Ее глаза фанатично заблестели. Наверное, решила, что хранилище Рысьиных ничуть не хуже банковского, а даже лучше, поскольку, грабя его, мы фактически восстанавливаем справедливость по отношению ко мне. – Нет, я хочу туда кое-что положить, – брякнула я, недоумевая, откуда у Оленьки взялись столь явно выраженные криминальные чаяния, – и размышляю, насколько это будет безопасно. Не сможет ли кто-нибудь посторонний туда пробраться и украсть. – А-а-а, – разочарованно протянула подруга. – Там такие охранные системы, что могут конкурировать с царскими. – С царскими? – радостно ухватила я подачу. – Думаешь, из царского хранилища ничего нельзя украсть? – Ты что? – вытаращила на меня глаза Оленька. – Разумеется, нельзя. – И ни разу ничего не пропадало? – продолжала допытываться я. – Ни разу, – гордо ответила Оленька. – Пытаться-то пытались, но чтобы получилось – ни разу такого не было. – То есть за все время существования династии у Львовых не пропадало ничего ценного? – скептически уточнила я. – Быть того не может. – Мне не веришь – спроси хоть у кого. – Оленька порыскала глазами по классу и предложила: – Например, у Анны или у Тамары. Я продолжала разыгрывать недоверие, поэтому подруга обиженно фыркнула и сама потащила меня уточнять. Но ни Строгова, ни Яцкевич не помнили о пропаже вообще чего-нибудь у Львовых, не говоря уж о чем-то общеизвестном и весьма ценном. Создавалось впечатление, что у правящей династии без их ведома не исчезнет даже пыль с письменного стола. Поддерживать дальше эту тему не было необходимости, более того – было опасно, и я перевела разговор на близящийся бал у Рысьиных, который необычайно воодушевил моих одноклассниц. Пришлось пообещать, что я непременно попытаюсь выпросить для них пригласительные. В конце концов, если уж бал в мою честь, могу я на него лично пригласить трех подруг или нет? Но сомнения мои никуда не делись, поэтому после занятий я потащилась в библиотеку, где засела за подшивки «Ведомостей» прошлых лет в надежде, что если что-то было, то это что-то непременно отразится на первой полосе. Через час просмотра пришла к неутешительным выводам. Про ограбления действительно писали, и были они не столь уж редки. Грабили все и вся: и банки, и почтовые кареты, и частные дома. Попалась даже статья про ограбление кланового хранилища князя Мышкина с детальным рисунком украденного артефакта. Но ни единого упоминания о том, что правящее семейство рассталось с чем-то ценным не по своей воле, не было. Неужели я неправильно поняла слова Юрия? Или все дело в том, что украденное слишком важно, чтобы сообщать о том открыто? В результате я потеряла время в библиотеке бесплодно, а на выходе из гимназии оказалась один на один с Волковым, поскольку все мои одноклассницы к этому времени разошлись. Или, как вариант, он всех распугал. Вон как недружелюбно выглядит. Наверное, оскорбился, что я вчера не захотела его видеть. – Добрый день, Лиза. – Вам не кажется, что ваше поведение неприлично? – невежливо бросила я, и без того раздраженная неудачей с газетами. Останавливаться рядом с ним я не стала, прошла мимо, но он невозмутимо зашагал справа от меня, словно все так и задумывалось. Сейчас на этом месте я бы предпочла видеть Юрия, благо при себе у меня были фотографии, а с ними всегда оставалась надежда узнать что-то интересное о тех, кто на них изображен. – Не кажется, – усмехнулся он. – Я в отпуске. Гуляю, где хочу. Встречаюсь, с кем хочу. – А вы не могли бы гулять подальше от меня? – Увы, не могу. Но я согласен подумать над этим вопросом, если вы выполните мою маленькую просьбу. – Только подумать? Он промолчал, снисходительно улыбнувшись, словно все происходящее лишь тщательно срежиссированное им представление. Он просто не знает, насколько опасна загнанная в угол кошка. Конечно, пока с его стороны явных угроз нет, но все же я незаметно воспроизвела плетение, защищающее разум от внушений. – Так какая у вас просьба? – Все та же. Мне нужен артефакт. Вы решили, что хотите за него? – Я не могу что-то хотеть в обмен на то, чего у меня нет. – Он у вас, – уверенно ответил Волков. – Вы его получите, это лишь вопрос времени. И когда вы его получите, вы должны отдать его мне. Слова сопроводились ментальным давлением, сначала легким, но все усиливающимся настолько, что моя защита буквально затрещала, наградив меня резкими болевыми уколами. Я ойкнула, приложив руки к вискам. Показалось, что из носа закапала кровь. Нет, не показалось: Волков заботливо протягивал носовой платок. – Лиза, вам нехорошо? – встревоженно спросил он, словно причина была не в нем. – Я могу вам чем-то помочь? При всем внешнем участии плетение он не развеивал, а продолжал долбить, надеясь разрушить мое, словно дятел, методично выковыривающий насекомых из коры дерева. Его плетение я почти не видела, оно выглядело лишь смутной тенью ажурной сетки, которая пыталась спеленать меня с ног до головы. Не знаю, смогла бы я его воспроизвести, но разрушить смогла, пробившись через собственную боль и распустив одну из связующих нитей. Волков отшатнулся, теперь кровь из носа пошла у него. Я шмыгнула носом, почувствовав, как буря внутри меня успокаивается. Не уверена, что моя защита выдержала бы, не развей я плетение Волкова. Но она дала возможность не сдаться сразу. – Я непременно сообщу все Фаине Алексеевне, – слабым голосом сказала я. – Уверена, вы сейчас нарушили все гласные и негласные правила. Нужно было уходить, но мне казалось, что не смогу сейчас сделать даже шаг: противная липкая слабость словно привязала по пудовой гире к каждой ноге, а то и вовсе приковала к мостовой. – Ваша Фаина Алексеевна не видит дальше собственного носа, – чуть гнусаво ответил Волков. – Если бы на нее действовали доводы разума, мне не пришлось бы пускаться на подобные ухищрения. Отдайте то, что мне нужно, и мы разойдемся миром. Как Красная Шапочка с Волком. Правда, ненадолго: Волк получил нужную информацию, добрался до бабушки и сожрал, а потом сожрал и саму болтливую дурочку. Вывод? Договоры с волками плохо заканчиваются. Глава 40 Чуть только я перестала чувствовать скованность, рванула от Волкова так, что узрей меня наша классная дама, Антонина Юлиевна, непременно разразилась бы лекцией о недопустимом для гимназистки поведении. Но я сейчас о такой ерунде если и подумала, то лишь мельком, понадеявшись никого из гимназии не встретить. Более того, завернув за угол, сразу набросила на себя полог отвода глаз. Все равно уже Волков полон подозрениями, одним больше, одним меньше… В себя я пришла возле дома Шитова. Странно, что я побежала именно сюда. Наверное, просто стремилась убраться подальше и даже не думала, куда бегу: дом Владимира Викентьевича в противоположной стороне, а это ближайший из знакомых. На сегодня мы о занятиях не договаривались, но появился огромный соблазн зайти. Не просить о занятии, нет: чувствовала я себя так, что вряд ли создам что-то путное, а если что и создам, под угрозой окажутся не только обитатели дома, но и сам дом. А вот от разговоров дома не рассыпаются. Полог отвода глаз я сняла уже в подъезде, почувствовала себя без него почти голой и поторопилась подняться, все время опасаясь, что вот-вот внизу стукнет дверь и меня догонит Волков. Но Волков не догнал, а дверь если и стукнула, то только квартирная, после того как горничная впустила меня и отправилась узнавать, примет ли хозяин. Хозяин великодушно согласился, хотя в его планах визитеров сегодня не было, поскольку в кабинете явственно попахивало коньяком. Настолько явственно, что мне даже стало интересно, сколько было выпито до моего прихода. – Елизавета Дмитриевна, разве мы на сегодня договаривались? – излишне четко выговаривая слова, спросил Шитов. – Нет, Константин Филиппович. Мне очень неудобно, что пришлось вас побеспокоить, но у меня возник неотложный вопрос. – Ничего страшного. Все равно у меня нет срочных дел, а настроение ужасающе дурное. Садитесь. – Он широко махнул, указывая на стул. Так широко, что я понадеялась, что плетений он никаких не будет использовать, а то эта квартира пострадает и без моего участия. – Рассказывайте. Я хотела спросить про обучение на целителя, но вместо этого внезапно выложила про Волкова, без уточнения, что тому от меня требовалось, но с указанием, что он использовал ментальное давление, которое удалось разрушить. – Эка его припекло, – неодобрительно сказал Шитов. – И ведь понимает, что если Рысьина пожалуется, то одним выговором не отделается. Впрочем, – он встряхнул головой, словно отбрасывая некстати появившуюся мысль, – жаловаться она не будет, и он это тоже понимает. – Почему? – У вас есть свидетели? Я отрицательно покрутила головой, огорченно подумав: и почему я не заорала на всю улицу? Глядишь, и свидетели бы появились, и Волкова бы приструнили, и убегать бы не пришлось. – Я так и думал. Поэтому при разбирательстве будет ваше слово против его. Его слово весит больше. Как-никак он признанный клановый наследник, а ваш статус довольно-таки неопределенный. – То есть вы предлагаете ничего не рассказывать Фаине Алексеевне? Он вытаращился на меня, словно увидел впервые, и энергично затряс головой. Настолько хаотично затряс, что было совершенно непонятно, одобряет или нет мои слова, пока он не заговорил: – Помилуйте, Елизавета Дмитриевна, когда я такое предлагал? Это вам решать, говорить или нет. Я же только предполагаю, чем закончится разбирательство, буде княгиня его инициирует. – Он выдвинул ящик стола, грустно в него посмотрел и вновь задвинул. Наверное, там стояло средство от дурного настроения и только я мешала предаться Шитову утешениям. – Но она не инициирует, а если вы промолчите, то и охрану от клана не даст. Охрана от клана – это серьезный довод в пользу того, чтобы промолчать. В конце концов, не бесконечный же отпуск у Волкова? Должен же он наконец отбыть по месту службы, и без того уже подзадержался в Ильинске. Шитов все же не выдержал, вытащил фляжку, сделал глоток и блаженно прижмурился. – Укрепляющее зелье, – пояснил он, хотя я даже не спрашивала. – Так что, говорите, Волков от вас хотел? – Я не говорила, – насторожилась я. – Признаться, Константин Филиппович, я сама никак не могу взять в толк, что ему нужно. – Рысьина ему от ворот поворот дала, слышал, – кивнул своим мыслям Шитов, страдальчески посмотрел на фляжку и все-таки опустил ее в ящик. – Неужто серьезно решил остепениться? – А что, Волков обычно не слишком серьезен в отношениях? Интерес был не праздный. Вдруг удастся найти компромат на Волкова? Это помогло бы нам быстрее прийти к взаимопониманию. Разумеется, в том виде, который подходил для меня. – Волков-то? Хо-хо, – оживился Шитов, но тут же вспомнил, с кем говорит, и продолжил не столь радостно: – Впрочем, Елизавета Дмитриевна, сплетни я вам пересказывать не стану, скажу одно: держитесь от него подальше. Это мой вам совет. Он вам помог? Это была совсем не та помощь, на которую я рассчитывала, придя сюда. Информацию для размышления Шитов дал, конечно, но ее было слишком мало. Так, на один укус, и тот – котеночий. – Вы мне поможете, если расскажете, как поступить учиться в обход клана. – О как, – хмыкнул Шитов. – Не хочет Рысьина терять над вами контроль? Не хочет, – повторил он уже утвердительно, не дождавшись моего ответа. – А ведь направление я вам могу и сам выписать. Где-то у меня были бланки. Он начал активно выдвигать ящики, но первой ему опять попалась фляжка. С укрепляющей настойкой, разумеется. А то, что запах коньяка усилился, – это были лишь обонятельные галлюцинации. Но бланк тоже нашелся. Пожелтевший, немного мятый и с надорванным краем. – Как вас записывать? – деловито спросил Шитов. – Рысьиной? Или по старой фамилии? – А можно? – удивилась я. – Ведь у меня же есть второй облик? – Так называемая звериная фамилия – честь, а не обязанность, – чуть снисходительно пояснил Шитов. – Наоборот было бы нельзя. То есть если бы вы взяли такую фамилию, не будучи оборотнем, отделались бы в лучшем случае штрафом. Так как? Я сразу вспомнила, что у меня есть какие-то документы именно на фамилию Седых. И все же… – Не будет ли это подозрительно? – Что? – не понял Шитов.