Коптев тяжело встал и медленно прошелся по кабинету. Проскурин слегка напрягся: реакция майора была совсем не такой, какую рисовало ему его воображение. — Что-то не так? — спросил он наконец, не в силах больше выдерживать эту тягостную паузу. — Да вроде бы все так, Гриша. Но уж как-то все просто получилось. Так не бывает… — Почему не бывает-то? — Проскурин начал раздражаться. Черт побери этого старого идиота! И он туда же! — Видишь ли, капитан, там, где большие деньги — как правило, именно они и являются мотивом для разного рода пакостей. А тут — какая-то ревность. Несерьезно это как-то. Хотя, — Коптев поднял руку, видя, что капитан пытается что-то возразить, — мне лично твоя версия нравится. Грамотно сработал. Будь я на твоем месте — действовал бы точно так же. Он многозначительно усмехнулся и пристально уставился на Проскурина. — Единственный вопрос. Только ответь мне на него, положа руку на сердце. Ты уверен в доказательной базе? И в том, что это дело больше никак не всплывет? Могу я доложить Романову, или все-таки подождать пока? Проскурин досадливо поморщился. Наступил-таки дед на больную мозоль! Что уж там, сомнения у него были. И никуда они не делись, а просто засели где-то глубоко внутри, как маленький червячок в самой середине румяного сочного яблока. Но ведь главное здесь не это, а то, что всех устраивает именно та версия, которую выдвинул он. Есть, конечно, настырный Шатров. Однако вряд ли он будет ворошить это дело без приказа Касаткина. И даже если он что-то сможет нарыть, то кого это волнует? Хотя, надо бы еще поговорить с экспертом Петровичем. Убедить его убрать из документов пару бумажек труда не составит. Решено, сегодня же он пригласит старика к ним на ужин. Там, за рюмочкой-другой, он сможет все уладить. — Можете, товарищ майор! — ответил он, наконец. — Значит, решил уже, что и как делать будешь? — хитро подмигнул Коптев. «Ну, дед! — восхитился про себя Проскурин. — Понял, что в этой истории не все чисто!» А еще стало понятно, что Коптев хоть и на его стороне, однако ответственности брать на себя не желает. Хитрый старый лис! — Решил! — твердо ответил Проскурин. — Молодец, капитан, далеко пойдешь, — проговорил майор, странным тоном. — Ладно, свободен. Разговор с Коптевым оставил неприятный осадок, будто с самого дна души поднялась вонючая мутная волна, отравившая сладость победы… * * * Когда Вика вернулась в коттедж, Егора дома еще не было. У порога она быстро скинула закрытые лакированные ботинки и прямо в куртке прошла в комнату. Плеснув в пузатый бокал немного коньяку, она выпила его одним глотком и опустилась в кресло. Сегодня, как никогда, она ощутила свой истинный возраст. Она откинулась на спинку и прикрыла глаза. Напряжение понемногу стало отпускать, в груди стало тепло, почти жарко. Рука сама собой потянулась к пачке сигарет, но Вика отдернула пальцы. Нет, хватит. Все последние дни были больше похожи на страшный сон. Слава Богу, все закончилось! В сущности, все очень даже неплохо. Можно сказать, хорошо. Ее губы едва заметно скривились. Что уж там, Эллу, конечно, жалко. Несчастная баба, неустроенная и бестолковая, как и вся ее жизнь. А кто сказал, что все в этом мире должны быть счастливы?! Просто кому-то везет больше, кому-то меньше, а кому-то вообще никогда. Взять хотя бы ее, Викторию Алексеевну Новицкую. С самого раннего детства она мечтала хотя бы раз прикоснуться к богатству, почувствовать его запах, дурманящий и кружащий голову сильнее самого крепкого вина. Ее родители были самыми, что ни на есть, простыми работягами — отец вкалывал на заводе фрезеровщиком, а мать работала воспитателем детского сада. Вместо фирменных джинсов или магнитофона, маленькая Вика каждый раз находила под елкой завернутые в фольгу мандарины и копеечные карамельки, которые в их доме были редкостью и могли считаться вполне достойными подарками. В институте ее повышенной стипендии ей хватало только на три пары эластичных колготок. В студенческой столовой она всегда брала самый дешевый жидкий суп и синеватые сосиски. Хотя порой даже и на это денег не хватало. По ночам, глотая злые слезы, Вика мечтала только о том, что когда-нибудь будет иметь столько денег, чтобы не думать о будущем со страхом, не считать копейки и не экономить на зимних сапогах. Жизнь шла своим чередом. Тихо и незаметно, один за другим, ушли родители, впрочем, Вика не сильно расстроилась. Родился Артем. Отец его никогда не скрывал от Вики, что женат, и уходить из семьи не собирается. А она не настаивала. И зачем он нужен? Этот никчемный жеребец был годен только лишь для того, чтобы зачать от него здорового ребенка. Она без сожаления отпустила его и начала воспитывать обожаемого сына одна. Вкалывать приходилось день и ночь. В доме был достаток, но она отлично понимала, что это вовсе не то, о чем она мечтала. Артем никогда и ни в чем не знал отказа. Вспоминая свое детство, Вика старалась сделать так, чтобы ее мальчик всегда имел все только самое лучшее. Неизвестно, чем бы все это кончилось, но, видно, Господь увидел-таки ее старания и внял безмолвным мольбам. Награда свалилась неожиданно. Ее коллега внезапно заболела и предложила Вике вместо нее сходить на какую-то пафосную презентацию, где она и встретила Касаткина. Со стороны Егора это была любовь с первого взгляда. И Вика поняла — наконец-то взошла ее счастливая звезда, та самая, которую она так безнадежно и долго ждала. Сама она никаких глубоких чувств к Егору не испытывала, но ухаживания приняла, и уже через пару месяцев надела на безымянный палец тонкое кольцо с брильянтом. В один миг жизнь переменилась самым волшебным образом. Теперь у нее было все. И за это «все» она готова была вцепиться в глотку любому, кто посмел бы посягнуть на благополучие ее или ее сына. Никто не смеет отбирать у нее то, что выстрадано годами безденежья, отчаяния и одиночества. Все правильно. И, наверное, именно так и должно было случиться. Завтра они вернутся в свою обычную жизнь, где ничто уже не будет омрачать их счастья. Где не будет больше ни страха, ни ужаса, ни тревожных бессонных ночей. — Вика! — услышала она голос Егора. — Ты дома? Она встала с кресла и, поправив волосы, сделала попытку улыбнуться. — Да, милый, — откликнулась она из комнаты. — Хочу собрать вещи. — Это правильно, — одобрил Егор, входя в гостиную. Он подошел к ней, поцеловал и обнял за плечи. — Ты неважно выглядишь. Может, лучше приляжешь? В конце концов, мы вполне можем поехать послезавтра. Тебе неплохо было бы выспаться. — Ни в коем случае, — с горячностью возразила она. — С меня довольно, я больше ни на день не останусь здесь! — Кстати, почти все наши собираются сегодня вечером в бильярдной. Может, тоже сходим? Развеешься, отвлечешься. Вика покачала головой: — Нет настроения, да и затылок ломит. Наверное, давление скакануло. — Бедная моя девочка, — проговорил он, нежно прикасаясь к ее морщинкам у глаз. — Что, старая? — грустно улыбнулась Вика. — Глупая! Ты для меня всегда останешься самой молодой и самой красивой женщиной в мире. Я тебе говорил об этом не раз и не два. Знаешь, мне так повезло! — он потянул ее на кровать. — И в чем же, позвольте узнать? — со смехом повалившись на него, спросила Вика. — Ты не только самая красивая, но и самая преданная. О такой, как ты, можно только мечтать. — Откуда такие мысли? Егор закинул за голову подушку и, приподнявшись на локте, посмотрел в сторону. — Я все думаю об Элле. Никогда не думал, что в ней было столько жестокости. — Почему именно жестокости, Егор? — А что же это еще? Зачем она убила эту несчастную молоденькую девочку? Разве нельзя было решить эту ситуацию по-другому? — Не знаю, Егор. И знать не хочу, — резко ответила она и встала, оставив его в растерянности. Вика зашла в уборную и заперла за собой дверь. Из зеркала на нее смотрело лицо древней, уставшей от жизни старухи. Она отшатнулась, и присев на край ванны, расплакалась. Она знала, что убила не Элла. И знала, что жестокость не имеет к этому никакого отношения. Знала. * * * Выйдя из дома Шатрова и Алисы, Добрынина медленно побрела по дорожке в сторону главной аллеи. На улице было сыро, промозгло и неуютно, но возвращаться в пустой дом было невыносимо тоскливо. С тех пор, как пару лет назад внезапно ушел ее самый любимый в мире человек, муж Костя, с которым она прожила вместе без малого тридцать лет душа в душу, жизнь для нее вообще потеряла смысл. Однажды он просто не проснулся. Накануне он был как всегда весел и много шутил, однако уже поздно вечером крепко прижал ее к себе и сказал, что всегда будет рядом, что бы ни случилось. Она отшутилась — мол, не дождешься! Утром ее голова покоилась у него на плече, а руки обнимали шею. Она спала, Костя же был уже мертв… Смерть подкралась подло, из-за угла, пырнула в незащищенную спину и оставила там незаживающую, глубокую, постоянно кровоточащую рану. Депрессия, охватившая Марину после кончины мужа, была такой страшной, что в какой-то момент она всерьез подумывала о том, чтобы уйти следом за ним. Детей Бог не дал, она никого не бросит и не предаст, если примет такое решение. Если бы не Касаткин — единственный преданный друг, который всегда был рядом, она, скорее всего, уже давным-давно была бы рядом с Костей. Тогда Касаткин буквально за волосы вытащил ее из пропасти безнадеги и одиночества. Стараясь хоть как-то заглушить боль утраты, Марина с головой ушла в работу. Она всегда помнила слова Кости: «Не важно, какие кошки скребут у тебя на душе, на людях ты всегда должна быть уверена в себе. Люди жестоки, и показывать им свои слабости — означает дать самое настоящее оружие против самой себя». Никто и никогда не видел ее слез. В «КЕН-Строе» ее считали железной леди, партнеры уважали, а конкуренты даже побаивались. Только в минуты одиночества Марина могла себе позволить быть самой собой. Сейчас она даже немного завидовала Элле. Она не осталась одна, как когда-то сама Марина, она не чувствует той страшной, полной горечи и скорби, пустоты, которая гложет и выжигает душу, от которой хочется кричать и выть на луну, как смертельно раненой волчице… Выйдя из леса на открытое пространство, Марина огляделась. Ветер поутих, и сквозь мутные грязные облака туманным ликом, словно нехотя, проглянула луна. Кругом было так тихо, что где-то очень далеко слышался гул проходящего поезда. Неожиданно среди этого безмолвия послышались какие-то странные звуки. Добрынина, не раздумывая, пошла прямо на них. Метрах в пятидесяти она вдруг разглядела худенький сгорбленный силуэт, сидящий на примостившейся в кустах лавочке. Человек плакал так горько, что сердце готово было разорваться. Марина подошла поближе и узнала Кристину. Девушка уронила лицо в ладони и всхлипывала совершенно по-детски беспомощно. — Эй! — негромко окликнула Марина. — Привет! Кристина вздрогнула всем телом и отшатнулась. В ее широко распахнутых глазах застыл неподдельный страх. — Ты чего так пугаешься? И вообще, что ты тут делаешь? Не получив ответа, Марина опустилась рядом. Сидеть было холодно и мокро. Она взяла руку девушки и слегка потрясла ее. — Пойдем-ка, я тебя провожу домой. А то так и простудиться недолго, — тихо сказала она и потянула Кристину за собой.