– Вы так уверены, что Фаина Алексеевна ее не знает? – усмехнулся Ли Си Цын. Я была уверена в обратном, поэтому лишь хмуро спросила: – А вы так уверены, что я смогу выдать себя за китаянку? Я не знаю китайского. – Не волнуйтесь, Арсений Петрович его тоже не знает. – Но я и говорю совсем по-другому. Мой голос ничуть не напоминает мяуканье вашей китаянки. – Настоящая иллюзия, Елизавета Дмитриевна, включает в себя все. И вы ее сейчас выучите. Замяукаете не хуже Ксиу. – Прямо сейчас? – А вы думали, что мой дом станет для вас справочником по нужным плетениям? – фыркнул Ли Си Цын. – Нет, если бы вы решили вступить в наш клан на определенных условиях… Он замолчал, давая мне возможность обдумать и радостно согласиться. – Я состою совсем в другом, – осторожно ответила я, подозревая, что на деле это предложение не столь заманчиво и «определенные условия» будут кабальными не меньше, чем у Рысьиных. – На самом деле это можно обойти даже в вашем возрасте… – Как? – оживилась я. – Не думаете же вы, что я выдам вам эти сведения просто так? – вкрадчиво спросил Ли Си Цын. – Вот если дадите согласие, Елизавета Дмитриевна, тогда будет совсем другой разговор. Между прочим, это предложение для вас выгодно: мы сумеем вас защитить как от Рысьиных, так и от Волковых. При этом вас никто не будет ограничивать в занятиях магией, а учителей вы получите самых лучших. Что-то подобное обещала княгиня Рысьина, только вот ничего из ее обещаний не выполнилось. Или почти ничего. Более того, к правам, которые остались пустыми звуками, внезапно приплюсовались обязанности, о которых меня не предупреждали. Пожалуй, я воздержусь от перехода в клан Песцова: а ну как я начну приносить неудачу всему клану, а не только одному его представителю? Или клан начнет приносить неудачу мне, что даже более вероятно? – А кто меня защитит от вас? – скептически спросила я. – Борис Павлович, я, знаете ли, не совсем дура. – Вот это в вас и привлекает, – усмехнулся Ли Си Цын. – Оставлю предложение открытым и даже дополнительный артефакт телепорта выдам на случай, если решите воспользоваться. Без каких-либо обязательств с вашей стороны. Его глаза столь подозрительно сверкнули, что я подумала: если не удастся отвертеться от сомнительной чести получить артефакт, нужно его будет забыть в ближайшем банке. Или в ближайшем почтовом отделении… Глава 38 Я рассчитывала быстро сдать экзамены и двинуться дальше, в Царсколевск. Не тут-то было! Белочкин оказался слишком ответственным и проверил мои знания до назначения даты экзаменов. После чего решил, что для получения достойной оценки нужно подтянуть историю и географию, учителей по которым он сам нашел и привлек к занятиям у него в доме. На мой вопрос, сколько я должна платить, необычайно рассердился и заявил, что это внутренние дела его и Ли Си Цына. Задержка была бы мне на руку: в Царсколевске пришлось бы где-то скрываться до поступления, а так я имела и кров, и стол, и некоторую защиту от поиска. Но именно была бы. Во-первых, меня все больше и больше беспокоили газеты с намеками на почти помолвку Николая и великой княжны. На фотографиях она выглядела слишком довольной, чтобы от этих намеков можно было отмахнуться как от чего-то совершенно нестоящего. А во-вторых, чем больше я жила в чужом доме под видом китаянки, тем больше боялась разоблачений. Нет, иллюзия, которой меня научил Ли Си Цын, была идеальна: полное подобие Ксиу, даже голос был ее. С одеждой обстояло не так хорошо, поскольку источник образа наотрез, до истерики, отказалась делиться своим гардеробом. Когда Ли Си Цын перевел задумчивый взгляд на меня и я поняла, что дело идет к тому, что придется проходить какое-то время в этом ужасном черном древнем платье, истерика случилась уже у меня. Почему-то показалось ужасно несправедливым, что в то время, как мне приходится надевать непонятные обноски с чужого плеча, великая княжна носит платья от лучших модисток и в придачу вовсю таскает с собой моего Хомякова. Это показалось настолько несправедливым, что я разревелась. А может, просто сказалось напряжение, в котором я находилась столь долго, что это оказалось последней каплей. Ли Си Цын женских слез не терпел, поэтому почти в ультимативной форме приказал мне успокоиться и отправил Ксиу в компании русскоговорящего китайца покупать для меня нормальную одежду. Дева настолько вдохновилась, заблестела глазами и заулыбалась, что я сразу заподозрила гадость с ее стороны и попросила перевести: если она купит что-то подобное тому, что на мне, то я натяну ей это лично по самые уши, а сама заберу ее вышитые наряды. Блеск глаз поблек, улыбка увяла, и выбрала Ксиу пару вполне пристойных платьев, которые я сейчас носила, притворяясь ею, и довольно удачно, надо признать. Для полного соответствия я иногда путала слова и ставила неправильно ударения. Этому Белочкин, который оказался директором гимназии, умилялся, его отпрыски, мальчики-погодки, едва вошедшие в школьный возраст, над этим хихикали, а супруга огорчалась, поскольку надеялась, что нужные экзамены я сдам весьма быстро. Не потому, что жаждала выставить меня из своего дома. Нет, Мария Алексеевна оказалась чрезвычайно внимательной и доброй хозяйкой. Просто ей хотелось, чтобы просьба Ли Си Цына была выполнена как можно скорее и наилучшим образом. Уж не знаю, что для них сделал песцовский родственник, но говорили о нем только с восхищением, ко мне же относились как к любимой племяннице, которую долго уговаривали приехать в гости – и вот наконец она снизошла. В моем положении были несомненные плюсы: никто не удивлялся, если я чего-то не знала, все списывали на культурные различия. Но и минусы тоже были: детей весьма интересовали традиции Китая, в которых я была совершенно не сильна. Но я выработала прекрасное противодействие – в случае чего нежно лепетала, что не уверена, могу ли я это рассказывать иностранцам, а кроме того, дала зарок не пользоваться родным языком до сдачи экзаменов. К зароку отнеслись серьезно и только один раз попытались подсунуть бумагу с иероглифами, по виду даже не китайскими. Рассматривать я их не стала, сразу зажмурилась и повторила про зарок. После этого никаких поползновений на знания о моей якобы родине не было. Плюсом было также то, что я выпустила Мефодия Всеславовича и пользовалась его помощью. Честно говоря, я опасалась, что местные домовые могут про него рассказать хозяевам, но еще больше я боялась, что постоянное пребывание в шкатулке навредит здоровью моего помощника, которое и так было не ахти после службы у Соболевых. Оказалось, по обоим пунктам беспокоилась я напрасно. В шкатулке домовой впадал во что-то похожее на анабиоз и мог в таком состоянии находиться если не вечно, то очень долго. А домовых у Белочкина не было. Я ужасно удивилась, но Мефодий Всеславович пояснил, что домовые необычайно редки, поэтому ценятся хозяевами. И жить могут не в каждом доме. «Свет там нужен», – непонятно пояснил Мефодий Всеславович, а на мой вопрос, неужели у Белочкина нет этого самого нужного света, так же непонятно ответил: «Может, у них и заведется кто, но сейчас нет и не предвидится». Поэтому мой домовой взял присмотр над хозяйством всего дома, одновременно прикрывая и контролируя мои перекидывания от посторонних. Он отъелся и даже приоделся, используя лоскуты из корзинки для рукоделия, которую мне зачем-то вручила настоящая Ксиу. Даже если бы я увлекалась шитьем или вышивкой, вряд ли нашла бы на это время: все дни были заняты учебой. Если я не зубрила у себя в комнате, то торчала в библиотеке, изучая законы. Очень уж мне запали в душу слова Ли Си Цына о том, что есть способы выйти из клана даже в моем бесправном положении. Новые плетения я также продолжала заучивать, хотя делать это без практики особого смысла не имело. Практиковать в доме Белочкина я не рисковала: не был он приспособлен для тех, кто во время изучения плетений может что-то наплести не так и поджечь, заморозить, превратить в труху, прорастить, развеять – в зависимости от того, что изучает маг и к чему у него есть склонность. Пусть руки и чесались почти постоянно опробовать что-то новое, но я ограничивалась повторением ранее изученного, и то под прикрытием Мефодия Всеславовича. Слишком уж велика была опасность себя выдать: настоящая Ксиу не только не была оборотнем, но и не имела склонности к магии. Конечно, что-то можно было оправдать срабатыванием артефакта, но лишь что-то. Поэтому основной упор я делала на теорию, и не всегда магическую, благо в библиотеке приютившего меня дома было множество разнообразной литературы. В библиотеке и застал меня Белочкин, влетевший туда с необыкновенно радостным видом. – Ну что ж, Ксения Ивановна, – довольно заявил он, – сразу после Перунова дня и начнем вас экзаменовать. Ксения Ивановна – это они так трансформировали имя Ксиу в более привычное русскому уху. Я не возражала, все равно имя было не мое. Но против переноса экзаменов на после Перунова дня возражала, да еще как, но сказать ничего не успела. – Российские законы изучаете? – удивился Белочкин. – К чему такой красивой юной деве законы чужого государства? – Кто знает… – Остаться желаете, – понятливо кивнул он. – Запал наш Борис Павлович в сердечко? Я сильно сомневалась, что настоящая Ксиу испытывала хоть какую-то сердечную склонность к Ли Си Цыну, но вряд ли ее когда-нибудь об этом спросят, поэтому разуверять Белочкина не стала, но и подтверждать тоже, а восторженно залепетала на интересующую меня тему: – Арсений Петрович, я вам так признательна за беспокойство, но почему так долго? Я могу сдать экзамен хоть завтра. – Так Коляда же скоро, Ксения Ивановна… – Коляда? – Празднуем возвращение солнышка. День хоть на воробьиный скок, а прибывает, Ксения Ивановна. Кто ж работает в праздники? Гости, балы, колядки. Колядки – это, конечно, больше для детей, но иной раз даже студиозусы балуются. Напялят на себя этакую страшную звериную харю да тулуп шерстью наружу и ходят, людей пугают, зло отгоняют. Белочкин приставил руки к голове, словно диковинные рога, и зарычал, показывая, как пугают студиозусы честной народ. За дверью раздалось хихиканье его сыновей, я тоже не удержалась от смеха, столь потешно он выглядел. – Уверяю вас, Ксения Ивановна, вам будет интересно. Приглашение на пару балов я вам обеспечу. – А там будет господин Ли Си Цын? – оживилась я, понадеявшись получить хоть какие-то сведения из первых рук о Волкове и его поисках. – Что вы, Ксения Ивановна, Борис Павлович на такие несерьезные мероприятия не ходит, – огорченно сказал Белочкин, окончательно убедившись в моей безответной любви к Ли Си Цыну. – Наверное, потому и спутницу жизни себе до сих пор не нашел. А ведь такой солидный господин, мечта любой женщины… А хотите, мы к нему с визитом сходим? Он подмигнул, явно предлагая разработать план по захвату лисицынского сердца. – Господин Ли Си Цын сказал, чтобы я не возвращалась в его дом, пока не сдам экзамены, – трагическим голосом напомнила я. Подозреваю, требование это он выдвинул не столько потому, что опасался, что я изучу еще парочку плетений в его доме, сколько потому, что настоящая Ксиу никуда не делась и все так же продолжала его донимать, падая в обморок при каждом удобном случае. Две Ксиу на одного лиса – это был уже явный перебор, пусть даже этот лис был столь силен магически и столь внушителен внешне. Как мне кажется, он и одну непременно уже сплавил бы, не будь у него необходимости прикрывать мою легенду. – Нет уж, не нужны мне балы, я лучше еще позанимаюсь. Или книжки почитаю. Я вздохнула как можно тяжелее. – Девочка моя, не переживайте так, – расстроился Белочкин. – Придумаем что-нибудь. Вот хоть на обед его пригласим, не отвертится. Пусть посмотрит, каких успехов вы достигли. Как думаете, а? Я с энтузиазмом поддержала это предложение, хотя и подозревала, что Ли Си Цын под любым благовидным предлогом откажется от визита, тем более что речь шла об обеде. Кормили у Белочкина не сказать чтобы плохо, но куда скромнее, чем у песцовского родственника. Хуже того, в честь меня время от времени пытались готовить какие-то китайские блюда. Не знаю, насколько они получались аутентичными, но я поняла одно: китайскую кухню я люблю не больше английской, поэтому постоянно твердила, что не надо ориентироваться на мой вкус, мне и русская очень нравится. Похоже, Белочкины тоже не были в восторге от китайской, потому что попытки разнообразить меню в стиле настоящей родины Ксиу в конце концов сошли на нет. Оказалось, я зря сомневалась, что Ли Си Цын примет приглашение. Пусть он из своего дома выходил крайне редко, но ради обеда у Белочкина сделал исключение. Хозяева так обрадовались, что не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: не балует Ли Си Цын визитами своих знакомых. Время обеда пока не наступило, и Белочкины засуетились, то и дело выскакивая из гостиной и стараясь оставить нас наедине. Получалось это плохо, поскольку то один, то второй отпрыск семьи вламывался в гостиную в самый неподходящий момент, а именно: как только я открывала рот, чтобы узнать новости. Казалось, с того времени, что я видела песцовского дядюшку в последний раз, он стал еще грузнее, двигался пусть уверенно, но тяжело. Каждый шаг чувствовался не только посторонними, но и им самим. Поэтому он как добрался до кресла, так и замер в нем с блаженным выражением лица, которое хозяевами дома было отнесено на мой счет. Я же скромно устроилась рядом с ним на стуле. – Борис Павлович, тот страшный офицер, что напугал меня в вашем доме, он вам больше не угрожал? – наконец попыталась я как можно более обтекаемее узнать то, что меня волновало. – Он? Мне? Угрожал? – презрительно фыркнул Ли Си Цын. И наконец активировал полог тишины. Но совсем простенький, почти такой, как я использовала. Я даже разочарованно вздохнула, когда это обнаружила. Но Ли Си Цын, хоть и понял причину моего расстройства, тем не менее не сделал ничего, чтобы меня обрадовать. – Елизавета Дмитриевна, почему вы тянете время? – буркнул он. – Мне уже надоело терпеть в своем доме эту дуру. Мы договаривались, что вы сдаете экзамены и уезжаете. – Ваш знакомый посчитал, что чем лучше я сдам экзамены, тем больше у меня надежд покорить ваше сердце. – Что за чушь? – Я так и думала, что вам нравятся не слишком умные девушки, – не удержалась я. – Но ничего не поделаешь. После Перунова дня все предметы сдаю и уезжаю от вас с разбитым сердцем и без надежды на взаимность. – Дошутитесь вы, Елизавета Дмитриевна, – фыркнул он, – до того, что я решу, что одна официальная жена куда удобнее, чем постоянно непонятно зачем присылаемые китайские девы. – Как это непонятно зачем? За лисятами, – парировала я и быстро перевела опасный разговор на другую тему: – Так что там с Волковым? – Уехал, – нахмурился Ли Си Цын. – Оставил пару артефактов вблизи моего дома и уехал. – Вы их того? – Я покрутила руками, словно выжимала белье. – Уничтожили? – Зачем? Я сделал вид, что ничего не заметил. Моськин их ежедневно проверяет, пусть уверится, что все идет, как они хотят. – А куда он уехал, не знаете? – Почему не знаю? В Царсколевск, с заездом в Ильинск. Письмо я получил от Фаины Алексеевны, слезное такое письмо о нелегкой судьбе любящей бабушки, чья внучка неправильно ее поняла и пропала. И теперь бабушка ночей не спит, о внучке беспокоясь, и обещает вернувшему беглянку круглую сумму и клановую помощь. Любую. С учетом того, что целители у Рысьиных лучшие, предложение более чем заманчивое. В гостиную влетел Белочкин, убедился, что мы мирно беседуем, и тут же вылетел, словно его дернули за рукав и утащили за дверь. Подслушивать у них не выйдет, но подглядывать никто не запретил, а значит, надо показать, что разговор вовсю идет на приятные мне темы. Но получилось лишь жалко улыбаться, показывая, как я рада, что со мной разговаривает предмет моих девичьих грез. – А потом Волков отправился прямиком к Диме. Тот сказался больным: я предупредил сестру, что встречаться с Волковым ему в ближайшее время нельзя. Но сколько он может притворяться больным? – рявкнул на меня Ли Си Цын. – Вы же понимаете, что теперь и я пострадаю, если вас здесь обнаружат? Я вжала голову в плечи, походя при этом не на большую грозную рысь, а на маленькую испуганную черепаху. Очень уж страшен был сейчас Ли Си Цын, который останавливаться не собирался. – Так объясните, Елизавета Дмитриевна, почему вы тянете время? А то ведь я решу, что мне куда выгоднее сдать вас Рысьиным.