Желчь заливает мне пищевод, но я, скрипнув зубами, не даю ей прорваться рвотой. – Там идет урок. Семинар, блин, по пыткам. – Ламорак там? – шепчет из-за моего плеча Таланн. – Как он? – Паршиво. Левое бедро особенно. Там есть другая дверь? – Я не видела – вряд ли. – Ладно. Я иду внутрь. А ты затащи сюда тех двоих и закрой дверь. Если в коридоре кто-нибудь появится, стреляй. – С удовольствием. А ты что будешь делать? Я набираю полную грудь воздуха и медленно выпускаю его наружу. – Импровизировать. Я вхожу в полуоткрытую дверь и начинаю спускаться по широким ступеням, полукругами высеченным в диком камне. Иду неспешно, сунув большие пальцы рук за ремень, словно у меня полно времени. Студенты внизу одеты, похоже, только в ткань – ни кольчуг, ни кожи, ни, слава Тишаллу, оружия не видно. Ламорак, видимо, заметил мое появление – тихо ахнув, он отрывает загипнотизированный взгляд от холодного блеска скальпеля и поворачивает голову ко мне. В глазах у него слезы. Аркадейл тоже оборачивается и смотрит туда же, куда и Ламорак; его лицо полностью скрыто за серебристой маской. – Могу ли я вам помочь? – изысканно-вежливо спрашивает он. – Разумеется, – весело отвечаю я; студенты подскакивают при звуке моего голоса. – Я отвлеку вас ненадолго. Я уже прохожу мимо студентов, которые терпеливо ждут, когда я объясню свое внезапное вторжение. Хорошо бы подойти к Ламораку вплотную, но Аркадейл умен и осторожен, к тому же Ламорак портит игру: он пускает слезу и каркает во все горло: – Кейн! Господи, это ты, Кейн! Идиот. Надо было дать ему умереть. Аркадейл прижимает лезвие скальпеля к пульсирующей плоти над сонной артерией Ламорака: – Мм… Значит, вы – Кейн? Большая честь. Полагаю, вы пришли за этим? Я останавливаюсь и развожу пустыми руками: – Мы можем договориться, Аркадейл. Я слышал, ты человек разумный. Простой обмен: твоя жизнь на его жизнь. – Думаю, нет. – Рукой в перчатке он делает знак студентам. – Взять его. Я слышу за своей спиной шелест ткани и оглядываюсь на студентов. Те беспокойно ерзают, смотрят кто в пол, кто на стены, кто друг на друга – в общем, куда угодно, только не на меня. Сила моей легенды служит мне надежной защитой. Но среди студентов все же находятся трое таких, у кого храбрости больше, чем мозгов. Они неуверенно встают и делают пару робких шагов в мою сторону, причем каждый ждет, когда другой бросится на меня первым. – Смелость достойна уважения, – с улыбкой заверяю их я. Кровь стражников еще не высохла на моих щеках. – Однако она редко помогает выжить. – Вперед! – восклицает один, не сходя с места. – Он не справится, если мы нападем все разом… И он, разумеется, прав, но двое других стоят как вкопанные. Я демонстрирую им столько зубов, сколько могу впихнуть в волчий оскал с выражением типа «черт со мной, иду на вы». – Парни за дверью тоже так думали, – говорю я. – А они были в кольчугах, с дубинками и арбалетами. К тому же они профессиональные солдаты. Были. Они задумываются, а я их не тороплю. Студенты смотрят на меня глазами оленей, застигнутых внезапным лучом света в ночи. Я раскидываю руки так, словно хочу обнять их всех разом: – А где же ваши кольчуги, ребятки? Все молчат. – Ну так садитесь. Они ошарашенно опускаются на скамью. Я поворачиваюсь к Аркадейлу, складываю на груди руки и жду. – Ну что ж, хорошо. – Аркадейл спокойно подбирает слова, хотя его голос дрожит от напряжения. Между мной и им – стол с Ламораком, к его шее палач прижал нож, из-под его лезвия уже текут капельки крови. – Не думаю, что я смогу убедить тебя сдаться, но если ты не уйдешь немедленно, то будешь спасать труп. – Кейн… – Ламорак хрипит, закатывая глаза так, что видны белки, – пусть он убьет меня. Ради бога, пусть он меня убьет! – Расслабься, ты, большой ребенок. Здесь только я один имею право убивать. – Я говорю серьезно, Кейн, – говорит Аркадейл. Я пожимаю плечами: – Перережешь ему горло – я оторву тебе голову. У меня ведь не будет причин не делать этого. – Значит, наши переговоры зашли в тупик. Однако время работает на меня. – Не у тебя одного есть союзники. Таланн: в плечо! Звякнула тетива, – должно быть, умница Таланн уже держала его на прицеле. Студенты вскакивают, когда арбалетный болт с размаху врезается в плечевой сустав Аркадейла и расплющивает его, как удар кувалды. Раздается приятный нежный звон – это стальной скальпель падает на пол, отскакивает от него, переворачивается и снова падает. Аркадейл извивается на полу, целой рукой хватается за лопасти болта и тоненько подвывает, явно не веря случившемуся. – Знаешь, – говорю я, обращаюсь к темноте наверху, – так я скоро привыкну, что ты рядом. – Хей, я тоже, – шепчет она и во весь голос добавляет: – Шевельнешься – следующая прилетит в голову! Аркадейл обмякает, подчиняясь. Я подхожу к операционному столу и начинаю резать ремни. Как только я освобождаю Ламораку руку, он с нечеловеческой силой вцепляется ею в меня и перестает сдерживать слезы. – Кейн, поверить не могу… – шепчет он. – Они прислали тебя за мной, правда? Они узнали, что я здесь, внизу, и послали тебя, чтобы ты меня вытащил? Он не может сказать, кто такие «они», не может назвать имя; не могу и я, но вот объявить ему жестокую правду в моих силах. – Нет. – Нет? В каком смысле – нет? – Мне было приказано дать тебе умереть. Я пришел сюда потому, что мне нужен тот, кто приведет меня к Паллас Рил. Вспомни об этом, когда в другой раз наденешь кольчугу и пристегнешь меч. Кстати, о твоем мече – он теперь у Берна, ты знаешь? Но Ламорак, похоже, не слышит: он еще не свыкся с мыслью о том, что наш общий наниматель так мало дорожит его персоной, что готов отдать его на растерзание местному палачу. – Господи, господи, мне надо отсюда выйти… Последний ремень разрезан. – Ну так пошли. Он смотрит на меня тупо: – Моя нога… я не могу идти. Нога сломана. – Сломана нога? – бессмысленно переспрашиваю я. Ламорак – здоровый дядька, по сравнению с ним я недомерок, килограммов на двадцать пять легче, чем он, а Таланн и вовсе тростинка. И как, во имя всех кровожадных богов, я потащу его отсюда? 10 Кольберг прикусил костяшку пальца. Он не мог поверить, что Кейн окажется настолько глуп и рискнет своей драгоценной, приносящей богатство жизнью ради Ламорака, более того, что он позволит себе утечку информации, сообщенной ему в приватном, можно сказать, кулуарном разговоре. Администратор начал подозревать, что Совет управляющих не ошибается насчет Кейна: этот человек действительно может представлять серьезную угрозу. Он так странно себя ведет, идет на неоправданный риск, по-глупому ставит на кон свою голову, отказывается пользоваться своим главным талантом – убивать – и вот теперь еще, пожалуйста, выбалтывает оперативную информацию! Кулак Кольберга замер над кнопкой срочного отзыва – еще немного, и он опустится на ее раздражающе-яркую головку: меньше всего на свете Администратору нужно, чтобы миллионы первоочередников вынесли из этого Приключения хотя бы смутное представление о том, как мало на самом деле ценится жизнь Актера. «Ладно, – в последний момент решает он. – Пусть все идет своим чередом». Ламорак ранен, он не может идти, а Кейн слишком большой прагматик, чтобы жертвовать собой ради другого. Ламорак почти наверняка погибнет, а гибель Актера всегда положительно влияет на продажи вторичного просмотра.