– Мы слышали, что ты вернулся, – сказал Энтони. – Ну как? Убедились? – нелюбезно ответил Саймон. – А теперь проваливайте! – Ну не так же быстро! – осадил его Бенедикт. Саймон повернулся к Дафне: – Кого из них, как ты полагаешь, мне следует выкинуть первым? – Затрудняюсь ответить, – с улыбкой ответила она. – Зато у нас есть вполне определенные цели в этом доме, – сказал Колин. – Пусть твой супруг потрудится ответить на некоторые наши вопросы, и уж тогда мы решим, оставлять ли тебя с ним. – Что? – крикнула Дафна. – Что ты несешь? – Она моя жена! – прорычал Саймон. – Она наша сестра! – в тон ему ответил Энтони. – И она страдает! – Это не ваше дело! – вскричала Дафна. – Придержите языки! – Все, что касается тебя, наше дело! – парировал Бенедикт. – Все, что касается ее, только мое дело! – крикнул Саймон. – Вон из моего дома! Некоторое время стоял сплошной гвалт. Первым, кто несколько снизил тон, был, как ни странно, Энтони. – Извини, Дафф, – сказал он, – но мы пришли разобраться в ваших супружеских отношениях. – Вы в своем уме, дорогие братья? – выпалила Дафна. – Кто посвятил вас в подробности нашей жизни? Уж не леди ли Уистлдаун? Я к вам за помощью не обращалась. Еще раз повторяю: это не ваше дело! Колин снова выступил вперед. – Мы не двинемся с места, пока не получим подтверждения, что Саймон любит тебя! Дафна даже побледнела от наглого требования этого мальчишки, но, с другой стороны, подумала, что и сама она после всего произошедшего не возражала бы против такого подтверждения. Но не при всех же! – Уймитесь! – крикнула она братьям. – Женитесь, и командуйте своими половинами сколько угодно. Если вам позволят. Саймон внезапно поднял руку, призывая всех к вниманию. – Если мне позволит высокое собрание, – начал он с усмешкой, – я хотел бы переговорить наедине со своей супругой. С этими словами он отвел Дафну в другой конец холла. – Ради бога, Саймон, – первой заговорила она, – извини этих дуралеев за беспардонное вторжение в твой дом. – Эти дуралеи, – серьезно ответил он, – очень тебя любят, и всеми их действиями руководит тревога за твое счастье. А что касается дома, куда они вторглись, то он такой же твой, как и мой. – Саймон помолчал, на его лице показалась улыбка, смысл которой оставался для нее загадкой. – Я тоже люблю тебя, Дафф, – тихо сказал он. – Так что вполне понимаю твоих неугомонных братьев. Дафна слегка усмехнулась: – Не очень-то романтично звучит твое признание в любви, Саймон. – Зато оно искреннее, любимая! Как же она скучала по его шаловливо-серьезной усмешке, с которой он сейчас наклонился к ней и произнес: – Да, я люблю тебя. – О, Саймон, – выдохнула она, а он накрыл ее губы долгим и страстным поцелуем. Прервав его наконец, они обернулись к братьям: как, они еще здесь? Энтони продолжал с интересом изучать потолок в холле. Бенедикт увлекся созерцанием своих ногтей. И лишь Колин, открыв рот, взирал на пару голубков. – Что-то еще? – с нескрываемым удивлением спросил Саймон, не выпуская Дафну из объятий. На этот раз никто не нашелся с ответом. – Проваливайте! – миролюбиво предложил герцог. – Приглашение вам пришлют отдельно. – Правда, ступайте, – взмолилась Дафна. – Они правы! – заключил Энтони и хлопнул Колина по плечу. – Нам здесь нечего делать, парни! Саймон и Дафна уже поднимались по лестнице. Однако прежде, чем они достигли второго пролета лестницы, и раньше, чем братья открыли входную дверь, эту самую дверь толкнули с противоположной стороны, и в проеме появилась женщина: не слишком молодая, но еще сохранившая изящество и гибкость. – Мама! – вскрикнула Дафна. Но леди Вайолет Бриджертон посмотрела на сыновей и воскликнула: – Так я и думала! Из всех упрямых, тупоголовых, настырных молодых людей вы… Окончания фразы Дафне не суждено было услышать – его заглушил веселый смех Саймона. – Но мы опасались, что он сделает ее несчастной… – попытался оправдаться Бенедикт. – И наш долг… – Ваш долг, – решительно заявила мать, – уважать выбор сестры и предоставить ей возможность без посторонней помощи решать свои проблемы… Тем более, – добавила она, бросив взгляд в сторону лестницы, – именно этим она и занимается. – Но это как раз потому, – вмешался Энтони, – что мы вовремя… – Если кто-то из вас троих произнесет еще слово, – с пафосом воскликнула леди Бриджертон, – я прилюдно отрекусь от него! Послушные отпрыски сочли за благо повиноваться. Саймон же с удовольствием наблюдал, словно из бельэтажа зрительного зала, эту сцену и довольно посмеивался. – А теперь, – проговорила строгая родительница, – самое время всем нам покинуть этот дом. Не правда ли, мои милые? С этими словами она направилась к застывшему как статуя Колину, который уже угадал ее намерения и поднял обе руки, защищая уши. Однако леди Бриджертон изловчилась ухватить одно из них и повела к двери, а остальные сыновья покорно потянулись следом. Дафна залилась таким веселым смехом, что Саймон, опасаясь, как бы она не свалилась с лестницы, еще крепче обхватил ее. Стоя у порога, Вайолет Бриджертон обернулась к Саймону и самым светским тоном произнесла: – Была рада увидеть вас в Лондоне, Гастингс. Еще неделя отсутствия, и я доставила бы вас сюда таким же способом. Разрешите откланяться, ваша светлость! Она величественно переступила порог, и тяжелая дверь закрылась за беспокойным семейством Бриджертон. Продолжая смеяться, Саймон посмотрел на Дафну и сказал: – Неужели эта непревзойденная актриса – твоя мать? – У нее много скрытых талантов, – с гордостью ответила жена. – Не могу не согласиться. Дафна посерьезнела. – Прости моих братьев, Саймон. Они… – Ерунда! – прервал он ее. – Они просто очень любят тебя. Однако не больше, чем я. И если бы я не знал этого, то разговаривал бы с ними по-другому. Но что слова, – чуть охрипшим голосом сказал он, когда они возобновили свое шествие по лестнице. – Позволь мне подтвердить их иным способом… Судя по взгляду, которым она одарила его, позволение было получено. Он подхватил ее на руки, донес до площадки второго этажа и спросил: – В какую комнату? – В твою, – прошептала она. – В нашу, – поправил он. – Я люблю тебя. Насколько трудно ему давались эти простые слова раньше, так как он не знал, не чувствовал, не мог себе объяснить, что именно они означают, настолько легко и естественно вырывались они сейчас из глубины его души. Ему хотелось повторять их снова и снова. – Я знаю, – просто сказала она. – Я тоже люблю тебя. – Если я когда-нибудь еще причиню тебе боль, – сказал он, расстегивая крючки и пуговицы на ее платье, – разрешаю тебе убить меня. Довершить дело, начатое твоим братом.