Лилли остановила грузовик в нескольких ярдах от группы, развернулась на сиденье и спустила ноги, чтобы вылезти из кабины. – Нет-нет, оставайтесь, – приказал капрал. – Дамы, – продолжил он, обращаясь к остальным женщинам. – Эта вот ваша подруга отныне будет вашим инструктором. Я даю вам остаток дня для учебы, и если вы не научитесь к этому времени делать то, что нужно, то вам нечего делать на войне. Удачи всем вам. – А потом вполголоса Лилли: – Вам она понадобится. Мисс Дэвис издала несколько слабых протестующих звуков, но тщетно. Капрал Пайк уже шагал прочь. – Господи боже… Прямо не знаю, что сказать. Думаю, мы должны принять это. Мисс Эшфорд, как вы предполагаете продолжать? – Все зависит от того, чего хотят остальные. Может быть, начнем с подготовительных шагов? – Пожалуйста, начинай, – раздался голос Констанс. – Мне не было видно, что там делал капрал Пайк вначале. Остальные женщины согласились с Констанс, даже Анни и Бриджет, мисс Дэвис кивнула, Лилли выключила двигатель и подошла к капоту машины. – Я могу начать с самого начала. Как сказал капрал, прежде чем садиться за руль, важно проверить, залиты ли все жидкости, хорошо ли смазаны соединения. Начнем с коробки передач. Ее нужно залить маслом до центра нижнего вала, чтобы все шестерни внизу находились в масле. Этого масла хватит не меньше чем на четыре сотни миль, но проверять его нужно перед каждой поездкой. На всякий случай. Шаг за шагом Лилли прошла по всему списку – Джон Прингл настоял на том, чтобы она выучила все назубок. Она убедилась, что ее сотоварищи все поняли и смогут повторить процедуру, после чего перешла к следующему этапу. Теперь она расположилась на водительском сиденье, с которого показала и рассказала, как заводить холодный двигатель, как трогаться с первой передачи, как тормозить без заноса, и, конечно, показала, как делать перегазовку, переходя на более низкую передачу. Они прервались на обед в половине двенадцатого, и, пока шли в столовую, Лилли чувствовала странное ощущение удовольствия, слыша благодарности и похвалы в свой адрес от всех девушек по очереди. Даже Анни и Бриджет улыбнулись ей. Лилли от всего сердца ответила улыбкой. Занятия после обеда были столь же удовлетворительными. Женщины по очереди садились за руль, чтобы описать неторопливый круг. Когда они закончили ранним вечером, руки Лилли онемели от многократного кручения заводной рукоятки, в горле у нее першило от выкрикивания инструкций, заглушаемых ревом двигателя, но она при этом чувствовала странное удовольствие. Лилли решила, что это чувство замечательно. Совершенно незнакомо и просто замечательно. Она провела трудный день, помогая своим подругам по ЖВК, а теперь чувствовала такую усталость, что готова была совершить немыслимое: улечься в постель, второй день подряд не написав письма. Лилли, конечно, очень хотела написать Робби и горела желанием перенести на бумагу все то, что с ней случилось. Но не сегодня. Письмо Робби может подождать до завтра, а если не до завтра, то до послезавтра. Потому что уж Робби-то, конечно, ее поймет. – 17 – Медсестра Уильямсон проработала шестнадцать часов подряд и свалилась от усталости. Она приехала из одного из тыловых госпиталей неделю назад, добрая труженица, никогда не жалующаяся, но непривычная к долгим часам работы, естественным для полевых лазаретов. Робби подозревал, что ее добил запах в операционной. Даже он не мог не признать, что пахло там в этот день особенно ужасно. В застоялом воздухе висели пары эфира, смешанные с резким металлическим запахом крови, безошибочно узнаваемым и тошнотворным запахом гниющей плоти и земной вонью человеческих экскрементов. – Рядовой Диксон, – окликнул он санитара. – Моя медсестра упала в обморок. Отнесите ее в палату и приведите кого-нибудь из других сестер. – Мне подменить сестру Уильямсон? – спросила медсестра-анестезиолог. – Нет, оставайтесь на своем месте. Если у него начнется шоковое состояние – тут же сообщите мне. Он почти закончил очищать рану очередного пациента. Эта работа требовала особого внимания и длилась бесконечно долго, но без нее раненый был обречен. В земле содержалось множество бацилл, и подобное ранение осколками снаряда, которые рикошетили от одной поверхности к другой, прежде чем пронзить плоть его пациента в области грудной клетки, было особенно опасно. Он удалил все поврежденные ткани, нашел и изъял все металлические осколки и клочки формы, тщательно промыл рану бактерицидом. Он таким образом оставлял на груди раненого шрамы до конца его дней, но давал ему шанс выжить. Пришла другая медсестра и встала в ожидании рядом с Робби. – Добрый вечер, капитан Фрейзер. – Добрый вечер, сестра Гринхалф. – На этом обмен любезностями закончился. – Гемоторакс. Рана очищена и промыта раствором Каррела – Дейкина. Я остановил внутреннее кровотечение. Будем дренировать грудную полость и отправим его в тыловой. Я сделаю это без троакара. Скальпель, пожалуйста. Он сделал рассечение между четвертым и пятым ребрами раненого, потом, используя кровоостанавливающий зажим, рассек мышечную ткань и вошел в плевральное пространство. Кровь стала немедленно вытекать из грудной клетки пациента. Робби широко раскрыл рассечение, вставил в него палец, прощупал изнутри ребра с обеих сторон, чтобы убедиться в их целости. – Трубку и зажим, пожалуйста. Он вставил конец резиновой трубки в зажим и аккуратно направил в плевральную полость. Другой конец трубки лежал в поставленном сестрой Гринхалф на пол тазике, который быстро наполнялся кровью. Робби почти мгновенно наложил швы на грудные ранения пациента. Не многие белошвейки, вооруженные иглой и ниткой, могли бы сравниться с ним в этом искусстве. Он оставил пока – до завершения дренирования – трубку на месте. Наконец посмотрел на часы, висевшие на стене за ним, – они показывали половину девятого, и это означало, что он провел на ногах в операционной почти тридцать часов. Не полных часов, потому что два раза он выходил в туалет и один раз отвлекся на минуту, утром, чтобы выпить чашечку чая и съесть сэндвич. Или это было вчерашним утром? – Кто-нибудь в состоянии провести сортировку раненых? – спросил полковник Льюис, который, когда увидел Робби, был занят двойной ампутацией ног: он уже отрезал левую конечность раненого (или то, что от нее осталось), а теперь обследовал его искалеченную правую ногу. – Я займусь этим, – вызвался Робби. – Скольких можно принести сюда? Полковник оглядел операционную: шесть столов, не считая стола Робби, были заняты. Судя по тяжести ран, ни один из столов в ближайшее время не мог освободиться. – Пока только двоих. Я скоро освобожусь. Робби снял шапочку, халат и перчатки, швырнул их в переполненную корзинку у двери. Выйдя наружу, он с облегчением увидел, что им удалось значительно сократить количество пациентов, ждущих их внимания. Несколько часов назад не меньше сотни раненых томились в зоне ожидания. Некоторых так и оставили лежать на носилках под открытым небом. Теперь их помощи ждали не более двух десятков раненых. Если повезет, они все будут обработаны еще до полуночи. Он встретился взглядом с одним из санитаров. – Давно ждут эти раненые? – Последняя партия прибыла около шести часов назад, сэр. Те, кто нуждался в неотложной помощи, уже ее получили. Робби прошел по палатке, слушая, как рядовой Харрис описывает повреждения раненых. Все они, кроме солдата со сложным переломом большой берцовой кости, находились в стабильном состоянии. Все, кроме одного. – А что с ним? – спросил Робби. Он указал на носилки в дальней стороне палатки – на них совершенно неподвижно лежал раненый с серым лицом, в шоковом состоянии. – Прошу прощения, сэр. Не успел вам сказать. Его привезли около получаса назад. Водитель ехал медленно, потому что у парнишки поврежден позвоночник. – В каком месте? – Не могу сказать, сэр. Довольно высоко. Не может двигать руками и ногами. Дыхание затрудненное. Робби подошел к раненому – тому было не больше восемнадцати-девятнадцати лет. Он опустился на колени рядом с носилками. – Меня зовут капитан Фрейзер, я один из докторов этого госпиталя. Я бы хотел тебя осмотреть. Ты можешь говорить? – Да, сэр, – шепотом ответил паренек. – Как тебя зовут, солдат? – Джеймс Керр, сэр. – Судя по твоему произношению, ты из той же части Шотландии, что и я. Ланаркшир? Парнишка с трудом улыбнулся. – Эйрдри, – пробормотал он. – Это не более чем в десяти милях от того места, где рос я, рядовой Керр. Ты слышал про Охинлох? – Да. Капитан?.. – Слушаю, солдат? – Что со мной? – У тебя травма верхней части позвоночника. Вот почему ты плохо чувствуешь свои конечности. Ты не помнишь, что с тобой случилось? – Нет, сэр… извините. – Как ты себя теперь чувствуешь? Больно где‐нибудь? – Боли нет. Дышать тяжело. – Мы дадим тебе лекарство – станет полегче. Я попрошу санитаров перенести тебя в палатку, чтобы ты отдохнул. Через какое-то время я тебя проверю, и ты сможешь мне рассказать про Эйрдри. Робби знал: парнишка не доживет до утра. Пока они разговаривали, Робби проверил его реакцию на прикосновение, щипал кожу рядового Керра на руках, ногах, животе – никакой реакции не было. Записка от санитаров, которые обследовали и бинтовали раненого на передовой, не оставляла вариантов: осевое смещение нижнего затылочного позвонка, полученное при ударе об опорную балку вследствие воздействия взрывной волной. Рядовой Керр умрет в течение нескольких часов, скорее всего от асфиксии. Робби встал и обратился к стоящему рядом санитару. – Отнесите его в реанимационную палатку. Кто там сейчас дежурит? – Медсестра Белл. – Скажите, пусть даст ему морфия, полграна, чтобы облегчить его ощущения. И пусть позовет меня, когда дела начнут меняться. – А что остальные, сэр? – У нас есть место только для двух, поэтому я возьму раненого со сложным переломом берцовой кости и того парня, что рядом с ним. – Того, у которого размозжение руки? – Да, его. Полковник Льюис на таких травмах собаку съел. Может быть, спасет парню руку. – Да, сэр. Я позову кого-нибудь, чтобы отнести эти носилки…