Разумеется, Волков не успокоился и встретился сразу после уроков в гимназии. Точнее, не встретился, а встретил, поскольку он меня ожидал у входа, с ленивой миной читая вывеску на здании. Я понадеялась, что это занятие его увлекло куда больше, чем ожидание, и попыталась незаметно проскользнуть за спинами одноклассниц, вместе с которыми вышла с занятий. Но не тут-то было. Волков повернулся, словно имел встроенный радар, и безошибочно уставился на цель. – Добрый день, барышни, – радостно сказал он, смотря при этом исключительно на меня. Я тоже на него посмотрела, но безо всякой приязни, с единственной целью – выяснить, остался ли след от моей царапины на носу. Острые когти кошачьих хорошо подхватывают и переносят всякую заразу, так что была надежда, что Волков от памятки не скоро избавится. Увы, не то чтобы нагноения, самой царапины не было и в помине. А Владимир Викентьевич еще утверждал, что повреждения, нанесенные оборотнями, плохо заживают. Либо существовали какие-то не учтенные им особенности, либо к Волкову это не относилось. Не зря же говорят: «Заживает как на собаке». – Был добрым до твоего появления, – мрачно бросила Оленька, крепко ухватив меня за руку. Зря она это сделала: теперь незаметно уйти не получится, поскольку вдвоем мы привлечем куда больше внимания. А уйти незаметно вероятность была, пусть и небольшая: мои одноклассницы могли заговорить офицера так, что он забыл бы, зачем вообще приходил. – Хомякова, так нельзя отвечать, это невоспитанно. Что подумают о нашей гимназии? – зашипела Строгова и тут же заулыбалась Волкову: – Не обижайтесь на Ольгу, у нее сегодня был тяжелый день. Два урока математики – это вам не шутки. – Подряд? – вежливо удивился тот. – Я бы тоже озверел. Лиза, а вы любите математику? – Люблю, – ответила я тоном, подразумевавшим: «А вас нет». Но Волкова мой тон ничуть не смутил. Подозреваю, что его не смутили бы и открыто ведущиеся боевые действия. Разве что щит выставил бы, не переставая улыбаться. – А она вас? – И она ее, – непререкаемо бросила Оленька и незаметно потянула меня за руку. Действительно, момент для отступления выбран прекрасно: противник окружен со всех сторон и вынужден сдерживать порывы, чтобы не зарекомендовать себя в глазах мирного населения неуправляемым хищником. – Но имей в виду, если тебе нужна консультация, попроси Тамару. У нее прекрасно получается объяснять даже самым ту… непонятливым. Тамара покраснела и испуганно попыталась скрыться за нашими спинами. Наверное, не захотела консультировать или посчитала свою квалификацию недостаточной. – Я тоже могу объяснить. – Строгова храбро закрыла собой Тамару, а заодно и нас. – И по русскому языку, если вдруг есть такая необходимость. – А почему это ты? – возмутилась Аничкова и на всякий случай взялась за рукав Волкова. – У меня по русскому языку успеваемость выше. Господин штабс-капитан, если вам нужен репетитор, лучше обращайтесь ко мне. Что вам может объяснить Строгова, если сама в последнем диктанте сделала две ошибки? – Да разве это ошибки? Описки, – перешла в наступление Строгова. – А у тебя при сложении двух чисел каждый раз получается новый ответ. Господину штабс-капитану наверняка нужна комплексная подготовка, а не то, что ты можешь предложить. Мы с Оленькой уже завернули за угол, а девушки продолжали решать, кто более достоин восполнять отсутствующие знания у так кстати появившегося военного, словно тот действительно в этом нуждался. – Как ты девочек раззадорила, – заметила я. – И всего лишь одной фразой. – Нужно знать, куда надавить, – ответила Оленька, но без должного энтузиазма. – Эх, не простит мне Саша сегодняшнего представления. – Почему же, – неожиданно раздался голос прямо над нами, отчего Оленька подпрыгнула на месте и испуганно ойкнула, мне же хоть с большим трудом, но удалось этого избежать. – Это было… познавательно. И проделано было элегантно, поэтому согласен забыть и не рассказывать тете об этом досадном инциденте, если ты дашь возможность поговорить с Лизой наедине. Казалось бы, в голосе Волкова не было даже угрозы, сплошное благодушие, но Оленька нахмурилась и ухватила меня за руку так, что я чуть не охнула. Давать возможность ненужной беседы она не собиралась, а если бы собиралась, я бы точно не стала пользоваться столь сомнительной возможностью. – По-моему, мы уже наговорились на много лет вперед, – заметила я, чуть тряхнув рукой, чтобы дать понять подруге, что у хомяков бульдожьей хватки быть не должно. – И вообще, угрожать девушкам некрасиво. Оленька согласно кивнула и перехватила мою руку чуть выше и чуть слабее. – Кому я угрожаю? – притворился Волков удивленным. – Кузине, что расскажете Анне Васильевне выдуманную вами ерунду. – Лиза, не в моих правилах врать. – Неужели? А вчера? – А вчера я не делал ничего, чего обещал бы не делать. – Вы вчера нарушали закон. – Неужели? У Фаины Алексеевны ко мне претензий нет. Принимать успокоительное не запрещено. А если мое успокоительное возбуждающе действует на других, это не мои проблемы. – Волков хищно улыбнулся. – Лиза, мне кажется, этот разговор не для Ольгиных ушей. Или вы хотите выдать ей тайны клана? Учтите, Хомяковы весьма предприимчивая семья и могут использовать доверенные им секреты отнюдь не в мирных целях. – Не лги, Саша! – возмутилась Оленька. – Мы никогда не использовали доверенные нам секреты во вред доверившему. – А во вред клану доверившего? – вкрадчиво спросил Волков, явно на что-то намекая. – На то была веская причина, – возразила Оленька. – Вот и я о чем говорю, Лиза, – заметил Волков. – Если вы не хотите, чтобы ваши тайны, пусть и по веской причине, стали достоянием общественности… – Они не стали достоянием общественности! – вспыхнула Оленька. – Потому что мы пришли к компромиссу. Однако, как все непросто в отношениях Хомяковых и Волковых! Уверена, речь сейчас идет об успешном сватовстве Оленькиного отца к Оленькиной же маме. Очень непростом сватовстве, судя по яростно горящим глазам подруги, которой хотелось сказать что-то в ответ, но она не была уверена, что рикошетом не вернется ей что-то похуже. В словесных пикировках Волков был посильнее. Но в планировании у него были пробелы, поскольку Строгову он со счетов сбросил совершенно напрасно. Не знаю, как он от нее отделался у гимназии, но сейчас она стояла уже у него за спиной. – Вы так быстро ушли, господин штабс-капитан, – воодушевленно сказала она. – Мои одноклассницы бывают слишком навязчивыми, это правда. Но если вы нашли в себе силы признать необходимость дополнительного образования, то нужно идти до конца. Оленька тоненько хихикнула, а я, воспользовавшись тем, что навязчивый офицер отвлекся на Строгову, набросила на нас полог тишины с отводом глаз, не так давно любезно показанный мне Волковым. Правда, он этого не знал, а я не знала, насколько хорошо усвоен урок, поскольку возможности проверить пока не было. – Ой, – округлила глаза Строгова, – а где Ольга и Елизавета? Волков резко развернулся. Казалось, он смотрел прямо на меня. Смотрел и не видел. Взгляд не задерживался ни на мне, ни на кузине и жадно обшаривал улицу, пытаясь определить, куда же мы делись. – Вот только же сейчас здесь были, – продолжала удивляться Строгова. – Я ни на миг не отворачивалась, а их уже нет. – Это ты? – прошептала Оленька. В ее глазах плескалось сомнение почти пополам с восхищением. Но сомнения все-таки было больше. Я начала медленно отступать, увлекая за собой подругу. Пока не видят, надо этим пользоваться. – Да. Можешь говорить нормально, они все равно не услышат. – Не услышат, так унюхают, – обреченно сказала Оленька. Словно дождавшись этих слов, Волков характерно задергал носом, поводя им из стороны в сторону. Черты его лица заострились, придавая сходство с диким хищным зверем. Строгова даже попятилась от неожиданности, а потом решила, что у нее появилось неотложное дело на другом конце города, и начала быстро-быстро перебирать ногами, удаляясь от столь странного кавалера. Наверное, поняла наконец, что офицером двигала не жажда образования. Волков все принюхивался, и на его лице чем дальше, тем сильнее проявлялось задумчиво-недоуменное выражение. Эта задумчивость мне ужасно не нравилась, но хорошо, что взять след у него не получалось, сколько он ни водил носом в разные стороны. Наверное, мы отступали в правильную, подветренную сторону, вот Волков и не мог взять след. Во всяком случае, пока я его видела, потому что видеть вскоре перестала: мы завернули за ближайший же угол и рванули подальше. – Ты и запахи отводишь? – восхитилась Оленька, с трудом переводя дыхание. – Из моих знакомых это только Саша умеет, и то он сам создавал плетение и ни с кем схемой не делился, хотя ему предлагали за нее хорошие деньги. А со мной, получается, поделился? Наверное, понял, что мне очень нужно. Какой благородный молодой человек. И какой бескорыстный! Но все же не стану его благодарить. Смутится он вряд ли, а вот на нездоровые размышления я его непременно натолкну. – Мы просто завернули за угол, поняла? – Теперь уже я требовательно дернула Оленьку за рукав шубки, из-за чего остановились и она, и я. Впрочем, ушли мы уже достаточно далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности – Волков не должен знать, что я использовала магию. Для меня это может плохо закончиться. – Никому, – радостно заблестела глазками Оленька и быстрыми жестами показала, как зашивает себе рот. – Но получается, что у тебя уровень не меньше Сашиного? Вывод меня удивил: мне было совершенно неочевидна связь причины и следствия. – Я не разрабатывала плетение, а взяла чужое. И вообще, как уровень связан с используемыми плетениями? – Я слышала разговор мамы с Сашей, она просила показать именно это плетение, а он говорил, что ее уровня недостаточно, чтобы повторить. Мол, сложное, комбинированное из трех блоков. У мамы чуть до двухсот не хватает. Это тоже много, – с гордостью добавила Оленька, – но у Саши куда больше. – И сколько? – Триста семьдесят три. А у тебя, получается, больше, чем у мамы, – проницательно заметила она. – Если ты можешь использовать Сашино плетение. – Почему Сашино? – сделала я попытку уклониться от темы. Я решила, что мы уже достаточно простояли на одном месте, и пошла вперед, потянув за собой подругу. – Потому что я больше ни о каком отводе глаз в комплексе с отводом запахов не слышала. Если такие плетения накладывать по одному, то они ложатся неправильно и их можно обнаружить. Поэтому в таком случае применяют артефакты. Но ты сама признала, что использовала плетение, а не артефакт. Штирлиц никогда не был так близок к провалу. Если даже Оленька, знающая магию лишь теоретически, до этого додумалась, то Волков непременно рано или поздно поймет то же самое. Нужно было срочно придумывать объяснение, не включающее знание чужих уникальных заклинаний. И дернул же меня черт именно сейчас повторить увиденное! – Может, мы использовали что-то другое, отбивающее нюх? Не магию, а что-то альтернативное? Перец? – предложила я. – Я слышала, перец знатно отбивает нюх у собак, наверное, на волков он так же действует. – Тогда бы Саша расчихался, – скептически возразила Оленька. – Нет, должно быть что-то достоверное. Есть простые плетения, перебивающие запахи. Даже Петя что-то такое знает. – Петя? – Он у нас один с магией, – неохотно пояснила Оленька. – Может, потому, что Волков? У папы-то магии вообще нет, поэтому ему так не хотели отдавать маму, даже мужа в клане подобрали, согласного взять ее… ну почти с Колей уже. Но ничего не вышло, и Волковы до сих пор на нас злятся. Но если уж Хомяковы что-то решили – будет по-нашему, – воодушевленно закончила она. – Твой папа шантажировал Волковых? – уточнила я, припоминая недавние намеки Оленькиного кузена. – Что? Как ты могла такое подумать? Нет, конечно, папа никогда на такое не пошел бы, – удивилась она и гордо возвестила: – Шантажировала мама. – Мама?