И все же – пришла ему в голову странная до нелепости мысль – то, что неминуемо произойдет, станет своеобразным и желанным для него ответом его отцу. Местью человеку, для которого самым главным в жизни был титул, а не сын. Завтра не будет ни сына, ни титула. А с другой стороны, в эти же мгновения Саймон вовсе не желал для себя такого неминуемого и нелепого конца. Не хотел уходить из жизни на какой-то заброшенной лесной поляне, провожаемый ненавидящим взглядом своего лучшего друга… Нежные руки Дафны яростно трясли его за плечи. Он открыл глаза, наполненные слезами, увидел совсем рядом ее лицо, искаженное тревогой и гневом. – Что с вами? – спросила она. – Почему вы молчите? Он собирается убить вас! А вы… Словно сами призываете злую судьбу! Хотите умереть! Ее руки отпустили его плечи, она отступила на несколько шагов. – Н-нет, – сказал он, чувствуя, как тяжело ему говорить. Он снова начал сильно заикаться, но был слишком угнетен и обессилен, чтобы обращать на это внимание. – Н-нет, я н-не х-хочу ум-мирать. Н-но я н-не м-могу ж-жениться на в-вас… То, что он видел в ее глазах: потерянность, тоску и все ту же тревогу, невозможно было вынести, но когда она заговорила, голос звучал на удивление твердо, даже с характерной для нее иронией: – Никогда не воображала, что отношусь к тем женщинам, о которых днем и ночью мечтают мужчины, но была достаточно далека от мысли, что они предпочтут смерть браку со мной. – Нет, Дафна! – воскликнул Саймон, с трудом поднимаясь, испытывая тупую боль в голове и во всем теле. – Нет, вы не так поняли. – Она поняла достаточно, – сказал Энтони, становясь между ними. Он обхватил сестру за плечи, словно оберегая ее от человека, только что нанесшего ей незаслуженное оскорбление, разбившего сердце. – Еще одно слово… – проговорил Саймон просительно, чувствуя это и ненавидя себя за тон и за такое же выражение глаз. – Я должен… Энтони резко покачал головой: – Нет! – Подожди! – Саймон положил руку на локоть человека, ударившего его, сбившего с ног, человека, который многие годы был его ближайшим другом. – Я не могу так… Я… я обязан объяснить… – Он сделал усилие, чтобы собрать путавшиеся в гудящей голове мысли. – Я поклялся самому себе, Энтони… Да, я не могу жениться… Дело не в ней, не в Дафне, а… Он замолчал, у него пресеклось дыхание. – А в чем? – бесстрастно спросил Энтони. – Или в ком? Саймон отпустил его рукав, провел ладонью по волосам. Как он скажет о том, о чем хочет… должен сказать? При ней? А кому же еще это следует знать, как не ей?.. Но поймет ли она его? Поверит? И если да, то пожалеет ли… Но ведь это страшнее всего… Энтони смотрел на него с молчаливым презрением, не снимая руки с плеч сестры. – Прошу, – снова заговорил Саймон тем же тоном. – Пускай Дафна услышит… По-прежнему не произнеся ни слова, Энтони отошел на два шага от сестры. – Спасибо, – искренне поблагодарил его Саймон, переводя взгляд на Дафну. Он полагал, она не станет смотреть на него или по крайней мере будет презирать его, но в ее взгляде застыло ожидание. А еще вызов и готовность защищать себя и его. Так ему, во всяком случае, казалось, и он восхищался ею. – Дафф, – начал он неуверенно, не зная, сможет ли высказать то, что хочет, и будут ли язык и горло подспорьем ему или его врагами. – Дафф, – повторил он более твердо, – поверьте, дело совсем не в вас… Если бы я решил… мог… вы были бы первая… единственная… Поверьте этому… Но брак со мной разрушил бы вашу жизнь, потому что… Потому что я не могу дать вам то, чего вы хотите… что вам необходимо… И жизнь вытекала бы из вас по капле каждый день, а я… Меня убивало бы то, что я это вижу. Он смотрел на нее, и она не отводила взгляда. – Вы не можете причинить мне боль, – прошептала она и содрогнулась. – Тем более смерть… Нет! – Это правда! – выкрикнул он. – Я не шучу, поверьте мне! В ее глазах была все та же теплота, участие. – Я верю, – сказала она. – Но и вы доверяйте мне. – Я и хочу этого! – почти простонал он. – И знайте одно. Я уже говорил: у меня в мыслях не было и нет нанести вам обиду. Она молчала так долго, что, казалось, перестала дышать. Энтони тоже не произнес ни слова. Наконец, не глядя на брата, Дафна промолвила: – Я должна скорее уехать домой. Энтони снова обнял ее за плечи. – Да, идем отсюда. Тебе нужно лечь в постель, выпить немного бренди. – Я не хочу бренди! – по-детски, но решительно сказала она. – Мне нужно подумать. Саймон ожидал, что в ответ на это чуть ли не капризное заявление последует очередная отповедь со стороны Энтони, и весьма удивился, когда тот ласково пробормотал: – Конечно… Конечно, Дафф. Так говорят со своевольными, но обожаемыми детьми. Саймон посмотрел им вслед. Вот они уже скрылись в темноте аллеи… Глава 11 Ежегодный бал у леди Троубридж в Хэмпстед-Хите, состоявшийся в эту субботу, стал, как всегда, поводом для новых слухов и сплетен. Ваш автор проследил, как мистер Колин Бриджертон поочередно танцевал со всеми тремя сестрами Фезерингтон, хотя было бы немалым преувеличением утверждать, что он благодарил за это судьбу. Зато Найджел Бербрук был замечен в обществе некой молодой девицы – не мисс Дафны Бриджертон. Будем надеяться, это свидетельствует о том, что с вышеупомянутой властительницей его дум он благополучно расстался. Что же касается самой мисс Бриджертон, она рано покинула гостеприимный дом леди Троубридж, и ее брат Бенедикт сообщил всем любопытствующим, что у сестры разболелась голова. Однако ваш автор заприметил ее, еще когда она беседовала с престарелым герцогом Мидлторпом и, надо сказать, выглядела при этом совершенно здоровой. «Светская хроника леди Уистлдаун», 17 мая 1813 года Дафна не могла уснуть, и, возможно, ей стоило прислушаться к совету Энтони и сделать глоточек бренди. Она мерила шагами комнату, домашние туфли оставляли светлые следы на густом ворсе бело-синего ковра, который она помнила с детства. Следы быстро исчезали, чего нельзя сказать о мыслях, теснившихся у нее в голове. Мысли были разрозненны, неясны, но одно было совершенно определенно: предстоящую дуэль между Саймоном и ее братом нужно остановить! При этом она отлично понимала, как это непросто по нескольким причинам. Во-первых, мужчины бывают упрямы как ослы, когда речь заходит о делах чести и поединках, поэтому ни Саймон, ни Энтони не потерпят ее вмешательства. Во-вторых, она не имеет понятия, где эта проклятая дуэль должна состояться: место встречи не оговаривалось в ее присутствии. Видимо, брат пошлет со слугой записку с вызовом, и скорее всего за Саймоном останется право выбора места. Кажется, так гласит дуэльный кодекс, в тонкостях которого Дафна не разбиралась. Встав возле окна, она отодвинула тяжелую портьеру и устремила взгляд в ночную тьму. Потом с некоторым облегчением подумала, что ее мать и остальные братья еще не вернулись с бала, и, значит, можно почти с полной уверенностью утверждать, что ни ее объятий с Саймоном, ни последующей сцены с участием Энтони не видел никто из посторонних, иначе бы мать уже примчалась домой. Стало быть, единственный ущерб в этот тревожный вечер был нанесен ее изорванному в клочья платью, но отнюдь не доброму имени. Однако в данный момент ее меньше всего заботили вопросы поруганной чести. Главное – не допустить дуэли. А поскольку одной ей было справиться не под силу, требовались помощники. Но кто у нее есть, кроме двух братьев? Только они – Бенедикт и Колин. Однако первый скорее всего примет сторону Энтони. Колин, конечно, согласится, что Саймон повел себя оскорбительно и заслуживает пули, но он хотя бы может помочь отговорить старшего брата от дуэли. Затем она подумала о Саймоне. Он тоже полон решимости стреляться, просто ищет смерти… Боже, но отчего? И вообще, что он хотел сказать? Какую тайну открыть? Вероятно, что-то связанное с отцом. Как странно он разговаривал со стариком Мидлторпом. Она и раньше замечала, будто что-то его точит изнутри. Он умеет это скрывать, однако она неоднократно во время обычного разговора или шуточного пикирования обращала внимание на внезапно появлявшееся в глазах Саймона безнадежное, отсутствующее выражение, которое довольно быстро исчезало. Это было заметно, когда он разговаривал с другими, а она наблюдала за собеседниками со стороны… Так кто же ей поможет? Наверное, как ни странно это звучит, только сам Энтони. Ведь что бы ни произошло в саду у леди Троубридж, ее брат всегда был полон жизни, и упаднические настроения были ему не свойственны. Он не хотел умирать. Дафна услышала шум колес по гравию и, подойдя снова к окну, различила карету, удалявшуюся в сторону конюшни. Сцепив руки, она прошла к двери, приложила к ней ухо. Вниз она сейчас не пойдет. Пускай Энтони думает, что она уснула или лежит в постели и переживает случившееся. Он обещал ничего не рассказывать матери. Конечно, если та не прослышала о скандале. Ее поздний приезд говорит о том, что этого не случилось, но, быть может, какие-то слухи, пускай шепотом, начали распространяться. А шепот, как известно, имеет способность быстро превращаться в громовые раскаты. Дафна понимала, что в конечном счете все равно придется объясняться с матерью, которая рано или поздно, смутно или в подробностях услышит о произошедшем. Общество позаботится об этом. Больше всего Дафне сейчас хотелось несбыточного: чтобы, прежде чем мать узнает что-либо – полуложь или чистую правду, – ее дочь была бы уже с полным на то правом названа невестой герцога Гастингса. Этот исход и был бы самым верным и безошибочным средством остановить дуэль. Это спасло бы всех – и Саймона, и Энтони. И ее. Да, и ее… Колин тихо продвигался к дверям комнаты Дафны. Мать уже отправилась отдыхать, Бенедикт прошел в кабинет к Энтони. Колина это ничуть не интересовало: сейчас он хотел поскорее увидеть Дафну и поговорить с ней без свидетелей.