– Племянника попросите, – предложил ухмыляющийся Волков. – Сестра не поймет, – грустно сказал Ли Си Цын. – Да и нехорошо проводить опыты с родственниками. Всегда лучше с посторонними. Их и не жалко в случае чего. Прикопать. И желательно даже до начала опытов. – Не горю желанием класть свою жизнь на алтарь науки, – отрезал Волков. – У меня другие планы. И те, кто им мешает, становятся моими личными врагами. – В таком случае мы с Дмитрием не будем далее вам мешать производить обыск. Но знаете, Александр Михайлович, чем больше маг экспериментирует, тем более искусным он становится, так что подумайте. Повторю: двери моего дома всегда для вас открыты. Ли Си Цын двинулся вперед, как тяжелый танк, и Волкову волей-неволей пришлось уйти с дороги. Но сдаваться штабс-капитан был не настроен. – Дмитрий Валерьевич, моя просьба об отсутствии записок куда-либо остается в силе, – предупредил он. – Вне зависимости от того, где вы будете до отъезда в Царсколевск. – Неустойку будете выплачивать сами, – предложил Песцов. – Кстати, а могу я у портье оставить записку для мисс Мэннинг, если она все-таки появится? Пока есть надежда, что концерт не сорвется, и не хотелось бы, чтобы он сорвался по моей вине. Мало ли куда могла выйти дама, а вы уже и номер ее обыскали… – Ай-ай-ай, – укоризненно поцокал Ли Си Цын. – Волковы всегда отличались плохим воспитанием, сколько я помню. – Записку оставить можете, – отрывисто бросил Волков, не отставая от нас ни на шаг. Песцов набросал на визитке несколько слов на английском языке и вручил ее портье с просьбой непременно передать мисс Мэннинг, а еще лучше – послать за ним, когда певица появится. Находилась я точно между родственниками, почти утыкаясь лицом в спину Ли Си Цына, так что сторонний наблюдатель, не владеющий магией, ничего бы не заподозрил. Впрочем, владеющий магией Волков тоже не заметил ничего подозрительного, и нам удалось без помех выйти на улицу, где песцовского дядюшку ждали роскошные сани, огромные, под стать его габаритам. Глава 33 «Дом поросенка должен быть крепостью». Не знаю, считал ли Ли Си Цын себя поросенком, но к тому, чтобы превратить свой дом в крепость, он отнесся с полной ответственностью. Куча плетений на самом доме и на ограде. Даже на земле и то попадались хаотично распиханные магические мины. Узкие окна, утыканные разного рода сигнальными плетениями, вообще казались непрозрачными: стороннему наблюдателю ни за что не разглядеть, что происходит в доме. Правда, чтобы все это увидеть, пришлось сильно напрячься: линии были для меня почти прозрачными, даже цвет я не могла назвать с полной уверенностью. Было ли это следствием того, что Ли Си Цын был куда сильнее меня как маг, или того, что он виртуозно владел доставшимся ему даром, я бы с определенностью не сказала. Возможно, если бы мне удалось рассмотреть плетения поближе и попристальней… – Елизавета Дмитриевна, не отставайте, – буркнул Ли Си Цын. – Никто не должен заметить, что мы входим в дом не вдвоем с Дмитрием. Шел он нарочито медленно, переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на трость, массивную такую трость, соответствующую размерам хозяина. В руке светского щеголя она смотрелась бы неуместно, почти как топор вместо сабли в руке гусара. В руках же Ли Си Цына эта дубина выглядела тонюсенькой тросточкой. – А Елизавета Дмитриевна тут? Я так надеялся, что она потеряется по дороге, – картинно вздохнул Песцов. – Это у тебя она могла потеряться, но никак не у меня, – важно сообщил Ли Си Цын. – У меня люди не теряются. – У тебя люди не теряются, – ехидно сказал Песцов. – У тебя теряется кое-что другое. – Ты мне пошути еще, – одернул его любящий дядюшка. – А я подумаю, стоит ли тебя опять вытаскивать. Друг твой нас без присмотра не оставил. Проводил аж до дома. Может, сразу к нему отправишься? – К Моськину-то? – сморщил нос Песцов. – Не друг он мне, совсем не друг. И следит так, что даже магом не надо быть, чтобы это обнаружить. – А ежели не друг, так и веди себя так, чтобы не стать врагом мне. – Понял, – примиряюще поднял руки Песцов. – Больше ни слова лишнего при посторонних. Мы уже подошли к дому. Песцов засуетился, выскочил перед Ли Си Цыном и протянул руку к двери. Но та неожиданно открылась сама, обнаружив… наверное, все-таки горничную, хотя открывшая была китаянкой в национальной одежде с богатой вышивкой. Правда, в принадлежности девушки к обслуге я засомневалась: мне казалось, что у слуг должна быть куда более скромная униформа. Девушка что-то радостно защебетала, Ли Си Цын в ответ лишь недовольно фыркнул и танком попер в дверь. Бедная китаянка еле успела отпрыгнуть, а то бы затоптал и не заметил. Остался бы тонкий коврик, украшенный традиционной китайской вышивкой в самых неожиданных местах. Я прошмыгнула за ним, а уже за мной спокойно зашел Песцов. Дверь захлопнулась, полностью отрезав нас от наблюдателей, после чего Ли Си Цын снял с меня свое плетение. Наверное, проявилась я совершенно неожиданно для китаянки, потому что та восторженно охнула и что-то залопотала. Ли Си Цын разразился длинной грозной тирадой, во время которой китаянка испуганно кивала, сложив руки на груди, а под конец поклонилась и убежала. – Суетливая она у тебя, – попенял Песцов. – И невыдержанная. – Своих домочадцев воспитывай так, как тебе нужно, а к моим не лезь. Значит, действительно прислуга, пусть, судя по одежде, и привилегированная. Размышлять об особенности одежды мне не дали, поскольку Ли Си Цын обратил свое пристальное внимание на меня. – Как так получилось, Елизавета Дмитриевна, что вы сбежали с моим племянником? И ладно бы под венец, это еще куда ни шло. Но двум представителям уважаемых кланов изображать из себя труппу бродячего цирка – это выше моего понимания. – Во-первых, не труппу, а всего-навсего одну оперную певицу с сопровождением, – возразил Песцов. – И слова о цирке здесь совершенно неуместны. – То, что вы устроили, иначе не назовешь. А что там во-вторых? – А во-вторых, она со мной не сбегала. – То есть ты ее выкрал? – заинтересовался Ли Си Цын, скидывая шубу на руки подбежавшему слуге, что характерно, тоже китайцу. – Не с кем было устраивать гастроли? Песцов подавился тем, что хотел сказать, и возмущенно уставился на дядю. – Мы с ним случайно пересеклись, – пояснила я. – И вместе путешествуем вынужденно. Так-то нас ничего не связывает. – Об этом вы мне сейчас расскажете подробно. – Ли Си Цын бросил короткую фразу на китайском, сделал приглашающий жест, и не оглядываясь, грузно двинулся вперед, уверенный, что мы за ним последуем. Китаец споро оставил без верхней одежды и нас с Песцовым, после чего мы прошли в хозяйский кабинет. Влияние китайской культуры здесь было минимальным: пара гравюр на стенах, и все. Мебель вполне европейского вида, прочная, с толстыми ножками, наверняка сделанная по заказу, выдержала бы и слона, доставь его вдруг кто-нибудь в этот дом. Для нас же с Песцовым принесли пару более изящных стульев: в кабинете гостей не принимали, и постоянное место для сиденья там было только одно – гигантское кресло, в которое хозяин кабинета с видимым облегчением опустился сразу, как вошел, не дожидаясь, пока сяду я. И то сказать – нелегко его ногам было выдерживать этакую тушу. – Помещение экранировано, можно говорить свободно, – сказал Ли Си Цын. – Впрочем, нас и раньше никто не пытался подслушать. Волков помнит, чем это чревато. Итак, Дима, что такое случилось, что твоя мать звонит в истерике и умоляет тебя спасти? Говорит, что ты влез между Соболевыми и Волковыми и это плохо закончится. – Мама слишком впечатлительная, – отмахнулся Песцов. – Не случилось ничего такого, с чем бы я не мог справиться сам. – Ольга говорит, что вас чуть не загрызли волки. – Нас? – картинно удивился Песцов. – Дядюшка, меня не так-то просто загрызть каким-то волкам, тем более самым обычным. Мне и шавки покрупнее не страшны. Он напыжился, но на родственника впечатления не произвел. – Видел я, как кто-то нос боялся высунуть из номера, потому что у двери караулили шавки. Или нет, не шавки – моськи. – Исключительно ради конспирации. Чтобы не выдать Елизавету Дмитриевну, – выкрутился Песцов. – Вы же понимаете, что случилось бы, обнаружь ее Волков у меня в номере? – Это я понимаю. Но не понимаю, зачем понадобилось вообще выдавать Рысьину за английскую певицу. – Потому что настоящая английская певица оказалась крэгом, – скромно пояснил Песцов. – Пришлось ее убить. Елизавета Дмитриевна же притворялась переводчицей мисс Мэннинг, о чем я даже не подозревал, пока с нее не слетела маскировка после убийства крэга. А в вещах мисс Мэннинг очень удачно нашелся нужный артефакт, который Елизавета Дмитриевна, как маг, смогла подчинить. И я не удержался. Ты же понимаешь, что отмена гастролей – огромные убытки. И репутационные потери. Он тяжело вздохнул. Наверное, только что осознал, что репутационных потерь теперь точно не избежать, поскольку гастроли мисс Мэннинг накрылись медным тазом. И хорошо, если просто накрылись, а не послужат началом грандиозного скандала, если выяснится подмена. Ли Си Цын ненадолго задумался, а потом пару раз нажал на кнопку вызова прислуги. Китаец, тот, что нас встречал, или другой – кто их разберет, – вскочил в кабинет, словно стоял за дверью и только и ждал звонка. – Елизавета Дмитриевна, вас проводят в гостевую. А мы с племянником пока поговорим по-родственному, – добродушно улыбаясь, сообщил Ли Си Цын. – Вам наши разговоры будут неинтересны. – Ну почему же неинтересны, – возразила я. – Ведь речь в ваших разговорах пойдет в том числе и обо мне, не так ли? – Главным образом речь пойдет о моем племяннике, поэтому делать вам тут нечего, – отбрил Ли Си Цын. – Ван вас проводит, и к нему же вам следует обращаться, если что-то понадобится. Из комнаты прошу вас не выходить. Во избежание неприятностей, и не только от Волкова с подручными. Пришлось смиренно согласиться, так как я вовремя вспомнила, что владею подслушивающим плетением, поэтому мне совершенно необязательно находиться с ними в одной комнате. К тому же, если меня не будет рядом, они непременно станут более откровенными. Воодушевленная этими мыслями, я споро двигалась по коридору за слугой, только и надеясь, что пока ничего важного обговорить не успеют. Комната оказалась недалеко от кабинета, я бросила саквояж на комод и сразу активировала плетение. Пробилась в кабинет и услышала песцовский голос: – Она все-таки мне жизнь спасла. А больше ничего не услышала. Прилетело мне знатно, даже на пол опрокинуло. Нос сразу закровоточил, прямо как у Волкова, когда он перенапрягся. Да уж, не слишком любезно хозяин дома дал понять, что ему не нравятся чужие попытки принять участие в родственных переговорах. Я приложила к носу платок, кровь вскоре перестала течь, но нервы мои это ничуть не успокоило, поскольку в кабинете сейчас разговаривали наверняка обо мне. Я выглянула в коридор, и китаец сразу подскочил, столь преданно глядя, словно целью всей его жизни было исполнение моих самых мелких прихотей. Но дорогу перегородил, так что, скорее всего, ему поручили меня не ублажать, а охранять, чтобы не шлялась по дому по ненужным местам. Но я все же попробовала его от себя отослать. Попросила воды. Сначала по-русски, потом на всех известных мне языках. Потом пантомимой. Китаец лишь кивал и улыбался, как заведенный, явно не собираясь никуда уходить. Впрочем, дверь кабинета была закрыта, а значит, вряд ли что сумею подслушать. Да и не факт, что хозяин дома не отслеживает сейчас мои перемещения. Оставалось только ждать: рано или поздно Ли Си Цын скажет, что решил относительно меня. Поддерживая себя мыслями, что я как-никак действительно спасла от смерти его племянника, я открыла саквояж и задумалась. Вытаскивать ли шкатулку, в которой был сейчас Мефодий Всеславович? Помощь от него я получу вряд ли, а вот засвечу чужого украденного домового точно. Наверняка местные домовые к своему хозяину лояльны ничуть не меньше свиньинских и донесут сразу же. Поэтому я достала только учебники. Но оказалось, что читать не могу. То есть глазами я скользила по строчкам, буквы складывались в слова, а слова в предложения, но смысл этих предложений ускользал, никак не желая становиться чем-то понятным. Я отбросила книги и принялась ходить по комнате, меряя ее шагами вдоль и поперек. Что-то подсказывало, что от Волкова было бы сбежать куда проще, чем от этого доброжелательного толстяка, который уже выделил мне комнату для проживания. Окно выходило в сад. Но смотреть было ровным счетом не на что: там царила полнейшая тишина и лежал белейший, никем не потревоженный снег. Если Ли Си Цын и превращался в двухвостую лисицу, то катался только по дому, распугивая прислугу. Прогулки на свежем воздухе он точно не жаловал. Или у него было для этих целей загородное имение, совсем как у Рысьиных, с флигелем для оборота. Я положила учебники в саквояж и извлекла газеты, которые притащил с утра Песцов и которые я забрала, когда собиралась, чтобы не оставлять ничего, на чем могли бы быть мои следы или мой запах. Сверху лежала как раз та газета, из-за статьи в которой Песцов прибежал так рано. Теперь у меня появилась возможность ознакомиться с ней без лишней спешки. Статью про украденного Волковым домового я прочитала с большим интересом. Автор рассуждал, что грозит похитителю: штраф или тюрьма. Жаль, что не получилось ни того ни другого: верткий Волков выскочил из ловушки почти без потерь. Разве что с репутационными, о которых любит переживать Песцов. Но в случае Волкова считать ли эти потери потерями? У него есть определенная репутация, и подобные происшествия ее только укрепляют. Вон с каким восхищением пишет журналист о том, что кража домового требует сильной магии, что абы кому такой трюк не провернуть. Словно заранее дает индульгенцию вору. Хотя мне кажется, что воровство – оно всегда воровство, и укравший хоть серебряные ложки, хоть домового должен понести наказание. Если это, конечно, будет доказано. А то так и меня можно обвинить… С этими мыслями я просматривала газету, но больше ничего интересного там не нашлось, разве что очередная реклама песцовского магазина, в котором меня уже пообещали не обслуживать. Правда, было это, еще когда я была Анной Дмитриевной, поэтому Песцов мог пересмотреть свое решение. А вот в следующей газете интересное нашлось. Еще какое интересное! Если бы я была в облике рыси, то вздыбила бы шерсть и шипела бы от возмущения. А все потому, что статья была посвящена сближению правящего семейства с представителями мелких кланов, а именно: великой княжны Ольги Александровны с Николаем Хомяковым. Причем наглый писака на полном серьезе размышлял, что может получиться из такого брака и кто будет играть ведущую роль в семье. Статью иллюстрировала фотография, по которой совершенно не было понятно, сопровождал ли Николай великую княжну по долгу службы или у них было свидание. Понаписать-то можно всякого. Княжна выглядела довольной сытой хищницей, настолько довольной, что хотелось взять ластик и стереть это довольство с физиономии. И саму княжну стереть. Жаль, ластика не было и даже завалящего карандаша не нашлось, чтобы подправить внешность княжны в сторону, близкую к идеалу в моем понимании. Хомяков же счастливым не казался. Но, может, это просто временная размолвка. Я с отвращением скомкала газету и отбросила на пол. Кажется, я задержалась дольше необходимого по дороге в Царсколевск. Пора там появиться и показать обнаглевшей львице, чей хомяк. В дверь постучали, я предложила войти, но добилась лишь того, что постучали вновь. Пришлось открывать самой. За дверью стоял китаец, держащий в руках яркий шелковый халат, расшитый цветами и дивными птицами. Внезапно около уха словно что-то разбилось, а ворчливый голос Ли Си Цына приказал: – Всю одежду, принадлежавшую крэгу, передайте Вану, ее нужно срочно уничтожить. Пока обойдетесь халатом. Потом посмотрим. Китаец кланялся и протягивал халат, а я очень сомневалась, стоит ли выполнять распоряжение: оставшись совершенно без одежды, куда сложнее будет добираться до Царсколевска. Конечно, у меня есть звериный облик, но тогда придется тащить саквояж в зубах, что не слишком удобно. С другой стороны, Мефодий Всеславович тоже говорил, что нельзя использовать эту одежду, а если бы у хозяина этого дома были нехорошие планы в отношении меня, ему не составило бы труда их выполнить, не прибегая к таким сложностям. Так что я немного помедлила и пошла переодеваться.