– Дикий Билл Хикок гостил на его ранчо, – сказал Берни. – И это что, делает его богатым? – Я просто говорю, что это исторически важное ранчо, – сказал Берни. – Но вот тридцать тысяч акров земли, плюс квартира в Манхэттене и вилла в Умбре, и бог знает что еще – это все делает его богатым. – И чем он занимается? Откуда все эти деньги взялись? – Наверное, наследство, – предположил Берни. – Обычная часть жизни аристократии. Они молча отпили кофе. Я закончил с пончиком. Объедение. – Он упоминал про соперников? – спросил Берни. Лейтенант пролистал свой блокнот. – «Вафелька»? – Я все думаю о владельце, Шермане Ганзе. Вы его проверили? – А? Что, парень решил совершить уголовное преступление, похитить человека, что грозит пожизненным, и все потому, что хочет выиграть собачью выставку? – Именно. – Хватит мне мозг выносить, – сказал лейтенант Стайн. Однажды очень плохой человек по имени Гулагов – сейчас он носит оранжевый спортивный костюмчик в Центральной тюрьме – чуть не выбил мне все мозги. Берни, конечно, самый лучший, но сейчас я был на стороне лейтенанта. – Когда похищают кого-то богатого, в первую очередь думаешь о выкупе, – продолжил тем временем лейтенант. – Выкуп уже потребовали? – Пока нет, – сказал лейтенант. – Но это может случиться в любой момент. – Может, ты и прав, – сказал Берни. – Что еще? – Нада осмотрел лимузин – все чисто. Опросил водителя и ту леди-тренера – тоже ничего. Буквально дырка от бублика. Это привлекло мое внимание. Причем тут бублики? И что такого важного в дырке? Эй, я всегда думал, это самая незначительная часть бублика. Что, если я все это время ел их неправильно? Из машины лейтенанта послышался искаженный помехами в голос. Он поднес к губам рацию и что-то ответил. Разговор я прослушал – частично из-за того, что слышно было плохо, частично из-за того, что был занят – слизывал крошки от пончика с сиденья машины. Затем рация замолчала. – Слышал? – спросил лейтенант. – Какой-то парень с заправки видел темно-зеленый пикап неподалеку от Рио-Локо? – Ехал со скоростью сто десять в час, – двигатель его автомобиля с шумом завелся. – Хочешь проверить вместе со мной? – Незачем нам вдвоем туда ехать. Лейтенант Стайн одним махом допил чашку с кофе. – То есть? – Мы лучше попробуем найти какие-нибудь зацепки. – Найдешь что интересное – дай мне знать. – И ты. – Это не так работает, – сказал лейтенант. – Тебе стоило бы это уже запомнить. Я – представитель закона, и я должен обо всем знать. Ты – не представитель закона, и ты просто хочешь обо всем знать, – они смерили друг друга долгим, недружелюбным взглядом. – Хорошего дня, – сказал лейтенант Стайн. Ну конечно, день будет хорошим, я в этом даже не сомневался. Мы с Берни и раньше ездили в Вегас. Сначала ты буквально столетиями пытаешься выехать из Долины, потом выезжаешь в пустыню, где руки Берни, лежащие на рулевом колесе, расслабляются. Иногда он ставит музыку – в данном конкретном случае «Качели» Роллинг Стоунс. Крутил он ее без перерыва, во весь голос подпевая припеву – что-то про демоническую жизнь. Потом он сказал: – Мик Тейлор, Чет, послушай внимательно – это их лучшая эпоха. Все это было в высшей степени непонятно, и вообще я предпочел бы Роя Элдриджа и его трубу, но всегда приятно посмотреть, как Берни веселится. Вскоре пустыня кончилась, и мы въехали в Вегас. Солнце садилось, и небо окрасилось в разнообразные цвета, но как мы уже выяснили, цвета – не мой конек, так что описывать их я не буду. Руки Берни снова крепко сжались на руле. Он ненавидел Вегас. – Этот город – зеркало, Чет, – сказал он. – Что оно отражает? Хороший вопрос. Какой-то ужасающий уголок человеческой души – вот тебе мой ответ. Я почти понял, что он имеет в виду! С зеркалами я был, конечно, знаком. Много раз на них лаял, только чтобы потом понять, что это всего лишь мое отражение. Еще через некоторое время мы остановились у ворот, ведущими в более тихую часть города. За стенами виднелись черепичные крыши и кроны высоких пальм. Охрана пустила нас внутрь, и мы покатили по длинной изгибающейся дороге, в конце концов припарковавшись у фонтана перед огромным домом. В воздух взлетели крупные капли, блестящие в свете заходящего солнца, и с плеском упали обратно в пруд. Это там что, большая жирная рыбина плавает? Я раньше никогда не ловил рыбу – мне даже и случая такого не представилось, если быть честным – так что это был самый подходящий момент для… – Че-ет? Большая жирная рыбина дернула хвостом и уплыла прочь – медленно, в очень подходящем темпе, чтобы ее поймать. Но может, сейчас было не лучшее время. Вскоре мы были уже в доме, следуя за горничной через череду гигантских комнат. Я сразу почувствовал запах кого-то из моего рода. Запах становился все сильнее и сильнее, пока мы не вошли в комнату, с пола до потолка заставленную книжками. В углу стояло кожаное кресло, на котором сидел седой мужчина с аккуратно подстриженной седой же бородой. В руках у него была книга, а на коленях восседала моя соплеменница, выглядящая точь-в-точь как Принцесса. Мы что, ее уже нашли? А мы с Берни хороши. – Мистер Ганз? – сказал Берни. Седой мужчина кивнул и сказал что-то в ответ, но я все прослушал, потому что в этот самый момент я окончательно принюхался к запаху девчушки, сидящей на коленях у мистера Ганза. Запах этот довольно сильно отличался от запаха Принцессы – та пахла как-то более остро, и только сейчас я понял, что мне это вроде бы нравилось. Я успел сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем почувствовал, что они говорят обо мне. – О, конечно, – сказал Берни. – Он абсолютно безопасен для маленьких собак. – Вафелька? – сказал мистер Ганз. – Хочешь поиграть с хорошей большой собачкой? У Вафельки были большие темные глаза – может, не такие большие и темные, как у Принцессы, но более влажные. Они уставились на меня – два глубоких черных колодца – а затем Вафелька издала тихий писк и поглубже вжалась в колени мистера Ганза. – Бедная Вафелька, – сказал тот, гладя ее голову размером с мячик для гольфа. Потом поднял взгляд на Берни. – Нам ни в коем случае нельзя расстраиваться, – сказал он. – Только не в преддверии выставки. – Конечно, – заверил его Берни. – Я только задам пару вопросов, и мы тут же уйдем. Голос мистера Ганза, до этого мягкий и ласковый, неожиданно стал куда тверже. – Возможно, вы не поняли, – сказал он. – Я говорил о ментальном здоровье Вафельки, а не о своем. Мне вы можете задать сколько угодно вопросов – бедная Аделина, я ей даже восхищался – хотя я и не понимаю, как могу вам помочь. Берни подтянул поближе пуфик и сел рядом с мистером Ганзом, но так, не полностью напротив. Это был один из его приемчиков, и у него даже была причина, почему надо садиться именно так – не полностью напротив – но я никак не мог до нее докопаться. Я сел на пол рядом, насторожив уши. Вафелька попыталась прижаться к мистеру Ганзу еще плотнее, но у нее кончилось место для отступления, и мистер Ганз прикрыл ее своей книжкой, оставив торчать только голову с большими влажными глазами. – Мы совершенно ничего не знаем, мистер Ганз, – сказал Берни. – Почти все, что вы можете рассказать, будет полезным. Скажем, тот факт, что вы восхищаетесь Аделиной. Или, точнее, восхищались, как вы сказали, – Берни улыбнулся. Это была очень быстрая улыбка, словно блеск ножа. Где-то глубоко-глубоко в душе Берни таилась некоторая жестокость. – Знаете что-то, чего мы не знаем, мистер Ганз? Мистер Ганз – глаза у него были большие и влажные, чем-то похожие на глаза Вафельки – спокойно встретил взгляд Берни. – Это уж наверняка, – сказал он. – Но мне ничего неизвестно насчет обстоятельств исчезновения Аделаиды и того, где она сейчас находится. А что касается отвратительного подтекста вашего вопроса – пожалуйста, только не говорите, что просто делаете свою работу. Полностью смысла я не понимал, но одно знал точно: мистер Ганз мне не нравится. Закончится ли этот разговор тем, что я в конце концов схвачу его за штанину? Не знаю, но я был готов заранее. А вот Берни все еще улыбался – теперь куда как более дружелюбно. Для меня это стало неожиданностью, но я никогда и не заявлял, что понимаю Берни 24/7, что бы это выражение ни значило. Я просто верил, что он самый умный человек в мире. Моей работой было позаботиться обо всем остальном. – Просто закидывал удочку, – сказал Берни. – Иногда может и повезти. Закидывал удочку? Он что, имеет в виду, что я все-таки мог по-быстрому запрыгнуть в пруд? Или, может, мы сможем заняться этим на обратном пути? Есть чего ждать с нетерпением. Это чувство я всегда любил и, по правде сказать, чувствовал его почти каждый день. – Не в этот раз, – сказал мистер Ганз, легонько почесывая Вафельку по голове. Похоже, он свою работу знал хорошо, и эй, я тоже хочу, чтобы меня почесали! Улыбка Берни угасла. – Расскажите мне о соперничестве, – попросил он. – Соперничестве? – Между Принцессой и Вафелькой. – Кто вам сказал, что у нас было соперничество? – Граф Боргезе. – Он вам действительно платит? – Да. – Тогда вы должны знать, что он корчит из себя графа де Бо-оргезе. – Корчит? В смысле, он не граф? Мистер Ганз пожал плечами. – В Италии графов как грязи. У тебя есть пятьдесят тысяч? Все, можешь быть бароном. Без понятия, о чем он, но повода для беспокойства не было – для чего бы ни были нужны пятьдесят тысяч, их у нас не было.