– Значит, я был им раньше, ублюдок. Я был хорошим копом. Нравилось ли мне слышать, как люди обзывают Берни? Нет. Но я знал, что у нас вроде как почти допрос, а допрашивал Берни лучше всех и отлично умел это делать. Кроме того, у меня не было четкого представления о том, чем именно плохо быть ублюдком. – Допустим, – сказал Берни. – Ты был хорошим копом. И что случилось дальше? Шериф не ответил. Он смотрел вперед, не отрывая взгляда от дороги, и его лицо – та часть, которую я мог видеть – было зеленым в свете приборной панели, с глубокой бороздкой на щеке, которую я раньше не замечал. – У меня есть возможный ответ, – сказал Берни. – Потом случился твой двоюродный брат Лес. Поправь меня, если я ошибаюсь. Шериф ничего не сказал. – Лес вернулся из армии. Уволенный с позором и с крышей набекрень. – Он всегда был с крышей набекрень, – сказал Эрл Форд. – И ты все равно его нанял. – Из военных получаются хорошие копы, сам знаешь. – Не из таких военных. – Все мы умеем думать задним числом. – А ты всегда себе все с рук спустишь, да? Снова тишина. Вскоре появились огни города, луна стала тусклее, и мы въехали в Нигдевилль. Вокруг все еще не было ни души. – Знаешь Седрика Букера? – спросил Берни. – Окружной прокурор Долины? Разговаривал с ним раз или два. – Это он звонил мне по телефону, звонил насчет Леса. Он кое-что раскопал – то, что подтверждает твою идею. – Какую идею? – О том, что у Леса еще до службы крыша была набекрень. Я был бы не прочь услышать эту историю с твоей точки зрения, – шериф свернул на боковую улицу. Фонарей становилось все меньше и меньше, пока они вовсе не кончились. – Говори, – сказал Берни. – Мы с Четом торопимся. Правда? Дома становились все меньше и стояли все дальше друг от друга, и вскоре мы оказались на открытой местности. Дорога пошла вверх под уклон и начала петлять. Появились деревья. Я чувствовал их запах – и практически мог почувствовать вкус. Веточки эвкалипта были моими любимыми. – Я хочу заключить сделку, – сказал шериф. – Не ты один, – сказал Берни. – Он мой двоюродный брат. Наши матери были сестрами, и они были очень близки. Погибли в результате крушения. – Я слушаю. Я рад, что кто-то слушал. Для меня все эти разговоры были слишком сложными, к тому же, я понятия не имел, куда это все ведет. – Ты мог бы замолвить за него словечко, – сказал шериф. – В зависимости от того, как это все закончится. – Справедливо, – сказал шериф. – Самое хреновое было в том, почему Лес вообще пошел служить. – Судья выдвинул ему ультиматум? – сказал Берни. Шериф бросил на него быстрый взгляд. – Седрик тебе об этом рассказал? – Не совсем. – Тогда откуда ты знаешь? Берни не ответил. – Да, так и случилось. Первое преступление – первое настоящее преступление – а ему было всего двадцать три. – Уже не ребенок. – Нет. – Что за преступление? – Какая-то девушка, – сказал шериф. – Но на самом деле он ничего ей не сделал. – О? Я и раньше слышал от него подобные «о». Звучали они не очень заинтересованно, но после всех тех дел, над которыми мы работали вместе, я уже догадывался об их истинном значении. – Он не причинил ей вреда, вот что я имею в виду, – сказал Эрл Форд. – Едва к ней прикоснулся. – Но? – Это была очень красивая девушка, я потом встретил ее в Вегасе, как мне кажется. У нее не было никакого интереса к Лесу, но он думал, что если она узнает его получше, все изменится. – Это что, такой эвфемизм для «запер ее в подвале»? – Я бы не сказал, что он запер ее в подвале. Но он продержал ее у себя все выходные. Невредимой – надеюсь, Седрик упомянул эту часть. – Седрик не вдавался в подробности, – сказал Берни. Я увидел впереди слабый свет, мерцающий среди деревьев. – Как вы сошлись с графом? – Это тоже был Лес. Он познакомился с тренером… – С Нэнси? – Да, с Нэнси. Познакомился в оружейном клубе Рио-Локо. Она была там инструктором. Затем наступило долгое молчание. Я мог чувствовать, как Берни думает – тяжелое давление в воздухе, вжимающее тебя в сиденье. Слабый свет стал ярче, и я разглядел дом, гараж и, кажется, сарай на заднем дворе. – Нэнси убила Аделину? – спросил Берни. Шериф кивнул. – Судя по тому, что она рассказывала, этого она не планировала. Хотела просто поднять шумиху вокруг собачьей выставки. – И ты в это поверил? – сказал Берни. Шериф промолчал. Он сбросил скорость, свернул на длинную подъездную дорожку. – Самая безумная часть заключается в том, что собака в конце концов сбежала. Мы искали повсюду. Так и не смогли ее найти. – Выключи фары, – сказал Берни. Шериф выключил фары. Я огляделся – в лунном свете все и так было достаточно хорошо видно: большие деревья, опрокинутый трактор и какая-то еще техника, маленький домик с одним светящимся окном. – У Леса есть фронтальный погрузчик? – Одно время у меня был небольшой строительный бизнес. – Удобно, – сказал Берни. Подъездная дорожка шла через холм, который вел к гаражу. Берни указал на него пальцем. – Подъезжай. Шериф припарковался у дальней стороны гаража, подальше от дома. Берни вынул ключи из замка зажигания, схватил фонарик. – Ты остаешься здесь, – сказал он. – Как будто у меня есть выбор, – ответил шериф, позвякивая наручниками о руль. Мы с Берни вышли из внедорожника, и первое, что сделал Берни – это открыл капот. Ой-ей. Хоть раз это приводило к чему-то хорошему? Берни сунул внутрь руку и вытащил какой-то провод. – На случай, если он решит посигналить. Затем Берни поднял провод и посветил фонариком, чтобы шериф его увидел. Ого. Вот он, Берни, самый умный человек на земле. Мы обошли гараж, остановились на углу и бросили взгляд на дом. Свет исходил спереди, так что мы направились к задней его части. Лунный свет поблескивал на револьвере 38-го калибра, а мои уши были высоко подняты и напряжены.