– Полноте, Елизавета Дмитриевна, что может быть лучше, чем посвятить свою жизнь столь прекрасному занятию? – Вам или музыке? – уточнила я. Так-то для меня разницы не было, в обоих случаях я могла навскидку предложить несколько намного более интересных вариантов. Но ужасно хотелось подразнить Песцова в отместку за нанятый им «экипаж», поэтому я и не удержалась. – Музыке, разумеется, – отмахнулся он. – Я, увы, не столь прекрасен, хотя, конечно, смотря на чей вкус. Эх, Елизавета Дмитриевна, не передать, как мне жаль, что все так получилось с мисс Мэннинг. – Да вы должны благодарственные дары всем богам вознести, Дмитрий Валерьевич, что все так получилось, – запротестовала я. – Уверена, настоящая мисс Мэннинг ни за что не согласилась бы на столь подозрительные гастроли со столь подозрительным антрепренером. – Попрошу без оскорблений, Елизавета Дмитриевна. – Песцов воинственно выпятил грудь. – У вас нет никаких оснований считать меня подозрительной личностью. – У меня нет, – легко согласилась я. – Но с точки зрения мисс Мэннинг, вы выглядите весьма подозрительно и ненадежно. Только очень отчаявшаяся певица могла рискнуть и отправиться в такой вояж. Или очень голодный крэг. Как я понимаю, им в одном месте долго задерживаться нельзя? А так бы и прокатились за ваш счет, и приоделись, и поели… Песцов демонстративно обиделся и даже не стал пояснять, права я или нет в своем предположении про крэгов и постоянное место жительства. Но, честно говоря, это была не та информация, которая сейчас жизненно необходима. Возможно, когда-нибудь потом я прочитаю все, что найду по этой теме, но пока хотелось как можно меньше думать про крэгов и их создателя. Конечно, если про проблему не думать, решение просто откладывается, а не берется из ниоткуда, но вдруг? Вдруг буквально завтра что-то случится и тот бог, которому я задолжала, уйдет в небытие? С богами тоже так бывает… До вокзала мы дошли без приключений, и даже не пришлось рассиживаться в зале ожидания, рискуя, что на нас кто-то наткнется: поезд уже как раз подходил, извергая клубы дыма и немузыкально свистя, наверняка жестоко оскорбляя изысканный песцовский слух. Песцов этакое издевательство над своими ушами стоически терпел, даже не морщился, и стоило лишь открыть проход на перрон, сразу потащил меня туда, прошипев, что не стоит расслабляться, а то прямо на перроне нас и поймают если не Волков, так подручные Соболева. На перроне подозрительных личностей не наблюдалось, и все же я расслабилась только после того, как удалось успешно просочиться за спиной проводника в вагон. Песцов наконец ожил и даже не преминул пошутить: – А ведь мы могли бы не покупать билеты, Елизавета Дмитриевна. В следующий раз так и сделаем. Или не пошутить? Я искоса взглянула на компаньона: на его лице не было готовности рассмеяться собственной шутке. Но он мог и хорошо скрывать эмоции. Вдруг ранее сам он получил пару десятков уроков актерского мастерства? С Песцовыми ухо нужно держать востро. – Сейчас поедем, попрошу стаканчик чаю, – мечтательно протянул Песцов, глядя в окно на переминающегося с ноги на ногу проводника. – Хоть газеты спокойно почитаю, а то со всей этой беготней минуты свободной не было. Очень уж долго Волков уговаривался. – Главное, что уговорился и отправился за деньгами, а нам удалось уйти незамеченными с торжественного вечера до того, как он вернулся. – Вот-вот, Елизавета Дмитриевна, – поцокал языком Песцов, но благодушно так: похоже, уверился, что мы выберемся из города без проблем, – люди ради вас готовились, специально английское меню приготовили для вечера, а вы их так обидели. И мне подзакусить не дали. Я вспомнила блюда английской кухни, поданные на этом вечере, и пожалела, что мы не ушли до того, как я сняла пробу. Оказалось, я не любитель английской кухни. Впрочем, настоящей мисс Мэннинг, той, которая была некрэгом, тоже наверняка не понравилось бы это издевательство над любимыми блюдами. – Ничего, Дмитрий Валерьевич, в следующий приезд поедите за меня и за себя, – предложила я. – Специально пудинг закажете. – Я поклонник национальной кухни, – гордо сказал Песцов, который успел приложиться к поданным на вечере закускам, но вдруг спал с лица, пригнулся и прошипел: – Ох ты ж сволочь, нашел-таки. Даже не потребовалось уточнения, о ком это он: к нашему вагону целеустремленно двигался Волков. Наверное, снятые в банке деньги жгли ему карман и вынуждали расстаться с ними как можно скорее. – Он нас не видит, – уверенно сказала я. – И вообще, Дмитрий Валерьевич, неприлично выражаться при дамах. – Извините, Елизавета Дмитриевна, не сдержался, – без тени раскаяния ответил Песцов, чуть приподнимаясь на цыпочках, чтобы лучше видеть противника. Как мне кажется, он привлекал бы больше внимания в такой странной позе, если бы кто-нибудь мог нас видеть. Но, к счастью, нас пока не видел никто, и даже Волков все свое внимание уделял проводнику, к которому как раз подошел с купюрой и вопросом, не садился ли кто в этот вагон. – Никак нет, ваше благородие, – хрипло ответил проводник. – Никто пока не садился. В вагон второго класса семейная пара проходила, видел. Может, как раз те, кто вам нужен? Лицо Волкова задумчиво вытянулось, а нос дернулся, словно пытаясь унюхать нужные запахи. Проводник вздрогнул и чуть отступил, явно напуганный преображением собеседника. Но тот уже внимания на столь мелкую сошку не обращал: развернулся к вагону второго класса и целенаправленно прошел внутрь, невзирая на попытку его остановить другим проводником. Впрочем, вышел штабс-капитан довольно скоро, весьма разочарованный, а вслед ему еще долго летели визгливые женские вопли. С угроз, наверное, начал, а не с предложения денег. Но ничего, на ошибках учатся. Простоял Волков рядом с нашим вагоном до отправки поезда. Но совершенно напрасно простоял: так и не удалось ему нас ни увидеть, ни унюхать. Глава 25 Сказать, что проводник поразился нашему появлению, – это ничего не сказать. Он хлопал себя руками по бокам, как растревоженная курица, и раз за разом повторял: «Но как же? Я же никуда не отходил. Не отвлекался ни на что. Но как же?» Он не замолкал и не успокаивался, пришлось Песцову перестать утверждать, что проводник отвлекся, и с неохотой пояснить: – Мы использовали артефакт. Пришлось. Видите ли, любезнейший, тот самый офицер, который вас расспрашивал, преследует своими нескромными желаниями мисс Мэннинг, известнейшую английскую певицу, поэтому нам пришлось садиться в вагон втайне. Но билеты у нас в полном порядке. – Правилами железной дороги воспрещается пассажирам использовать артефакты, – проворчал почти успокоившийся проводник. Во всяком случае, руками он перестал махать, что уже радовало. – Как вы только на перрон прошли? Там стоит распознавание посторонних артефактов. Песцов нашелся сразу: – Так на перрон мы прошли без артефакта, а уж потом заметили штабс-капитана, вот и пришлось воспользоваться. Так-то я магию не люблю, применяю лишь при необходимости, очень уж дорогое удовольствие. Зарядка артефакта обойдется в целое состояние, вы же понимаете? Проводник понятливо закивал, словно занимался зарядкой артефактов ежедневно, оплачивая из собственного кармана. Хотя, вполне возможно, его понятливости способствовала купюра, доверчиво перекочевавшая в его руку из руки Песцова. Вместе с волковской платой за информацию получалась неплохая добавка к жалованию, а может, и превосходящая оное. – Любезнейший, организуете нам чай? – ловко поменял Песцов тему. – Было бы неплохо выпить чего-нибудь горячительного перед сном. – Горячего, вы хотели сказать, – преданно улыбнулся проводник. – Что я хотел сказать, то и сказал, – ввернул Песцов, словно это была вовсе не оговорка. – Мисс Мэннинг спиртного нельзя, но нам-то с вами никто не запрещает, не так ли? – Правилами железной дороги воспрещается… – вновь завел свою нудную песню проводник, но уже не столь уверенно, как перед этим. Наверное, в его глазах некоторые правила все же имели исключения. – Это если меры не знать, – прервал его Песцов, достал фляжку из внутреннего кармана пальто и поболтал. Фляжка заманчиво забулькала. – А вот ежели по чуть-чуть, это будет исключительно для согрева и поддержания здоровья. – Разве что по чуть-чуть для сугрева, – не отрывая взгляда от фляжки, согласился проводник, день которого, без сомнения, удался. – Хм… – решила высказать свое мнение и я. – Филиппа, вы не переживайте, – быстро переключился на английский Песцов. – Этот гадкий Волков от нас отстал, а этот милый человек сейчас принесет вам стакан чаю. – Два стакана, – быстро поправила я, вовремя вспомнив про Мефодия Всеславовича. – Любезнейший, вы организуете нашей английской гостье два стакана горячего чая? – радостно вопросил Песцов. – Для прекрасной дамы – все что угодно, – нашелся проводник. – Хоть чай, хоть ванну. Ванну только готовить дольше. Алчно блеснувшие глаза намекнули, что не только готовить дольше, но и денег за подготовку получать больше. Судя по внешнему виду проводника, он был согласен заняться столь занимательным делом хоть сейчас. – Уверен, прекрасная мисс обойдется чаем, – торопливо сказал Песцов, сразу сообразивший, что ванна в поезде – дело недешевое, а платить опять придется ему. – Главное, чтобы он был побыстрее и погорячее. И мне тоже, пожалуйста, стаканчик. Тепло вагона уже не просто согрело, но и заставило Песцова полностью расстегнуть пальто. Решив, что Песцов без пальто – зрелище не слишком занимательное, да и мне неплохо было бы снять лишнее, я зашла в купе и поставила саквояж в кресло. Проводник с чаем появился быстро, я только успела раскрыть шкатулку, чтобы узнать, как перенес побег Мефодий Всеславович. Даже спросить ничего не успела, когда домовой проявился рядом. И тут же при стуке испарился, словно его и не было. Причем пропал быстро, словно канал перещелкнулся: на этом есть, на этом уже нет. И куда пропал, непонятно… Вместе с проводником появился Песцов, подхватил третий стакан, с явным удовольствием отпил горячей жидкости и спросил: – А скажите-ка, любезнейший, есть еще кто в вашем вагоне или мы одни? – Есть, – отрапортовал проводник. – Но он совершенно тихий, не извольте беспокоиться, не потревожит вашу певицу. Спит, поди, уже. – Да, – согласился Песцов, – железная дорога способствует длительному и сладкому сну. Проводник угодливо хихикнул, во все глаза глядя на проявившийся в песцовских руках очередной казначейский билет. Этак Песцов разорится и без моего участия, а обвинит все равно меня: не пресекла вовремя. Впрочем, я ему не нянька, пусть тратит свои деньги как считает нужным. – Дмитрий, – недовольно сказала я по-английски, – вы бы продолжили свои расспросы не в моем купе. Я устала. И вообще, у меня стынет чай, в который никто не предложил добавить горячительного из фляжки. – Так и я не предложу. Филиппа, дорогая, у меня нет дурной привычки спаивать девушек, – хохотнул Песцов. – Вам достаточно горячего чая. Но вы правы, нам с этим типом лучше пообщаться без свидетелей. Беспокоит меня этот некстати имеющийся попутчик. Для нас с вами лучше, чтобы никаких попутчиков не было. Они ушли, а я набросила полог тишины и подвинула один из стаканов к вновь проявившемуся домовому. Не знаю, будут ли его слышать другие, но и одного моего голоса, доносящегося из купе, будет достаточно для сомнений в том, что я англичанка. Ибо вряд ли с домовым удастся поговорить на каком-нибудь другом языке, кроме русского. – Пейте, Мефодий Всеславович. Вы не замерзли? – Так где бы мне замерзнуть? Я ж на улице не был, – важно ответил он и тут же отрапортовал: – Ничего опасного не чувствую. В поезде, кроме вас с Песцовым, есть еще оборотень. Вы знаете? – Проводник сказал, – кивнула я. – И то, что там спокойный господин, вреда от которого не будет. – Все они спокойные, пока суть не попрет, – проворчал домовой. – А вдруг там суть та еще? – Хуже моей? – не удержалась я. – А вам ваша чем не нравится? Кстати, Елизавета Дмитриевна, почему вы ее затыкаете? Опасно это. Если вас сорвет, делов натворите. Зверя выгуливать надо обязательно, от вас напряжение уже идет сильное. – Он громко отхлебнул чай, показывая свое возмущение. – Я бы рада, но проблема в том, что один оборотень очень остро чувствует другого, когда тот в звериной форме, а я же скрываюсь и играю роль английской певицы, которая совсем не оборотень, понимаете? Да и вообще, ищут меня… – А я на что? – чуть ворчливо спросил Мефодий Всеславович. – Уж такую малость, как прикрыть хозяйку, я смогу. Перекидывайтесь хоть сейчас, никто не узнает. Из меня сразу вылетели и усталость, и остатки здравого смысла. Одна только мысль, что смогу наконец выпустить рысь, столь несказанно обрадовала, что я даже откладывать не стала, перекинулась сразу же, как сбросила одежду. И поняла: именно этого мне не хватало так долго. В зверином облике звуки и запахи стали резче и понятнее. Я недовольно фыркнула, настолько неприятно завоняла железная дорога, запах которой в человеческом виде не казался таким уж отвратительным, напротив – в нем присутствовала нотка дальних странствий, необычайно манящая. Но я-рысь явно не собиралась отправляться в странствия. Так, разве что поиграть немного в поездку. Я радостно подпрыгнула, ощущая мягкость и одновременно упругость всех четырех лап, и огляделась, куда их приложить. Купе было маленьким, не развернуться, не побегать как следует, да еще и вагон раскачивался, подпрыгивая и постукивая на каждом рельсовом стыке. Но у меня же когти, не свалюсь. Я подошла к окну и задумчиво на него уставилась. Выбраться на крышу и побегать уже там? Места много, как раз хватит на полноценную разминку. Лапа потянулась сама.