Что сказали бы? Клэй сидел, оцепенев, на матрасе. Он спрашивал себя: а что говорят о глине? Но очень скоро догадался. Вообще-то, он понял это, еще не закончив вопроса, и еще долго оставался на Окружности. Снова и снова он перечитывал письмо. Наконец, он вышел из оцепенения: лишь ради небольшой увесистой зажигалки – прижал ее к губам. В какой-то миг он почти улыбнулся: «Этот мост будет построен из тебя». И не то чтобы Кэри делала большие дела или привлекала внимание, сразу вызывала любовь или хотя бы уважение. Нет, у Кэри были ее аккуратные движения, ее простодушная правдивость – и поэтому у нее, как всегда, получилось. Она прибавила ему храбрости. И дала название этой истории. Грузчики Лежа на полу в кухне, Пенелопа решила. Отец хотел, чтобы она жила лучше, и вот что она сделает. Отбросит застенчивость и деликатность. Вынет коробку из-под кровати. Достанет деньги и зажмет в кулаке. Набьет карманы и двинется к железной дороге – все время вспоминая письмо и Вену: «У тебя будет другая жизнь». Да, будет, и сегодня она в нее войдет. Bez wahania[17]. Не откладывая. У нее в голове уже была карта всех музыкальных магазинов. Она уже побывала в каждом, знала их адреса, цены в них и где как рубят фишку. Один особенно манил вернуться. Во-первых, цены: только там они были ей по плечу. Но, кроме того, ей нравился тамошний беспорядок – кучи нот, запыленный бюст Бетховена, угрюмо взиравший из угла, и продавец, сгорбившийся за прилавком. Остролицый живчик, он почти непрерывно поедал резанные на дольки апельсины. И кричал из-за своей тугоухости. – Пианино? – заорал он в первый раз, когда она пришла. Метнул в корзину апельсиновую корку, промахнулся. («Тьфу ты, с двух шагов!») При всей своей глухоте он уловил акцент. – Зачем туристке вроде вас пианино? Оно хуже свинцовой гири на шее! Поднявшись, он протянул руку к ближайшей губной гармошке. – Хрупкой девушке вроде вас нужно вот что. Двадцать баксов. Открыв футляр, он побежал пальцами по отверстиям гармошки. Может быть, этим он хотел сказать, что на пианино у нее не хватит денег? – Ее можно возить с собой повсюду. – Но я никуда не еду. Старик сменил галс. – Конечно, конечно. Он лизнул пальцы и чуть расправил плечи. – Сколько у вас есть? – Пока не так много. Думаю, триста долларов. Он рассмеялся сквозь кашель. Ошметки апельсиновой мякоти брызнули на прилавок. – Ну-у, милая, и не мечтай. Если хочешь хорошее пианино, ну хотя бы мало-мальски приличное, приходи, когда соберешь штуку. – Штуку? – Тысячу. – О. А можно поиграть? – Конечно. Но до сих пор она так и не играла ни на каких пианино, ни в этом магазине, ни в других. Если нужна тысяча долларов, значит, она накопит тысячу, и лишь тогда выберет инструмент, поиграет и купит его: все в один день. И этим днем, как оказалось, стал нынешний. Пусть даже ей не хватает пятидесяти трех долларов. С оттопыренными карманами она зашла в магазин. Хозяин просиял: – Ага, пришла. – Да. Она тяжело дышала. Насквозь вспотела. – Нашла тысячу? – У меня… Пенелопа вынула банкноты. – Девятьсот… сорок семь. – Да, но… Пенни шлепнула ладонями о прилавок, оставив в пыли отпечатки пятерней, пальцы и ладони стали липкими. Ее лицо оказалось на одном уровне с лицом старика; лопатки едва не вывихнулись. – Прошу вас. Сегодня мне нужно поиграть. Я отдам остаток с первых же денег – но сегодня мне обязательно нужно его попробовать, прошу. Впервые хозяин не таранил ее своей улыбкой: его губы раздвинулись лишь для слов. – Ладно, ладно. Он указал рукой, одновременно двинувшись с места. – Идем. Конечно, он подвел ее к самому дешевому пианино; это был неплохой инструмент орехового цвета. Она опустилась на табурет; подняла крышку. Посмотрела на дорожку клавиш. Некоторые были щербатыми, но сквозь бреши в своем отчаянии Пенни уже влюбилась, хотя пианино еще не издало ни звука. – Ну?