Аделина и эти муравьи, там, в хижине рядом с городом-призраком. – Чет? Что такое? Вниз, приятель. Что случилось? Я стоял на задних лапах, передние поставив на Берни. Очень плохо. Я опустился на землю, поджав хвост между ног. Берни встал рядом со мной на колени, взял мою голову в свои ладони. – Что у тебя на уме, приятель? Что случилось? Я умею делать один такой звук – и правда в том, что иногда он получается сам по себе – такое урчание глубоко в горле. Он не похож на рычание или лай, скорее на… Нет, не знаю. Как бы вы ни назвали этот ворчащий звук, сейчас из моего горла вырывался именно он. Берни погладил меня по голове. – Хотел бы я говорить на твоем языке, – сказал он. Берни встал, и мы отправились в путь. Я встряхнулся и почувствовал себя лучше. У нас еще была работа. – По часовой стрелке или против? – спросил Берни. – Земля вращается вокруг Солнца против часовой стрелки, так что давай пойдем в обратную сторону, – я не пошевелился. Вы бы на моем месте тоже. – Чтобы повернуть время вспять, понимаешь? Подтолкнуть его в другую сторону. Мы ведь примерно этим и занимаемся, верно, приятель? – я остался там, где и был, просто ожидая, когда это кончится. Подобное настроение у Берни рано или поздно всегда проходило, и все возвращалось на круги своя. – Я про раскрытие преступлений – разве это не похоже на путешествие во времени? – я вдохнул, потом выдохнул. Ночной воздух был свежим и прохладным, просто восхитительным на вкус. Берни вгляделся в скалу. Высоко над головой висели луна и звезды. – Сейчас могло бы быть любое время, – сказал он. – Еще до испанцев, до индейцев, вообще любое время, – он постучал себя по голове. – Только вот это говорит нам «нет» и все портит. Погодите-ка. Он что, говорил о своем мозге? Мозг Берни был одной из лучших вещей, которые у нас были – он да еще мой нос. Меня вдруг охватил страшный зуд, и я принялся неистово чесаться. – Давай, Чет. Пошли. Я тут же вскочил. Берни включил фонарик и пошел вдоль высокой скалистой стены, водя лучом взад и вперед по земле. Я шел рядом. Почти сразу мы заметили что-то блестящее – компакт-диск, у которого не хватало большого куска. Берни перевернул его. – «Самое лучшее из Дип Перпл», – прочитал он. – Значит, фургон, должно быть, был припаркован где-то здесь. Он достал из пакета для улик маленькую палочку с флажком на конце и воткнул ее в землю. Мы исследовали местность вокруг флажка, двигаясь по все расширяющейся спирали – Берни светил фонариком, я принюхивался, пытаясь уловить какой-нибудь необычный запах – но ничего не нашли. Берни задумался. Он стоял очень тихо, и в лунном свете его лицо было белым, словно выточенным из камня. Мне это не понравилось, так что я слегка его подтолкнул, и он быстро потрепал меня по голове. Мы двинулись дальше, вдоль подножия Ред-Батт, луч фонарика все метался взад-вперед, хотя при такой яркой луне он нам был совсем не нужен. – Чувствуешь что-нибудь, Чет? Чувствовал ли я что-нибудь? Он это у меня спросил? Означает ли это, что сам Берни сейчас ничего не чувствует, даже запаха мочи койота? Каждый койот в пустыне, судя по всему, использовал Ред-Батт как своего рода гигантский пожарный гидрант. Я внимательно изучил нос Берни – такую немножко кривоватую маленькую штучку – для чего он вообще был нужен? Мы продолжали идти – сначала в тени скалы, потом вышли на залитую лунным светом поверхность, и рядом с нами зашагали наши собственные тени. Время от времени Берни что-то бормотал себе под нос: – Эти два парня – три парня – они вообще способны такое придумать?.. И: – Улики важнее, чем признание, гораздо важнее… Я выгадал момент и поднял лапу на Ред-Батт. Услышал, как журчит о камень струйка – очень приятный звук. – Можно посмотреть на это с такой стороны, – говорил Берни. – Но мотив? Почему бы… – я догнал его, послушал еще немного и пошел дальше. Мы обходили Ред-Батт, Берни что-то бормотал, я принюхивался, тени двигались в лунном свете. Я чувствовал себя просто великолепно! Мы с Берни раскрыли множество дел в такие же ночи, как эта. Например, был однажды один бандит, который думал, что ему сойдет с рук… Погодите-ка, это что было? Я принюхался, потом принюхался еще. Да, это был неповторимый аромат печенья, да не просто печенья, а печенья от «Ровер-Энд-Кампани». «Ровер-Энд-Кампани» возглавлял приятный парень, с которым мы познакомились в недавнем деле – его имя в данный момент от меня ускользает, как и детали этого дела – и мне даже удалось провести дегустацию на их кухне. Что это был за день! Но сейчас не было времени об этом думать. Я опустил нос к земле, следуя за запахом до того места, где каменная стена немного выпирала. Я понюхал голую мягкую землю под моими лапами – сильный запах фирменного печенья «Ровер-Энд-Кампани», это без сомнения. Но видно ничего не было, так что я поскреб землю. Это подняло новую, еще более мощную волну запаха. Я принялся копать. – Чет? Что случилось? Я продолжил копать. Люблю я это дело. В свое время я провел несколько серьезных раскопок, в том числе «чуть не докопался до чертового Китая», по словам старика Хейдрича, хотя я понятия не имел, что это значит. Просто вдруг вспомнилось. С этим еще было связано внезапное появление ямы во дворике Хейдрича. Было это еще в те времена, когда забор не отделил наш двор от его дома, в те дни, когда… моя лапа ударилась обо что-то твердое, что-то, что немного сдвинулось от удара. Я перестал копать, сунул голову в яму и взял это что-то в зубы. Затем я вынырнул и бросил к ногам Берни коробку из-под печенья «Ровер-Энд-Кампани». Я их видел много, так что сразу узнал. Конкретно эта была немного помята и изорвана, но когда Берни ее встряхнул, то внутри загремело печенье. Я выпрямился во весь рост, как всегда делал, ожидая, что меня угостят печеньем, но на этот раз ничего такого не случилось. Берни бросил коробку в пакет для улик и сказал: – Подожди здесь, приятель. Он поспешил обратно тем же путем, которым мы пришли – даже скорее побежал, причем довольно быстро и совсем не хромая. Я остался там, где стоял, и не пошевелил ни единым мускулом, пока Берни не вернулся назад. Вскоре он уже спешил назад, на ходу свинчивая складную лопату. – Мне нужно немного свободного места, приятель. Свободного места? Я попятился на пару шагов назад, а затем, не совсем понимая, что я делаю, снова пополз вперед, туда, где и сидел с самого начала. Берни воткнул в землю лопату – такую, заостренную на конце, мы вроде уже говорили про лопаты? – и начал копать. Видел ли я раньше, чтобы Берни что-нибудь копал? У него это совсем неплохо получалось, но почему бы мне не помочь, тем более, что копание было одной из моих специальностей? Я втиснулся рядом и принялся за работу. – Осторожнее, Чет. Осторожно копать? Что это значит? Может, стоит копать помедленнее? Я не знал, как это сделать, у меня была только одна скорость копания – полный газ и пока не надоест. Берни работал в устойчивом ритме: вонзал лопату в землю, перекидывал грязь через плечо, и снова, и снова. Совсем неплохо. Но у меня было целых четыре лапы, так что соревноваться со мной было бессмысленно. Видели бы вы, как я отправлял в полет эту землю! За мной вздымались целые фонтаны земли. Мы копали при свете луны, и копали, и копали, пока… Лязг. Лопата ударилась о что-то твердое. Берни остановился, я тоже. Он отложил лопату в сторону, взял фонарик, опустился на колени и принялся расчищать грязь рукой. Другой рукой он направил в яму фонарик, и его луч осветил что-то твердое, изогнутое, желтое. Твердый, изогнутый и желтый? Я понятия не имел, что это могло бы быть. Берни замер. – О боже. Он сделал несколько шагов назад, положил фонарик на камень и начал рыть другую яму, копая не просто быстро, а с какой-то дикой, остервенелой яростью. На его коже серебрился пот. А его лицо: это выражение напугало меня. Я сел неподвижно. Яма становилась все больше и больше. В луче фонарика я видел все новые штуки: стеклянное окно, дворники, короткий закругленный капот. Эй! Это же машина. Там, внизу, закопали машину. И не просто машину, а желтый фольксваген-жук – это была машина Сьюзи. Что происходит? Я посмотрел на Берни. Его глаза наполнились слезами, они скатывались вниз по грязному лицу, оставляя после себя светлые дорожки. Он отбросил лопату в сторону, опустился на капот машины, сметая грязь руками. Все быстрее, и быстрее, и быстрее, задыхаясь от усилий. Затем он посветил фонариком прямо в лобовое стекло. Луч дрожал и постоянно смещался, но я смог разглядеть сидящего на водительском сидении человека – мертвого человека, как я уже понял по запаху. Я смотрел на это, сидя на краю ямы и глядя поверх плеча Берни. За рулем машины Сьюзи сидела мертвая женщина, но это была не Сьюзи. Это была Аделина. Глава двадцать пятая Рано утром следующего дня мы отправились на ранчо Рио-Локо, следуя за патрульной машиной лейтенанта Стайна. Мы с Берни так и не смогли поспать, особенно потому, что рядом с Ред-Баттом стало донельзя оживленно – отовсюду съехались копы и тяжелая техника. Мне очень редко не удается выспаться. Я люблю вздремнуть каждое утро и после обеда, плюс долго сплю ночью – само собой разумеется – а иногда и вечером, особенно, например, после того, как сытно отужинаю большим стейком. Когда я не выспался, на меня накатывает странное чувство – словно что-то очень сильное тянет мои веки вниз. Я чувствовал это и сейчас, пока сидел на переднем кресле машины, и сидел я, возможно, не так прямо, как обычно. Мы прошли мимо загона – сегодня он был пуст, и запаха белой лошади совсем не чувствовалось – и подошли к газону, подстриженному, словно поле для гольфа. Раньше я его не замечал. Как я уже, наверное, успел упомянуть – больше всего я люблю вот так вот подстриженные газоны. Внезапно я почувствовал себя немного бодрее. И даже не столько из-за того, что моим лапам не терпелось пройтись по этому газону, сколько из-за того, кого я на нем увидел: Принцессу! Она была на поводке и бежала, быстро перебирая лапками и высоко подняв голову. Нэнси держала в руках поводок и бежала следом за ней – на самом деле, просто шла, потому что у Принцессы были очень короткие лапки. Граф сидел в кресле с блокнотом на коленях и дымящейся чашкой, стоящей в подстаканнике. Он улыбался и хлопал в ладоши. На нем были его блестящие сапоги для верховой езды, а короткий хлыст – которым он заставлял лошадь прыгать через барьер – лежал на земле рядом. Мы припарковались и подошли к ним – я, Берни и лейтенант Стайн. Они повернулись к нам и замолчали. Заметив меня, Принцесса начала лаять. Можно было бы подумать, что она сердится, но я-то ее знал. Принцесса оказалась довольно свирепой личностью – такой же свирепой, как некоторые из моих здоровенных приятелей-громил, таких как Спайк или генерал Борегар, а может быть, даже и более свирепой, но я знал, что на самом деле я ей нравлюсь. – Да? – сказал граф, окидывая нас внимательным взглядом быстрых темных глаз. – Что такое? Мы подошли к краю газона. Лейтенант и Берни остановились, и я тоже. – Вам следует приготовиться к плохим новостям, – сказал лейтенант Стайн. Нэнси прикрыла рот рукой. – Какие плохие новости? Лейтенант взглянул на Берни, возможно, в надежде, что тот что-то скажет, но Берни молчал. Тогда лейтенант Стайн вновь повернулся к графу. – Ваша жена мертва. Боргезе поднялся со стула, медленно, слегка пошатываясь, и едва не потерял равновесие. Из подстаканника выпала опрокинутая чашка, разливая свое содержимое на газон. – Ее убили, – продолжил лейтенант. – Мне жаль. Боргезе опустил голову, прикрыл глаза рукой. Он носил массивные золотые часы, которые поблескивали на солнце. Я сел, и Принцесса тоже села. Никто не шевелился. Где-то неподалеку заржала лошадь. – Пойдем, – тихим голосом сказал Нэнси Принцессе, и они направились к Боргезе. Нэнси тронула его за плечо, но он просто смотрел вдаль и в никуда. Нэнси была выше графа, и выглядела она сильнее. Она убрала руку, и на долгое мгновение прикрыла глаза. Глаза Принцессы, огромные и темные, были устремлены на меня. – У нас под стражей трое подозреваемых, – сказал лейтенант Стайн. – Все благодаря Берни. Берни и Чету. – Это… – граф прочистил горло и начал сначала. – Один из них – Шерман Ганз? Он не повернулся, чтобы посмотреть на нас. – Нет, – сказал лейтенант. – Шерман Ганз не имеет к этому никакого отношения, – сказал Берни. Теперь граф повернулся к нам лицом. Его взгляд скользнул по мне и лейтенанту, остановившись на Берни. – Вы нашли Принцессу, – сказал он. – И я благодарен за это. Но по другим вопросам, пожалуйста, не надо мнений. Лицо Берни приобрело каменное выражение. – Мы проверили, нет ли связи между мистером Ганзом и подозреваемыми, но ничего не нашли, – сказал лейтенант. – Никаких телефонных звонков, никаких сообщений, никаких электронных писем, чеков, их никогда не видели вместе, и так далее. Граф помолчал минуту или две, не сводя с Берни глаз. Затем он перевел взгляд на лейтенанта. – Как убита? – спросил он. – Выстрелом, – сказал лейтенант. – Мы ждем результатов баллистической экспертизы, – он раскрыл свой блокнот. – Какое-нибудь из этих имен вам известно? Герман Т. Крэндалл, он же Крэш, Уорделл Кребс, он же Диско, Турман Баргер, он же Турман Браун, он же Тед Браун. Граф покачал головой.