– Ну что в этом интересного, – устало перебил мальчик. – Так мне не ехать домой за коньками? Беньямин только вздохнул в ответ. – Коньки – скучно, – сказал Эрик. – Шахматы, игровая приставка – скучно. А что тебе интересно? – Не знаю, – ответил мальчик. – Ничего? – Да нет… – Кино смотреть? – Иногда. – Иногда? – улыбнулся Эрик. – Да. – Это тебе-то. Ты же смотришь по три-четыре фильма за вечер, – весело сказал Эрик. – Ну и что? – Да ничего, – ответил Эрик улыбаясь. – Что тут скажешь. Интересно, по сколько фильмов в день ты бы смотрел, если бы они тебе нравились. Если бы ты любил смотреть кино… – Перестань. – …у тебя было бы два экрана, и ты бы ставил плеер на быструю перемотку, чтобы успеть посмотреть все. Беньямин заулыбался. Невозможно удержаться, когда отец вот так балагурит. Вдруг раздался глухой хлопок, и на небе показались голубые звездочки с дымными хвостами. – Странное время для фейерверка, – заметил Беньямин. – Что? – Смотри, – показал Беньямин. На небе висела дымная звезда. Беньямин почему-то представил себе Аиду. В животе у него что-то сжалось, а потом растеклось тепло. В пятницу они тихонько сидели, прижавшись друг к другу, на диване в темной гостиной дома у Аиды, в Сундбюберге. Они смотрели фильм “Слон”, а ее младший братишка играл с покемоновскими карточками на полу, бормоча что-то себе под нос. Эрик остановил машину возле школы, и Беньямин сразу заметил Аиду. Она стояла по другую сторону ограды, ждала его. Увидев Беньямина, она помахала рукой. Мальчик схватил свою сумку и нервно попрощался: – Пока, пап, спасибо, что подвез. – Я люблю тебя, – тихо сказал Эрик. Беньямин кивнул и вылез из машины. – Посмотрим кино вечером? – спросил Эрик. – Не знаю. – Мальчик поскучнел. – Это Аида? – Да, – еле слышно ответил Беньямин. – Пойду поздороваюсь, – заявил Эрик и вылез из машины. – Ну зачем? Они пошли к Аиде. Беньямин едва решался смотреть на нее, он чувствовал себя детсадовцем. Еще поверит, что ему хочется, чтобы папа поздоровался с ней. Ему было наплевать, что подумает отец. Аида с беспокойством смотрела, как они приближаются, переводя взгляд с одного на другого. Прежде чем Беньямин успел подойти к ней с каким-нибудь объяснением, Эрик протянул руку и сказал: – Здравствуйте. Аида настороженно пожала протянутую руку. Беньямин заметил, что отец дернулся, разглядев ее татуировку: на шее у Аиды была свастика. Возле свастики красовалась маленькая звезда Давида. Глаза Аида подвела черным, волосы заплела в две детские косички; на ней была черная кожаная куртка и широкая черная тюлевая юбочка. – Я Эрик, папа Беньямина, – представился Эрик. – Аида. У девочки был тонкий тихий голос. Беньямин покраснел, взглянул на Аиду и опустил глаза. – Вы нацистка? – спросил Эрик. – А вы? – парировала она. – Нет. – И я тоже нет. – Аида неприязненно глянула на Эрика. – Тогда почему у вас… – Просто так, – перебила она. – Я просто так, только… Вмешался Беньямин; его сердце тяжело стучало в груди от стыда за отца. – Она угодила в какую-то компанию пару лет назад, – громко сказал он. – Но увидела, что там все придурки… – Не надо ничего объяснять, – сердито перебила Аида. Беньямин на мгновение умолк, потом сказал: – Я… я только подумал, что отвечать за свои ошибки – это мужественно. – Да, но я понял так, – возразил Эрик, – что это понимание неполное, если не убрана… – Ну перестань! – закричал Беньямин. – Ты про нее ничего не знаешь. Аида повернулась и пошла прочь. Беньямин побежал за ней. – Извини, – сказал он задыхаясь. – Папа иногда такой неловкий… – Разве он не прав? – Нет, – тихо ответил Беньямин. – А по-моему, прав, – сказала Аида, слабо улыбнулась и взяла его за руку. Глава 5 Вторник, восьмое декабря, первая половина дня Отделение судебной медицины располагалось в здании из красного кирпича, в доме номер пять по Рециусвэг, посредине обширного кампуса Каролинского института. Со всех сторон его окружали более высокие здания. Йона Линна объехал вокруг и остановил машину на гостевой парковке. Направляясь к главному входу, он прошел по замерзшему газону и стальному грузовому пандусу. Йона думал: удивительно, что “обдукция” происходит от латинского слова “прикрывать”, хотя на самом деле патологоанатомы занимаются совершенно противоположным. Может быть, словом “обдукция” хотят обозначить то, чем заканчивается вскрытие: тело зашивают, и внутренности снова закрыты. Отметившись у девушки на рецепции, комиссар получил разрешение пройти к Нильсу Олену, профессору судебной медицины, которого все звали Ноленом, за то что он подписывал свои отчеты “Н. Олен”. Кабинет у Нолена модный: чистые ослепительно-белые и приглушенные светло-серые поверхности. Все тщательно продумано и дорого. Несколько стульев из полированной стали с белыми кожаными сиденьями. Свет падал на стол через висевшую над ним большую стеклянную пластину. Нолен, не вставая, пожал Йоне руку. Под белым халатом у него была рубашка поло, на носу очки во французской оправе с белыми дужками. Худощавое лицо гладко выбрито. На голове ежик седых волос, губы бледные, нос длинный, кривоватый. – Доброе утро, – просипел он.