Я подошел и понюхал мерзкий комок. Ого. Желудок у меня скрутило, и я отступил назад. Хотите верьте, хотите нет, но как-то раз я видел, как Спайк слизнул такой же комок, а может, и побольше. Этим здоровяком можно было только восхищаться, в этом не было никаких сомнений. Когда мы покинули автомастерскую и выехали на автостраду, солнце уже стояло высоко в небе. Машина звучала просто прекрасно – она громко и сильно мурчала, словно могучее животное, правда, пахла она механикой. – Бетт Дэйвис, – произнес Берни через некоторое время. Для меня это было совершенно новым именем, так что я ждал продолжения, но никаких разъяснений не последовало. Много позже, когда вдали показался Вегас, Берни вдруг сказал, – Сьюзи бы наверняка получила море удовольствия от… – он снова замолчал. Шермана Ганза мы разыскали в теннисном клубе. Я побывал на множестве полей для гольфа – особенно в последнее время, когда Берни начал бегать по ним вечерами, чтобы привести себя в форму. Люблю поля для гольфа, а особенно – водные преграды. Но вот в теннисном клубе я раньше никогда не был, хотя, конечно, у меня был большой опыт обращения с теннисными мячами. На самом деле, я умел обходиться с любыми мячами: теннисными, резиновыми, с мячами для лакросса – вообще-то, они были моими любимыми, очень прыгучие, и жевать их крайне приятно, не могу даже передать вам, какие ощущения у меня от них в зубах. И даже с мячами для регби, которые нужно было ухватить за один конец. Футбольные и баскетбольные мячи штука заковыристая, ухватить их невозможно, если только – и чтобы дойти до этого, мне понадобилась уйма времени – не прогрызть в них пару дыр, и тогда они уменьшаются до вполне нормального размера. Но это доставляло много проблем, как я выяснил однажды, когда Берни играл в полицейской Спортивной лиге и мяч внезапно отскочил именно туда, где случилось сидеть мне, но эта история для другого раза. Прямо сейчас мы с Берни шли по чудесной дорожке, обсаженной цветами – о, как восхитительно тут пахло, даже начинать не стоит – к теннисному корту, на котором что-то звонко стучало. По одну сторону сетки стоял высокий светловолосый парень с полным ведром мячей, по другую – мужчина постарше, маленький, с седой бородой: Шерман Ганз. Я всегда подмечаю бороды. Странная это человеческая черта: они есть только у некоторых мужчин, а у женщин – никогда. Что это только что произошло? Высокий светловолосый парень достал из ведра мяч и отбил его Ганзу. На Ганзе были белые шорты, и ноги у него были тощие, как палки. Он взмахнул ракеткой и отбил мяч в ответ, но высокий парень даже не попытался его поймать, а просто достал еще один мяч. – Вращательное движение, Шерми, вращательное движение. Всегда нужно бить вращательным движением, – он отправил через сетку еще один мяч. Ганз замахнулся, но на этот раз даже не попал ракеткой по цели. – Вращательным движением вверх, вращательным движением – и вверх, – сказал высокий парень, посылая еще один мяч. Вращательное движение? Я знал, как вращаться – например, когда гоняешься за своим хвостом – но непохоже, чтобы Ганз особенно крутился на месте. Возможно, Теннис был куда сложнее, чем мне казалось, но сейчас меня это особенно не волновало, потому что мяч отскочил в нашу сторону – а мы теперь были совсем рядом с кортом – и я поймал его прямо в воздухе. А кто бы этого не сделал, когда мимо пролетает мяч, всем своим видом говоря: «Поймай меня»? А потом – и вот как это случилось, я был уже не уверен – я уже был на корте и мчался к сетке. Прыгнул вверх и перемахнул через нее – не так уж это было и сложно, теннисные сетки оказались не такими уж и высокими, но все равно, это было так здорово, взмыть в воздух, и мне так понравилось, что я как бы развернулся прямо на лету и приземлился лицом к сетке. А в следующий момент я уже снова прыгнул, но теперь уже в другую сторону и, да! Я снова развернулся в воздухе, и когда я приземлился, в моей пасти было уже почему-то зажато два мяча, как это вообще получилось? Я… – Чет! Мы сидели во внутреннем дворике с видом на корт: Шерман Ганз и Берни – друг напротив друга, за столом, я – у ног Берни, неподвижный и молчаливый. Высокий парень теперь подавал мячи женщине, без конца приговаривая: «Ракетку назад, запястье уверенней, расслабь руку, вращательное движение, вращательное движение». Очень тяжелая для восприятия игра: мячи так и летят во все стороны. Я их игнорировал. – Что случилось такого важного, – спросил Ганз, – что вы заявились на мой урок без предупреждения? – В прошлый наш визит у нас оказалось кое-что ваше, – объяснил Берни. – Так что я хотел это вернуть. – Не помню, чтобы я что-то вам давал, – сказал Ганз. – Верно. Мы это скорее позаимствовали. – Позаимствовали? Берни положил на стол журнал. – Вы позаимствовали экземпляр «Мир выставочных собак»? – Виновен. – Но зачем? – спросил Ганз. – Я бы его и так одолжил. Почему не спросить? – Как поживает Вафелька? – Отлично. Вы не ответили на мой вопрос. – В этом расследовании очень много вопросов – в этом и проблема. – Вы говорите об Аделине? – И Принцессе, – сказал Берни. Ганз смерил его долгим взглядом. Глаза у него были холодные. – И Принцессе, само собой разумеется. – На самом деле, все еще сложнее, – сказал Берни. – Вы знаете журналистку «Трибуны Долины» по имени Сьюзи Санчез? – Не думаю. – Не думаете? – У меня такая работа, что я часто общаюсь с журналистами, – сказал Ганз. – Я не могу помнить каждого мелкого репортера. Теперь и глаза Берни стали холодными, словно внутри разом погас свет. Мне не нравилось, когда такое происходило, и, возможно, Шерману Ганзу тоже. Под столом у него начала подергиваться нога. Вот это мне нравилось: это значило, что мы на верном пути. Куда он ведет, правда, я не знал, и кроме того, передо мной стояла еще одна проблема: как я буду хватать Ганза за штанину, если он в шортах? Раньше со мной такое вообще случалось? Я попытался подумать. – Я бы не стал так характеризовать мисс Санчез, – сказал Берни. Ганз пожал плечами. Поднялся ветер, и страницы журнала с шелестом затрепетали. Берни положил на него руку, у него были красивые руки, я никогда не уставал на них смотреть. – Вы упомянули о своей работе, – сказал Берни. – Чем именно вы занимаетесь? – Я инвестор. Это для меня было в новинку. Я был знаком со многими человеческими профессиями: коп, преступник, бандит, сотрудник исправительных учреждений, байкер, снайпер, телохранитель, ветеринар, собачий парикмахер, и, конечно же, еще частный детектив – и это только некоторые из них, всех и не упомнить – но не инвестор. Ах да. Еще разработчик. По выражению лица Берни я решил, что инвестор относится к той же категории людей. – Во что инвестируете? – сказал Берни. – Ничего нетривиального, – сказал Ганз. Не разбирался в нетривиальности, но звучало слово так себе. И я ему не поверил – Ганз со своей заостренной седой бородкой и худыми ногами цвета кости был способен и на нетривиальность, и, возможно, на что похуже. – Стройматериалы, – продолжал он, и я ощутил, как перестаю понимать смысл, – Отели, торговые центры, квартиры. – Что-нибудь в округе Рио-Локо? Дергающаяся под столом нога начала дрожать еще сильнее. – Насколько я помню, нет, – сказал Ганз. – Я не храню в голове все свое портфолио. – Выглядите как человек, который мог бы, – сказал Берни. Я был очень близок к тому, чтобы понять, в чем дело. Все благодаря шоу, которое мы однажды смотрели по каналу Дискавери: там были женщины, которые носили на голове разные большие штуки. Вот только эти женщины были совсем не похожи на Ганза, так что, возможно, Берни сейчас зашел куда-то не туда. – К чему вы клоните? – спросил Ганз. – Вот вам подсказка: Клаусон-Уэллс. Нога все дергалась и дергалась, и она была такой костлявой… У меня появилось странное ощущение, начинающееся от самых корней зубов, словно им хотелось что-то сильно сдавить: например, мяч для лакросса, которого, к сожалению, нигде поблизости не было. Ганз перестал смотреть Берни в глаза. – Да, теперь я припоминаю, что у меня там могут быть некоторые свои интересы. – Такие как, например, владение целым городом? – Возможно, – сказал Ганз. – Я бы не назвал это инвестицией. Скорее, мы говорим об общественной пользе. – О? – План состоит в том, чтобы все там починить и показать людям, каким был Старый Запад, – сказал Ганз. – Туда смогут ходить на экскурсии школьники, церковные группы, туристы. – И часто вы заботитесь об общественной пользе? – Десять процентов нашей прибыли идут в Американское общество по предотвращению жестокого обращения с животными, хотя я и не понимаю, как это вас касается. – Какой вы молодец, – одобрил Берни. – А как насчет правоохранительных организаций? Вы их тоже спонсируете, или, может, только одного служителя закона? – Для меня ваши слова не имеют никакого смысла. – Например, шерифа округа Рио-Локо? Или его помощника? – Я их не знаю, – сказал Ганз. – Я вообще никогда не был в Клаусон-Уэллсе. Для этого у меня есть специальные люди. – И кто-то из ваших людей позвонил шерифу и предупредил его? – О чем предупредил? – Что мы появимся в Клаусон-Уэллсе, предоставив ему достаточно времени, чтобы обустроиться в салуне. – Я понятия не имею, о чем вы говорите. Я даже не знаю, что вы вообще здесь делаете. И мне не нравится ваш тон. Берни достал из кармана фотографию с мишенью. Развернул ее, открыл журнал и вставил фотографию на место. Подергивающаяся нога Ганза замерла. Берни молчал и просто ждал. Я тоже ждал, хотя не был уверен, чего именно; но весь мир вокруг словно замер – знаете, это странное ощущение, которое иногда накатывает? На меня это всегда производило большой эффект. Затем с корта донесся голос высокого парня: – Вращательное движение. Вверх и до конца. Вращательным движением – и вверх. Ганз поморщился, как это делают люди, которые чувствуют внезапную боль – с этим я был знаком по мигреням Леды. – Я действительно отправил эту фотографию, – сказал он. – Но я не имею никакого отношения ни к исчезновению Принцессы, ни к исчезновению Аделины, ни к чему-либо еще. – Вы можете это доказать? Ганз достал из кармана мобильный телефон, большой такой, и нажал на кнопки.