— А вот и еще один герой, — Медред обернулся, дав понять, что отлично знает о присутствии Никка. Его белесые, почти прозрачные зрачки пробрали даитьянина до костей. — Который никак не может решить, имеет ли право отнять чужую жизнь. Никк застыл, не зная, что делать. Ему не одолеть пятерых жрецов разом и теперь уже не напасть неожиданно. И в его теле не так много энергии, как у Фарна, он не сможет даже выбить клинки из рук Медреда силой мысли. Если бы только можно было сломить волю жрецов и приказать им напасть на самого Медреда… «Я с тобой, — отозвалась Аня, и ее теплая, как весенние лучи, жизненная сила наполнила Никку грудь. — И Фарн нам поможет. Вместе должно получиться». Другого выхода нет. Никк сконцентрировался и направил мысленный взор на жрецов. Тени, зажимавшие Лира в тиски, расползались по залу, обращая весь свет в лучи мрака, мешая разглядеть врагов. У Никка начали дрожать пальцы от напряжения, но он продолжал натиск. Медред растянул мертвенно-бледные губы в усмешке, наблюдая за усилиями Никка. — На самом деле решиться просто, — он опять перевел взгляд на Лира. — Скажи-ка мне, братец, сколько невинных убил ты? — Невинных среди нас не осталось, — прошипел тот. — О, отличный ответ! Какой и полагается дать убийце. И в этот момент Никк ощутил кое-что еще: точно тонкие струйки энергии, как нити, тянулись от Медреда не только к Лиру, но и к этим жрецам. «Он не просто командует, он управляет тифонцами! — осенило Никка. — Как бездушными марионетками». Невозможно сломить силу воли, когда ее вовсе нет. «Значит, Медред где-то черпает энергию, значит, там не пустота…» Никк потянулся мыслями дальше, в самое сердце вьющегося за спиной Медреда черного дыма — и нащупал нечто, похожее на воронку, беспросветную и бесконечную… «Бездна, в которой пропал Смерон». — Но кто сказал, что убийцей быть плохо? — продолжал Медред. — Разве ты тоже не считаешь это милосердием, Лир? За все те ошибки, что совершил, ты чувствуешь жуткую вину! От такой не избавиться самому. Хоть иногда забываешь о ней? — Н-н… нет. — Вот видишь! Я лишь хочу избавить тебя от будущих ошибок. Только сильнейший может нести бремя палача. Может, ты не сильнейший, братец? Никку казалось, в бездне он утонет, исчезнет и не найдет дорогу обратно, но если Медред оттуда берет силы… Только оттуда можно эти силы у него и отнять, отправить обратно в мир мертвых. Никк мысленно сделал шаг. — Говорил, что сумеешь обратить весь мир в прах, Лир, но не льстил ли себе? Ты ничего не знаешь о прахе. Не знаешь о демонах, что обитают во тьме… Еще шаг. Сознание Никка обволокла дымка, что-то темное и неизвестное кралось по его рукам и ногам, забираясь под самую кожу. Еще шажок… Нашел! Одна мысль, сгусток гнева, из которого состоял Медред. Никк будто очутился в его голове, почувствовав, как руки сжимают мечи, указывающие на Лира. Одно желание сжигает изнутри: «Месть! Месть! Месть!» Никк схватился за это желание, силясь разорвать в клочья. Еще немного, еще чуть-чуть… — …может, ты одурачил смерть, братец, — Медред засмеялся прямо в мыслях у Никка, — а твой дружок думает, что сейчас одурачит меня. Но все мы знаем, что победитель всегда один. Смерть. Сверху донесся вопль. Аня? Дафна? Никк почувствовал, как рука Медреда поворачивает клинок и наклоняется, как черное лезвие послушно идет вперед, как металл входит в живую плоть. Тьма. * * * Ани фокусировалась на Никке, передавая ему свои силы — это было легко, как веющий над океаном бриз. И сначала все шло отлично: Никк понял, как обезвредить жрецов, нашел слабость Медреда… Но потом его мысли вдруг стали вязкими и начали растворяться, ускользали от Ани, и чем сильнее она старалась, тем больше ее старания походили на попытки поймать тот самый ветер. А потом что-то пронзило сознание Никка. Что-то острое, холодное и металлическое, как… — Ли-и-ир! — Аня открыла глаза, когда Дафна закричала. Даитьянка рухнула на пол, будто ее кто-то сбил с ног, багряный цвет окрасил ее рубашку. «Кровь». — Даф? — Аня кинулась к ней. — Что случилось? Дафна тряслась, зажимая рану; кровь размазывалась по ее рукам и текла по пальцам. Даф будто бы пыталась что-то выговорить, но лишь стонала и дрожала, корчась от боли, а кровь все продолжала хлестать. — Дафна! — Аня упала рядом с ней на колени. Страх сдавил легкие. — Что происходит? — Ли… ир, — выдавила едва слышно та. — Дыши. Дыши! — к ним подбежала Ева. — Аня, в нее кто-то попал? Это был первый раз, когда мама назвала Аню по имени, назвала по-родному, как дочь. Первый раз, когда Аня была так близко к тому, чтобы быть просто дочкой, просто девчонкой, которая ничего не обязана решать, которой полагается доверить все проблемы родителям. Ведь они у нее теперь есть. «Но Даф ранена». — Я не знаю, — слезы потекли по Аниным щекам, истерика вот-вот возьмет верх. Она не понимала, что с Лиром, не понимала, выбрался ли Никк из тумана, не понимала, что случилось с Дафной и как той помочь! Может, Медред уже победил, может, они уже все мертвы, только не подозревают об этом… — Лир, — опять прошептала Даф, схватив Аню за руку. Боль и отчаяние блестели в голубых глазах даитьянки. — Он… умирает… Ладонь Дафны была мокрой от крови и горячей, как языки пламени. Аня машинально дернулась, но даитьянка сжимала крепко. «Лир умирает? — Аня уставилась на их слипшиеся пальцы и увидела, что на коже у Даф что-то светится. Анâтья. — Ну конечно, ведь они с Лиром связаны. Все, что чувствует Лир, чувствует Даф! Но когда..?» Аня обхватила ладонь Дафны двумя руками, мысленно передавая подруге свои жизненные силы. Глоток за глотком. Совсем мало осталось, но хватит, чтобы вылечить Даф. — Вот, почему Лăры нас прокляли, — бормотала даитьянка. — Медред… их… обманул. Люди… их… обманули. Ничего не выходило, кровь продолжала литься на пол. У Ани начинала кружиться голова от усталости, но живот Дафны не заживал, и энергия словно улетучивалась в никуда. — Это бесполезно, — Фарн склонился над ними. — Аня, если ранен Хэллхейт, лечить нужно его. «Точно! — как Аня сразу не поняла? — Этот удар в мыслях Никка, он ощутил, как Медред пронзил мечом Лира!» — Но я не могу отпустить… — Аня посмотрела на Дафну, у той начинали синеть губы. — Аурион не умрет, пока дышит Лир, — с твердым тоном Фарна сложно было спорить. — Найти его. Меня он в свои мысли не подпустит. Отпустив руку Даф, Аня закрыла глаза. * * * Лир помнил эту боль, это чувство — ледяное лезвие, пронзающее насквозь, пронзающее до самой души; горячая кровь, обжигающая, струящаяся по клинку, покидающая тело… «Твои поступки станут твоей судьбой». Лир принял это чувство почти что с радостью, как встречают давнего друга. Он ведь и так дышал воздухом дольше, чем положено людям, пришло время признать поражение. «Лир…» Нет. Но ведь он только начал! Еще не исправил ошибки, не попросил прощения, не защитил родных… Тер обещал Ивэйн всех спасти, отомстить! Обещал, что Дафна не будет плакать. «Лир…» Хэллхейт привык, что весь мир, все проблемы, — все у него под контролем. Даже страх и печаль он умудрялся укротить. Над болью смеялся, а со смертью дружил… «Лир!» Нет, не сегодня. Он не может сейчас умереть. Распахнув глаза, Лир понял, что клинок Медреда его уже не пронзает, хотя боль по-прежнему с ним, рана горит изнутри, легкие жжет от крови. Почему Хэллхейт до сих пор жив? Он слышал крики и шум и видел тьму, вздымающуюся перед глазами. Никк? Лир не доверял своему зрению. Никк и Медред, они сражались, Хэллхейт был уверен. Только мечей у них не было, их оружием стала… тьма? «Никк проиграет, — понял Лир. — Я всех погубил». «Еще нет, раз до сих пор дышишь, Хэллхейт», — слова будто окатили его ведром ледяной воды, окончательно приведя в чувства. Он и правда до сих пор жив. «Ивэйн?» «Еще одна попытка, — последовала усталая, грустная усмешка. Аня. — Поднимайся и завершай начатое». Медред и Никк стояли на другом конце зала, как черная туча, вокруг них кружился туман, то скрывая, то обнажая перед Лиром их два силуэта. Медред смеялся, Никк корчился и вот-вот был готов упасть. — Я не могу, — прошептал Лир. Он не чувствовал рук и ног, он вообще ничего не чувствовал, кроме жара, разъедающего изнутри, и крови, стекающей по мундиру. «Я не для того столько прошла, чтобы сейчас проиграть! — Анино сознание кипело от злости. — Если ты сейчас же не поднимешься, Дафна умрет, мы все умрем, и клянусь пекельным Астеротом, Лир, мне плевать среди живых или мертвых, но я отыщу тебя и заставлю вечно вспоминать этот день!» То ли Анина злость стала причиной, то ли в ее хрупком теле и впрямь нашлось столько сил, но Лир ощутил, как холод и жар отступают. Он сделал вдох. Выдох. Голова перестала кружиться. Лир попытался встать, оперся на локоть и приподнялся, но тут же завыл, снова рухнув обратно. Рана никуда не исчезла, хотя кровь и перестала из нее литься.