– Да тут поди разберись. Лейтенант Стайн поднял в воздух бумажный пакет. – Пончиков нет, – сказал он, – но есть медвежьи когти. Чет любит медвежьи когти? Стоп. Любит медвежьи когти? Он точно именно это сказал? Лейтенант вообще когда-нибудь смотрел канал Дискавери? Видел, что медведи могут сделать своими этими когтями? – Думаю, что да, – ответил Берни. Да? Он полез в пакет и вытащил… что-то, что вообще не пахло, как животным – и на самом деле, пахло очень похоже на пончик. И вроде бы у него не было никаких острых или опасных частей. Берни протянул эту штуку мне. Я понюхал, но брать не стал. Не стоит делать никаких опрометчивых шагов. Тогда Берни рассмеялся и бросил штуку на пол перед моим сиденьем. Я наклонился вниз, еще немного понюхал, лизнул пару раз. Так-так-так. Обещающе. Я откусил маленький кусочек. Очень похоже на пончик, но – возможно ли вообще такое? – еще вкуснее? Я попробовал еще немного, потом еще немного, а потом пробовать было уже нечего. Да, действительно, еще вкуснее, чем пончик. Медвежьи когти! Ну что за мир! Берни и лейтенант тоже ели медвежьи когти, вытирая рты маленькими бумажными салфетками. Я облизал губы, потом еще раз, и продолжал их облизывать, пока не пропал последний привкус выпечки, а потом на всякий случай облизнулся еще несколько раз. Лейтенант Стайн достал пачку сигарет и предложил ее Берни. – Я думал, ты бросил. – Я думал, ты тоже, – ответил лейтенант. Они закурили, и в мою сторону поплыло облако дыма. Ах. Должен кое в чем признаться: если бы я мог курить, я бы курил. – Вы зашли к этому парню, МакНайту? – спросил лейтенант Стайн. – Он не причем. – Еще новости? – Все новости. – Значит, у тебя ничего нет? Берни кивнул. – Скрываешь от меня что-то, старина? – спросил лейтенант. – Зачем бы мне это делать? – Очевидный ответ, – сказал лейтенант Стайн. – Ты не доверяешь мне. Ты не доверяешь полиции. Ты вообще никому не доверяешь. – Это неправда. – Какая именно часть? – лейтенант перевел взгляд с Берни на меня. – Я ничего не скрываю, – сказал Берни. – Тебе просто придется поверить мне на слово. Они посмотрели друг на друга, щурясь через дым. – Пока верю, – сказал лейтенант Стайн. – И на том спасибо, – сказал Берни. – Что там с зеленым пикапом, который ты проверял? – Свидетель оказался буквально слепым. – Проверили шерифа Рио-Локо? – Эрл Форд, – сказал лейтенант. – С ним все чисто. Захолустный неудачник, не более. Помощник шерифа, с другой стороны, может представлять интерес, – он достал блокнот из кармана рубашки, пролистал его. – Лестер Форд. – Они братья? – Двоюродные, – кивнул лейтенант Стайн и перевернул страницу. – Лестера с позором уволили из армии. До этого он служил в стрелковом подразделении в Форт-Беннинге. Работает помощником шерифа восемь лет. За это время у него два обвинения в получении взяток. Кроме того, он замешан в убийстве какого-то не то дилера, не то иммигранта-контрабандиста – тот якобы оказал сопротивление при аресте. Покойному было семьдесят два года, – лейтенант убрал блокнот. – К ответственности привлечен не был. – Лестер ездит на мотоциклах? – спросил Берни. – Об этом информации нет. – Как ему удалось получить значок после позорного увольнения? – В такой глуши? – хмыкнул лейтенант. – Да даже Джеку-Потрошителю бы выдали там значок, – он сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в окно. Берни сделал то же самое. Я вдохнул остатки дыма, чувствуя, как обостряется мой разум и выпрямился на сидении во весь рост. Джек-Потрошитель – это что-то новенькое, но я был готов ко всему. Мы с Берни расправились со многими преступниками, и никого не боялись. Ладно, только медведей и, может быть, змей, но кроме них – никого. Берни потянулся к ключу зажигания. – Чуть не забыл, – лейтенант бросил Берни какое-то маленькое устройство, возможно, мобильный телефон. – Что это? – спросил он. – Цифровой диктофон Сьюзи Санчез. Ее босс нашел его в ее рабочем столе. Никакого ноутбука или записной книжки он не нашел – должно быть, их она взяла с собой. – Почему ты мне его отдаешь? – Я проверил – на нем ничего нет, – сказал лейтенант и странно посмотрел на Берни. – Ничего полезного. Лейтенант Стайн уехал. Я думал, мы тоже поедем, но я ошибся. Вместо этого Берни осмотрел диктофон Сьюзи, повертел его в руках, а потом нажал на кнопку сбоку. – Молоко, – Эй! Это же голос Сьюзи, и очень четкий. У некоторых людей голос куда приятнее, чем у остальных, и полный самых разных звуков, словно музыка. Сьюзи была одной из таких людей. Конечно, голос у нее был не такой приятный, как у Берни, но близко к этому. – Яйца, фрукты, сыр, хм-м… Хм… Бурбон? На случай, если зайдет некий увалень? – она рассмеялась. – Увалень. Он никогда мне этого не простит. Хм. И собачьи лакомства – не забыть про них. Она никогда не забывала. Сколько смысла в этих словах. Мог бы слушать Сьюзи весь день. Берни немного пощелкал кнопками. После этого наступило короткое молчание, а затем: – Сыр, хм-м… Хм… Бурбон? На случай, если зайдет некий увале… – щелк-щелк. – Хм… Бурбон? На случай, ес… – щелк-щелк. Берни прослушал этот фрагмент еще несколько раз. Он что, захотел бурбона? Меня это немного встревожило – сейчас ведь еще довольно рано, нет? И мы на работе. Щелк-щелк, еще больше голоса Сьюзи. – Граф… Что конкретно это означает? Граф. Графиня. Господи, что за мир. Графиня Сьюзи Санчез хочет вас видеть, – она снова рассмеялась. – Вилла в Умбрии – возможно, у вилл есть названия? Надо узнать имя. Квартира в Манхэттене – цена покупки? Пассаик-Реалти? – на заднем плане начал звонить телефон. – Алло? – сказала Сьюзи. – Да, это я. Кто… – и после этого – тишина. Мы сидели в машине, Берни смотрел на маленькое устройство, а я смотрел сначала вникуда, а затем – на кошку, которая появилась в окне здания через дорогу. Кошка тоже меня увидела – в этом я был уверен – и широко зевнула. Специально зевнула мне прямо в лицо, просто чтобы вывести меня из себя, никаких сомнений. Не хочешь выйти на улицу и сделать это еще раз, а? – Чет? Ты в порядке? Ой-ей. Я уже наполовину выбрался из машины, и заметив это, снова забрался внутрь. По правде говоря, все, что делают кошки, приводит меня в бешенство. – Что у тебя на уме, приятель? – вообще ничего. Просто кошки такие… такие… Берни меня погладил. – Как насчет того, чтобы заскочить к профессору? Профессор? Я взял себя в руки. Люблю профессора. Я бы завилял хвостом, но он каким-то образом застрял между сиденьем и дверью. Мы поехали в колледж. У нас с Берни были самые разные эксперты по всяким штукам, например, Отис Дуэйн был экспертом по оружию. Профессор – у него было длинное, сложное имя, которое я так и не разобрал, но это и не имело значения, поскольку Берни называл его просто Проф – был нашим экспертом по деньгам. Не по зарабатыванию денег – у людей с кучей денег есть к ним определенный подход, трудно объяснить, что я имею в виду, но у Профа этого подхода не было – но по всему остальному, связанному с деньгами. Что именно? Что вообще было важного в деньгах кроме того, как их заработать? Не могу сказать. Колледж находился недалеко от центра города, но похож на него не был – в центре вечно было никого на улицах и одни только небоскребы. У колледжа стояли старые здания с черепичными крышами, было много деревьев и травы, и повсюду были люди, в основном молодые, которые ходили туда-сюда, сидели, просто валялись на траве и даже – эй! – играли во фрисби! – Ого. Видел, что только что сделала эта собака? – Чет? Не мог бы ты, пожалуйста, вернуть фрисби? – Это ваша собака? – Мы с ним скорее команда. – Не могу поверить, что он так высоко прыгнул. Ему на телевидение надо. – Не подавайте ему идей. Чет? Фрисби, пожалуйста? Я вернул фрисби, за исключением самого крошечного кусочка, который, кажется, отгрыз. Да, это место, конечно, не сравнится с нашим домом на Мескит-роуд, но если нам с Берни когда-нибудь придется жить где-то еще, то здесь, в колледже, было бы неплохо. Ребята из колледжа были лучшими. У Профа в кабинете стоял диван. Когда мы вошли, Проф как раз на нем лежал, сложив руки на большом круглом животе. – Привет, ребята, – сказал он. – Я тут просто обдумываю небольшое аналитическое представление насчет Маркса. Проф был великолепен – я уже рассказывал? Я понял только часть «привет, ребята», и на этом все. – Что именно? – полюбопытствовал Берни. – Производство слишком большого количества полезных вещей приводит к появлению слишком большого количества бесполезных людей.