И сейчас мы стремительно неслись по асфальту, неминуемо – и очень быстро – сокращая расстояние до мотоцикла. Ветер свистел в ушах, прижимая меня к спинке сидения, двигатель выл, и… Это я вою? Просто меня всегда заводит хорошая погоня. Я слышал стук в груди, который все ускорялся и ускорялся: тук-тук-ТУК, тук-тук-ТУК, и казалось, что вся машина тряслась в ритм. Итак, мы собираемся поймать этого байкера, верно? И когда мы это сделаем, мы… Ну, я, честно говоря, не был до конца уверен, что дальше – ведь Нэнси на нашей стороне, верно? Но об этом будем беспокоиться, когда придет время, как любят говорить люди. Я лично считаю, что лучше не беспокоиться никогда, такой вот у меня подход. Я перевел взгляд на правую ногу Берни: он вдавливал педаль в пол, до упора. Быстро пролетающая сбоку пустыня казалась просто размытым пятном, и я даже не мог… А это еще что? Какой-то крен? – Ой-ей, – сказал Берни. – Ты тоже это почувствовал?.. Затем раздался лязг, потом еще один лязг, за которым последовала целая куча маленьких лязгов, а затем машина накренилась еще немного. Порш дернулся, словно споткнулся об асфальт – как человек, который слишком много выпил в баре. И вот мы сидели в машине, двигатель издавал странные хлопающие звуки, а мотоцикл становился все меньше и меньше, пока совсем не исчез из виду. Стало очень тихо, если не считать негромкого «хлоп-хлоп». Рука Берни сжалась в кулак. У него были большие сильные руки, и множеству преступников, гангстеров и просто плохих парней доводилось видеть, на что эти руки способны. Он занес кулак, будто бы хотел ударить по рулю – я множество раз видел как это делали многие люди, и хорошие, и плохие – но в последний момент остановился, его рука расслабилась, и никакого удара не случилось. И это была одна из самых лучших черт Берни. На свет появились инструменты, а вскоре после этого – и руководство автомеханика. Когда Берни с головой погружался в двигатель, ничем хорошим это никогда не заканчивалось. Ветер трепал страницы открытого руководства, а Берни пытался прижать их локтем, перепачканным в машинном масле. В каждой руке он сжимал по инструменту. Через некоторое время я больше не мог на это смотреть и решил предпринять небольшую вылазку, чтобы – как там это называл Берни? – оценить местность, вот как. Я пробежался вокруг и оценил местность, почувствовал запах: лягушачий, жабий, рыбий – запах змеи, но очень слабый. Я отправился по следу, потерял его, покружил вокруг и снова нашел, и там, в тени большого камня, я нашел… что это? Я не был до конца уверен: какая-то странная змея, очень бледная, и у нее совсем не было глаз, а на их месте чернели отвратительные дыры. – Чет! Что, черт возьми, происходит? Я понял, что лаю во всю глотку, и замолчал. Но потом я снова перевел взгляд на эту безглазую голову и, кажется, залаял еще громче. – Чет? Что такое? – голос Берни изменился, и из него исчезло раздражение – хотя конечно, не то чтобы он когда-нибудь раздражался на меня. – Нашел что-нибудь? Он подошел, увидел змею и рассмеялся. Затем – о, нет! – наклонился и взял ее в руки, прежде чем я успел его остановить. Змеи же кусаются! Разве Берни об этом не знал? Но эта змея никого не кусала, а просто безвольно свисала из зажатого кулака Берни. – Это просто старая шкура, Чет, – сказал он. – Бояться нечего. Просто змея слишком выросла и сбросила ее, вот и все. На самом деле, я подумал, что это объяснение уже само по себе довольно страшное, поэтому поспешил обратно к машине. Я даже было подумывал забраться под нее и лечь, но потом услышал, как из двигателя что-то капает. Спустя некоторое время Берни повернул ключ, внимательно прислушался к шуму мотора, и произнес: – Вуаля. Слово это было для меня совершенно новым. Может быть, это значило «разворот на сто восемьдесят градусов», потому что именно это мы и сделали – бросили идею догнать мотоцикл и отправились в совершенно другую сторону. – Вегас, – сказал Берни и глубоко вздохнул. – Не могу ясно мыслить, когда речь заходит о Вегасе. Берни не может ясно мыслить? Нелепость. Я придвинулся к нему поближе. Вскоре мы включили музыку – Билли Холидэй, один из ее грустных альбомов. Мне больше нравились ее радостные альбомы – вроде того, что с Роем Элдриджем, дующим в свою трубу – поэтому я был даже рад, когда зазвонил мобильный телефон, и Берни пришлось поставить музыку на паузу. – Как оно все? – спросил Берни. Я услышал голос на другом конце провода: это был лейтенант Стайн. – Скверно, – сказал он, потом еще что-то, что я не расслышал, а затем Берни нажал кнопку, и голос лейтенанта Стайна начал звучать из колонок. – …и Сьюзи Санчез до сих пор не объявилась на работе. Никто не знает, где она. Ты уверен, что эти два дела связаны? – Сейчас я уже ни в чем не уверен, – сказал Берни. – Но она работала над статьей о Боргезе, а Клаусон-Уэллс находится примерно в часе езды от их ранчо. – Это в округе Рио-Локо? – Там. Знаешь что-нибудь о местном шерифе? – Нет, – ответил Стайн. – А что? – Плохое предчувствие. – И это все? Плохое предчувствие? Мы уже говорили об этом, не так ли, Берни? Что ты хочешь, чтобы мы притормозили с делом, и что этого не произойдет? – Плохое предчувствие – все, что у нас есть, – сказал Берни. Он не стал говорить про запах, но поделать я с этим ничего не мог. Долгое молчание. – Я поищу про него что-нибудь, – сказал лейтенант. – И еще про помощника шерифа. Его зовут Лес кто-то там, – сказал Берни. – Вы уже проверили квартиру Сьюзи? – Теперь ты мне рассказываешь, как работу делать? Конечно, я послал туда ребят. – И? На заднем фоне послышался шелест страниц. – Этот парень сказал, что он только что приехал домой и не видел ее. – Парень? – переспросил Берни. – Какой еще парень? – Тут сказано, что друг из другого города. – Какой друг? Еще шелест. – МакНайт, – сказал лейтенант Стайн. – Дилан МакНайт. Берни ударил по тормозам. Я думал, что меня сейчас сбросит с сиденья, но в итоге машина так резко развернулась и рванула в противоположную сторону, что я в итоге, считай, вообще не сдвинулся с места. Берни умел водить, в этом у меня никаких сомнений не было. Завизжали шины, источая волнующий запах сгоревшей резины – такой интригующий, что я оказался на седьмом небе, что бы это ни значило. Какая-то туманная мысль начала оформляться на самом краю моего сознания, и пока я пытался ее не упустить, я пропустил часть разговора. – …не проверил его через базу? – говорил Берни. – Согласно отчету, нет, – сказал лейтенант Стайн. – А что, есть причина, по которой стоило бы? – Господи боже, да он отсидел срок в Северном штате. – По какому обвинению? – Наркотики. – Торговля? – Да. – Чем торговал? – Травкой. – Травкой, да? А это еще считается преступлением? – Какого дьявола, Стайн? – Я просто пошутил, Берни. Слушай, этот парень – как его там, МакНайт? – никаких подозрений не вызвал, но если хочешь, я могу снова послать к нему ребят. – Забудь, – сказал Берни. – Мы уже почти на месте, – и он сбросил вызов. Я огляделся. На каком это месте мы почти были? Что происходит? Все, что я понял – это то, что Берни и лейтенант повздорили. Но разве они не были друзьями? Я немного поерзал, устраиваясь поудобнее, и быстро расположился с максимальным комфортом. Я такое очень ценю. Когда я проснулся, мы все еще были в пустыне, но теперь на горизонте виднелись верхушки небоскребов в центре города. Казалось, они парят в небе, оторвавшись от земли, и на секундочку мне показалось, что я все еще сплю. Я уже бывал у Сьюзи раньше. Она жила в квартире с собственным двориком недалеко от «Мемфисских ребер Макса» – на мой взгляд, лучшего ресторана во всей Долине. И не только потому, что его владелец, Клеон Максвелл, был нашим другом и бесплатно давал нам купоны «два по цене одного», но и из-за ребрышек, которые там подавали: сначала ты ешь сочное мясо, а потом внутри еще и обнаруживается целая кость! Так вот, квартира Сьюзи. В Долине было много квартир с собственными двориками, но Берни ни одна из них не нравилась, потому что все эти маленькие лужайки и кусты вечно были, по его словам, не того сорта, и вредили водоносному горизонту. Мы вышли из машины и подошли к двери Сьюзи. В этот раз Берни ничего не сказал о водоносном горизонте и, казалось, вообще не заметил ни газона, ни кустов. Обычно Берни стучал в дверь Сьюзи тихо и осторожно, а выражение его лица напоминало мне Чарли. Не в этот раз. Он забарабанил в дверь со всей силы, и выражение лица у него было мрачным. Дверь открылась, и на пороге появился Дилан МакНайт, очень симпатичный парень, босой и без рубашки. Он был вылитый актер из всех тех фильмов, которые Берни ненавидел. Взгляд Дилана МакНайта заметался из стороны в сторону: он смотрел то на Берни, то на меня, то снова на Берни. Запах у него был удивительно приятный, и кроме того, я уловил еще один аромат, принадлежавший какой-то женщине, но не Сьюзи. – О, – сказал Дилан МакНайт. – Это ты. – Где она? – спросил Берни. – Кто? В следующий момент мы уже были внутри дома, и Берни прижимал Дилана к стене. – Сьюзи? – голос Дилана стал высоким. – Ты про Сьюзи? Я не знаю, где она. Я уже рассказывал копам. Ее не было дома, когда… Берни поднял Дилана в воздух. – У нас нет на это времени, – сказал он.