— Лир сказал, в Нараке было землетрясение, — тихо, точно размышляя вслух, добавила мать. — А последняя нетипично яркая вспышка сейсмоактивности в наших землях была за несколько лет до начала войны с фоморами… Дафна, твой отец и другие старейшины считают, что тифонцы не имеют отношения к действиям Хорауна и Смерона, но Лир считает иначе. — У тифонцев нет ни технологий, ни численности достаточной, чтобы противостоять нам, — возразила Даф. — Они бы не рискнули пойти на нас войной. Да и зачем им это? Тысячи лет они были одним из самых мирных народов Да’Арии. Атея не сразу ответила. Она расправила плечи, чем еще больше стала походить не на обычную женщину, которую беспокоят повседневные проблемы, а статное дипломатическое лицо — такое, от кого зависит будущее целой страны, кто понимает, что любое необдуманное решение может привести к фатальным последствиям; гордая, знающая свою мудрость, знающая свою цену, но знающая и цену своей потенциальной ошибки, даитьянка. — Я согласна с тобой, — произнесла Атея. — Поэтому если спросишь, что же считаю я, мой ответ будет следующим: либо Сварг, либо Лир что-то недоговаривают, — она встретила озадаченный взгляд дочери. — Зная о тифонцах больше, чем кто-либо, что думаешь ты? У Даф по спине побежали холодные мурашки. Она прижалась к мягкой спинке софы, но это не помогло. — Мам, ты же не хочешь сказать, что Лир или отец втайне пошли на сделку с тифонцами? — Нет, — покачала головой та, — я не считаю, что кто-то из них лжет. Как раз наоборот, уверена, что все говорят правду, только вот правда бывает разной. Дафна, я хочу, чтобы ты еще раз изучила все старые документы и сказала мне, как Хорауну и Смерону удалось нас обмануть. «Звучит легко, — подумала Даф. — На деле практически невозможно». Открыв было рот, она снова сомкнула губы. Что хотела сказать? Спросить? Ничего. Ей нечего говорить. Дафна вновь искоса посмотрела на левитирующие в невесомости кубика три осколка кристалла. «Тифонцы?» «Легенду о мертвых богах этого народа помнишь?» Даф помнила. Исчезнувшие бесследно, мертвые боги, заключивший сделку с которыми по легенде получит власть над всем миром. Только вот боги лишь создают правила, а не играют по ним, а значит, тот, кто получит над миром власть, рано или поздно, этот мир уничтожит. А еще Дафна помнила, что это всего лишь древняя, бредовая легенда. На протяжении всей истории люди всех времен и народов выдумывают себе богов, чтобы было кого обвинить в своих ошибках и неудачах. И это вовсе не значит, что кто-то может так лихо обмануть всех. Сама не зная зачем, даитьянка сжала левую руку в кулак, концентрируясь на циркулирующей по телу энергии. Дрожь пробежала по венам, и в ладони образовался сгусток тепла. Дафна резко разжала пальцы. На грани стеклянного кубика на полке появилась уродливая трещина. Вторая, третья… Осколки замерли на миг и, потеряв державшую их в невесомости силу, рухнули на дно куба. Но ведь и «Книга Судеб» была всего лишь древней легендой когда-то. А Никк с Аней взяли и ее нашли. — Я просмотрю документы, — пообещала Даф, поднявшись с софы. — Если найду что-то, сообщу. Ничего больше не говоря, она направилась к выходу. Ладонь, вдруг лишившаяся дозы энергии, похолодела, и Даф сжала и разжала пальцы несколько раз, чтобы к ним прилила кровь. Знак анâтьи на коже проступил ярче. Интересно, Лир тоже почувствовал это? Узнал, что она использовала силу? И если узнал, подумал ли в эту самую секунду зачем?.. — Последний вопрос, — выпалила на одном дыхании Дафна, когда уже тянулась к дверной ручке. Остановившись, она повернулась к матери, которая опять склонилась над документами. — Вопрос как к матери, не как к члену совета старейшин. «И как к тому, кого считаю своим лучшим другом», — добавила она мысленно, но не сказала. Атея перестала листать бумаги, вся озабоченность с ее лица мгновенно куда-то исчезла, и взгляд приобрел родную для Дафны мягкость. — Я уж думала, ты не спросишь, — улыбнулась она. Даф прикусила губу, медля. Вернулась к софе и опять села, сложив на коленях руки. Вдох. Выдох. Вот, кажется, решимости достаточно. — Мам, в тот день, когда мы вчетвером заявились на АмараВрати, ты ведь сразу узнала Лира? — спросила она. — Его глаза, ты узнала Тера в его глазах, мам, я видела. Как? Не отрывая взгляда от дочери, Атея медленно подошла и опустилась рядом с ней на софу. Медовые глаза матери излучали любовь и… любопытство? — А разве ты его не узнала? — она заботливо поправила выбившийся из-за уха Даф локон волос. — Так устроен наш мир, дорогая моя, он преображается в нечто прекрасное, загадочное и глубокое. Раскрывает неожиданные секреты, если мы начинаем уделять всего лишь чуточку больше внимания деталям. Секреты эти ждут нас, они хотят быть раскрыты, а человеческая душа… Хм, да и любая другая, является уникальным созданием. Глаза же — ее чистейшее зеркальное отражение. Дафна промолчала, и Атея, чьи губы украсила еще более мечтательная улыбка, продолжала: — В день, когда я встретила взгляд вашего с Никком отца, я знала, что буду любить его всю свою оставшуюся жизнь. Не думаю, что каждому повезло пережить подобное, но знаю точно, что тебе повезло. — Да, но… — Даф сглотнула. — Я просто… Я запуталась, мам. Это так странно. Когда Лир рядом, я чувствую себя хорошо. Правильно. Точно как было с Тером. Может, ты права, я всегда это ощущала и именно поэтому подсознательно стремилась найти Лира, лишь думала, что ищу его из-за жажды мести, но… Каждый раз, когда я смотрю на Лира — действительно смотрю, мам, а не просто вижу — я вспоминаю злость и ненависть к Крейну. Порой они становятся сильнее меня, и тогда я уже не понимаю, каким из своих чувств доверять. Точно сдаваясь, Даф опустила плечи. Атея задумалась, вокруг губ у нее собрались морщинки. — Тогда задай себе один вопрос, Даф: знала ли ты Элеутерея по-настоящему? Знала ли ты каждый закоулок его сознания и его души? И можем ли мы вообще за одну лишь жизнь в совершенстве познать чужую душу? «Можем ли?» — у Даф отчего-то на глазах навернулись слезы. — Но я люблю его, мам, — прошептала она, чтобы голос не дрогнул. — В этом я не сомневаюсь, вера в него — единственное, что не вызывает у меня сомнений. — Ох, детка… Любовь и вера — две абсолютно разные вещи. Не любовь губит нас, а безоговорочная вера в любимых. Глава 15. Красивая ложь Коридор окутывала тишина, а ровный, холодный свет звезд мерцал под ногами. «Звездный Храм», — так называли его Никк с Аней? Забавно. «Нужно успеть, пока даитьянин не проснулся, — подумал Энриль. — И пока не вернулась Ивэйн». За что он любил свой мир, так это за то, что в отличие от всех других измерений, тут он мог делать все, что пожелает, как пожелает и когда пожелает. Не утруждая себя прогулкой, Энриль подошел к стене, взмахнул рукой и, повинуясь ходу его мыслей, преграда рассеялась, точно ночной туман; впереди образовалась высокая арка, обрамленная белым узором. Нехотя ловя образы в голове Никка, Энриль снова посмотрел на свои руки. Усмехнулся. И почему даитьянину казалось столь диким то, что кожа может быть синей? Энрилю нравился этот цвет — он сам его выбрал, сам создал. Синий, как дно морской пучины, где клубятся опасные, но оттого столь манящие, тайны. Пройдя сквозь арку, Энриль оказался в зале с дверями. Точнее, Ивэйн всегда видела их как двери, ее напарник же предпочитал представлять бездонные порталы, вьющиеся, словно смерч изнутри. Лишь один из порталов был спокоен, в нем не бушевал ураган, затягивающий все в себя, а наоборот, мирно, как в лесной долине, журчала вода. Энриль подошел, разглядывая собственное отражение. Да, синяя кожа и правда была прекрасна, и белые волосы, и глаза, только вот эта внешность никак не подходила для приключения, куда собирался похититель «Книги Судеб». — Уже возвращаешься? — раздался позади голос. Обернувшись, Энриль увидел мужчину, обыкновенного человека с седеющей бородой и отпечатком морщин вокруг глаз — признаком времени, признаком мудрости. — Там много всего интересного, — сказал Энриль. — Тебе стоит попробовать, Арий. Пожить. Арий снисходительно покачал головой, словно отец, который наблюдает, как резвятся на лужайке его дети. — Ты же знаешь, я не могу уйти, пока… — Да-да, пока мы не завершим начатое, — отмахнулся Энриль. — Помню. — Ивэйн знает? — Что похищение книги было частью плана? Конечно нет. Она так занята Аней, что… ха, надо же было выбрать девчонку с таким банальным именем, да? Хотя Никк не намного лучше. Но скоро оба они все узнают, не переживай. — О, я никогда не переживаю, Энриль. Только не пугайте их слишком резко, не рассказывайте все сразу. — Разве я кого-то когда-то пугал? — Ты любишь авантюры. Энриль рассмеялся. Это правда. — Лучше скажи тогда это Ивэйн, сколько раз она пользовалась интуицией Ани? И если ты так волнуешься, что Аня и Никк могут испугаться, узнав правду, зачем нужно было вообще показывать им нас? Зачем было отдавать «Книгу Судеб»? Арий задумчиво почесал подбородок. Как будто тому, кто создал все и кто знает все, и впрямь нужно время подумать, ага, как же. — Если бы не «Книга Судеб», Аня и Никк никогда бы так и не встретились, — сказал он. — А значит, ты, Энриль, не получил бы свое приключение в мире людей. Или по крайней мере уж точно не такое захватывающее. — Опять правила? — Никаких правил, только подсказки. Не ответив, Энриль подошел к спокойному порталу и коснулся водяной завесы, скрывающей мир по ту сторону. «Мир простых смертных…» — подумал он с легкой ностальгией. Ледяная вода приятно защекотала пальцы. — Одно воспоминание? — громко спросил он, не оборачиваясь. — По одному за раз, — согласился Арий. — Но не забывай: когда мы одалживаем то, что нам не принадлежит, возвращать приходится куда больше. Энриль шагнул в портал. Никк проснулся. * * * Дорога, выложенная ромбиками мраморной плитки, вела прямо к центральному входу одного из корпусов института Храдэя, сверкавшего на солнце своими бесчисленными окнами. Мимо Никка с работы шли даитьяне, лениво огибая журчащий в центре дороги фонтан, а из парка за его спиной веяло прохладой, наполняя воздух привкусом молодой хвои.