– Хочешь на обратном пути сесть за штурвал? А? Берни умеет управлять вертолетом? Он посмотрел на полковника с крайне забавным выражением лица и вдруг начал смеяться. Полковник тоже рассмеялся. Они смеялись и смеялись, согнувшись пополам, пока на глазах не выступили слезы. – Эй, Чет, приятель, успокойся. Спокойнее. Для меня это всегда было слишком – смотреть, как люди смеются до слез, но я изо всех сил постарался усидеть спокойно. Мы снова в порше, едем по пустой дороге – в данном случае, по пустому двухполосному шоссе, залитому асфальтом – я на переднем сидении: что может быть лучше? По правде говоря, лучше быть могло: если бы мы слушали музыку или если бы руки Берни лежали на руле чуть более расслабленно. Он думал. Я ощущал это так, словно на меня давила какая-то мощная волна. Впрочем, эти сеансы раздумий обычно оборачивались чем-нибудь хорошим. Я наблюдал за проплывающим мимо пейзажем, чувствуя себя преотлично, и в голове у меня было совершенно пусто. Мы перевалили через гребень холма, остановились на смотровой площадке и вышли. Люблю такие дорожные остановки. Я пометил валун, ветку и место на земле, где я учуял запах какого-то существа, которого раньше никогда не нюхал. Это всегда было очень интересным переживанием. В мире существовало множество существ, которых я видел по телевизору, но ни разу не нюхал. Бабуины, например: их я был бы не прочь понюхать. Я взглянул на Берни и увидел, что он за мной наблюдает. – У меня такое чувство, что ты знаешь куда больше меня, приятель. Что происходит? Я подбежал к нему, виляя хвостом. Что я знал? Множество вещей: мы с Принцессой, и эта змея, хиппи и бородатый парень с пикапом, и что-то еще, что? Аделина. Аделина и муравьи. Мой хвост опустился, и Берни ободряюще потрепал меня по голове. – Пойдем поговорим с парочкой придурков, – сказал он. Звучало неплохо. Довольно скоро дорога оживилась. Затем мы проехали мимо нескольких придорожных трейлеров, заправочной станции, закусочной – я всегда мог определить закусочную по форме здания и по запаху, который доносился до моих ноздрей, когда мы проезжали мимо – и мы въехали в город. – Добро пожаловать в Нигдевилль, – сказал Берни. Не слышал о таком городе, но мне нравилось бывать в новых местах. Мы припарковались перед низким кирпичным зданием с золотой звездой на двери и вошли внутрь. За стойкой стоял мужчина в коричневой униформе, высокий и худощавый, с кривым носом, словно кто-то его специально ударил. У этого мужчины в форме на груди была золотая звезда, на голове ковбойская шляпа, а на шее – повязка, возможно, он порезался при бритье. Берни постоянно резался, когда брился, но порезы обычно располагались выше. Мужчина увидел нас и бросил заниматься тем, чем он занимался: то есть, ничем. – Опять ты? – спросил он. В нем было что-то знакомое, но я пока не мог сообразить, что. – Я тоже рад вас видеть, помощник шерифа, – сказал Берни. – А это Чет. Мужчина посмотрел на меня сверху вниз. Тут я учуял его запах и начал вспоминать. Его рука потянулась к повязке на шее, и я вспомнил еще больше. – И что? – спросил он. – Помочь освежить память? – спросил Берни. – Встречался раньше с Четом? – он положил руку мне на голову. Кто-то зарычал: это был я? Я тут же перестал. – С моей памятью все в порядке, – сказал помощник шерифа. – Очень сожалею по поводу этого маленького недоразумения в Клаусон-Уэллсе, но мы не видели никакой собаки, конец истории. – Забавно, – сказал Берни, – Потому что он видел тебя. – А? – сказал помощник шерифа. – Все, что нужно было сделать – это сказать мне, – продолжил Берни. – Очень просто. – Сказать что? – Что ты видел его, возможно, даже следил за ним какое-то время. – Следил за ним? Через заднюю дверь в помещение зашел еще один мужчина, высокий и худощавый, как и помощник шерифа, но с прямым носом. Я и его запах узнал. Он взглянул на Берни не слишком-то дружелюбным взглядом и сказал: – Он вернулся. – Но смысла в его словах все так же мало, шериф, – сказал помощник шерифа. – Иногда такое случается, когда тебя бьют по башке, – заметил шериф. – Досадная ошибка с нашей стороны, и мы искренне сожалеем, но откуда нам было знать, что вы частный детектив с хорошей репутацией? Когда люди злятся, это легко определить: их лица краснеют, голос становится громче, и они начинают крушить все вокруг. Берни не такой. Когда он злится – а это случается нечасто – мало что меняется. Зачастую все, что можно заметить: это то, какими твердыми становятся мышцы его челюсти. Сейчас так и было. – Ошибку совершить может любой, – сказал Берни. Голос его не становился громче, наоборот, он заговорил только тише. – Но зачем все усложнять? – Усложнять? – сказал помощник шерифа. На мой вкус, у всех людей глаза расположены слишком близко друг к другу, но у некоторых – как у помощника шерифа – дело с этим обстояло еще хуже, чем у других. – Кажется, нам угрожают, – сказал шериф. Его глаза не были так близко посажены, но они были такими бледными, что, казалось, никакого цвета не имеют вовсе. Просто два черных пятна зрачков посреди белка глаз. Это сбивало с толку. И разве шериф не был представителем закона, кем-то вроде полицейского? Обычно мне нравились копы. – Это не угроза, – сказал Берни. – Скорее, я даю вам возможность. – Это какую? – спросил шериф. – Это очень редкая возможность, – сказал Берни. – Начать все сначала, без каких-либо вопросов. – Я окончательно перестал понимать, о чем он. Я тоже, причем уже некоторое время как, но это было неважно. Берни делал то, что он умел лучше всего – был самым умным человеком в мире. У меня было стойкое ощущение, что скоро мне доведется хватать этих парней за штанины, что было чистым безумием, поскольку они были представителями закона. – Ваша первоначальная история никак не вяжется с некоторыми новыми фактами, что мне недавно удалось установить, – сказал Берни. – Крутой ты перец, – сказал помощник шерифа. А вот шериф, пристально наблюдающий за Берни, ничего не сказал. Казалось, он очень внимательно слушает. Я вот не особо внимательно слушал: все это было слишком сложно. – Какими фактами? – наконец, спросил шериф. – Вот, например, один. Вы оба отрицаете, что видели Чета в Клаусон-Уэллс. Но очевидно, что это не так. – Отчего же? Берни повернулся к помощнику шерифа. – Что с твоей шеей? Он открыл рот, закрыл, затем снова открыл. – Нарыв, – сказал он. – Нагноившийся нарыв. – В твоей карточке написано совсем не это, – сказал Берни. – Карточке? – Ну, знаете. Медицинская карточка, – сказал Берни. – В той славной клинике чуть дальше по улице. – Что за черт? – воскликнул помощник шерифа. Шериф сделал жест, кажется, призывающий его заткнуться, но тот продолжал. – Они что, показали тебе мою карту? – Разве это было бы этично? – сказал Берни. – Просто так уж вышло, что я оказался там, где смог ее увидеть, и никто в этом не виноват. Но суть вот в чем: в карточке сказано, что это собачий укус. На самом деле, скорее даже царапина – кожу так и не прокусили. Ничего о нарыве, ни о нагноившемся, ни о каком-либо еще. Тишина. Атмосфера в комнате изменилась, и это изменение мне нравилось. – Нужно это исправить, не так ли, Лес? – сказал шериф. – Сейчас-сейчас. – Спешка ни к чему, – сказал Берни. – Я сделал копию с оригинала. Шериф протянул руку. – Не возражаете, если мы посмотрим? – Это не бумажная копия, – сказал Берни. – Прошу прощения, стоило сказать об этом раньше. Я отсканировал соответствующую страницу и отправил ее себе по электронной почте, – он достал мобильный телефон. – Просто удивительно, что только можно сделать с помощью этой штуки. Снова тишина. Рука помощника шерифа опустилась на рукоять пистолета. – Звучит как возможное уголовное преступление, – заметил шериф. – Давайте позвоним в ФБР, – предложил Берни. – Если, конечно, они уже не вовлечены. – И что это должно означать? – спросил шериф. – Ничего, – сказал помощник шерифа. – Почему мы вообще его слушаем? Он просто языком мелет.