроме себя самого. — Уж что-что, а в обвинении остальных ты всегда был мастером, — заметил Ирн, подняв с пола и рассматривая сломанный прибор. — Да неужели! Значит, мне себя обвинить в том, что Кллисс смастерил бомбу, которая разнесла половину Храдэя в щепки? Я виноват в том, что Теллериндис довела УрМайю до сумасшествия, пытая ее? Или, быть может, — тяжелый взгляд Лира остановился на Ирнеи. — Мне винить себя в том, что ты, Стальгард, не остановил вовремя эксперимент, который привел нас всех в это жалкое настоящее? Тишина. — Мы все виноваты, никто этого не отрицает, — помедлив, согласилась Телл. — Именно поэтому здесь и собрались. Мы не должны позволить тем, кого по своей глупости пытались обмануть, отомстить нам, уничтожив тысячи невиновных при этом. Вся страна не должна расплачиваться за наши ошибки. — Две страны, — поправил Лир. — Долго речь репетировала, подруга? — с циничной улыбкой поинтересовался Ирней. — Слушая тебя, можно подумать, ты предлагаешь пойти на казнь к тифонцам добровольно.