— Подожди уж до завтра. Брайану нужно поспать. — Отпс-сти меня! — раздраженно потребовала она. Он разжал пальцы. Она, пошатываясь, стояла посередине комнаты и с вызовом смотрела на него. — Странно, что Камерон сегодня ничего не сказал, — вздохнул Вик. — Ему полагается объявить мне о своих намерениях. — Я попросила его не делать этого. — Неужели? Он закурил. — Все решено, все хорошо. И мне хорошо. — Ты пьяна. — А Тони не против. Он понимает, почему я пью. Он меня понимает. — Тони удивительно понимающий человек. — Да, — решительно заявила она. — И мы будем очень, очень счастливы вместе. — Мои поздравления. — И у Тони уже есть два билета до… — Она задумалась. — До Мехико! Там его следующий объект. — Разумеется. И ты отправляешься туда с ним. — Ты только «разумеется» и можешь сказать. Она резко повернулась, как часто делала, будучи навеселе, но не удержалась на ногах и упала бы, если бы Вик ее не подхватил. И немедленно отпустил. — Я получил несказанное удовольствие от сегодняшнего вечера, — с легким поклоном, как Брайан, произнес он. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — издевательски повторила она. 21 Наутро, в половине одиннадцатого, Вик повез Брайана, Трикси и щенка в Уэсли, к одиннадцатичасовому поезду Брайана. Хайлендская школа принимала участие в конкурсе хоровых клубов начальных школ Массачусетса, который проводился в Бэллин-джере, и без четверти одиннадцать Трикси и остальных сорок девять участников хора отправлялись туда на специальном автобусе. На конкурсе им предстояло исполнять «Лебедя»[38]. Утром Вик еще раз послушал пение дочери, хотя на середине она сбилась и замолчала. Голос у нее был тоненький, но ноты она выпевала верно, чуть подрагивая на самых высоких. Вик высадил ее у школьных ворот и пообещал быть в Бэллинджере ровно в двенадцать, чтобы послушать ее выступление. — А Мелинда поедет? — спросил Брайан. — Нет. Вряд ли, — сказал Вик. Мелинду совершенно не интересовал хоровой клуб дочери. Утром, когда они выходили из дома, Мелинда еще спала, и Брайан не смог с ней попрощаться. — Замечательная женщина, — медленно и твердо произнес Брайан, — но, по-моему, сама не знает, чего хочет. — Вы так считаете? — Да. Жаль. В ней такая жизненная сила. Вик ничего не ответил. Он не знал, что именно Брайан думает о Мелинде, и ему было все равно. Все утро он нервничал, раздражался — так нервничают, когда боятся куда-нибудь опоздать, — и постоянно поглядывал на часы, будто опасаясь, что не приедет в Уэсли в срок. — Я прекрасно провел у вас время, — сказал Брайан. — И хочу поблагодарить вас за то, что вы так скрупулезно относитесь к… к оформлению книг. Ни один издатель на свете не уделяет этому такого внимания, как вы. — Мне нравится это занятие, — ответил Вик. Они приехали на вокзал. Минут за пять до прибытия поезда Брайан достал из кармана листок бумаги. — Вот, я ночью написал стихотворение, — сказал он. — В один присест сочинилось, так что, наверное, не самое лучшее, но мне бы хотелось, чтоб вы его прочли. Он резко протянул листок Вику. Вик прочитал: Что сделано, то не исправишь. Предел мечтаний сокрушен, И от избыточных щедрот Любовь исчезла, как цветок, Влекомый бурными струями. Мне не догнать его никак, И вспять поток не обратить, Ведь вдаль меня несет волна За недосягаемым цветком. — Если в один присест — то очень даже неплохо, — улыбнулся Вик и протянул листок Брайану. — Нет-нет, оставьте себе. У меня есть еще экземпляр. А вы покажите его Мелинде. — Хорошо, — кивнул Вик. Он так и знал, что Брайан это скажет. Уже по первой строчке ему было понятно, что стихотворение вдохновлено Мелиндой и что непредвзятое отношение поэта к собственному произведению позволило Брайану не только показать эти строки ему, но и передать их Мелинде. В ожидании поезда они медленно расхаживали по платформе, и Вик присматривал за чемоданчиком Брайана, поскольку поэт не обращал на него никакого внимания. Брайан, сунув руки в карманы, выпрямился во весь рост и глядел куда-то вдаль со свойственным юности оптимизмом — нетерпеливым, неуемным и не ведающим сомнений. Точно так же он держал себя, когда приехал в Литтл-Уэсли. Интересно, задумался ли он хоть сколько-нибудь о том, какую роль играет Камерон в их с Мелиндой жизни, или же ему важна только сама встреча с Мелиндой — подобно тем кратким увлечениям, которым часто предавался Гёте с горничными, служанками и поварихами, что всегда казалось Вику infra dignitatem[39] и чем-то нелепым, пусть благодаря им Гёте и написал одно или даже два стихотворения. Да, биология — самое великое чудо природы. Даже этот целеустремленный молодой человек, с сердцем чистым, как оконное стекло, на несколько часов все-таки попал под чары Мелинды… Вик так обрадовался, что Брайан у них не задерживается, что даже заулыбался. Поезд приближался. Внезапно Брайан вытащил руку из кармана: — Вот, возьмите. — Что это? — спросил Вик, глядя на костлявый юношеский кулак. — Они достались мне от отца. У меня их три пары. Они мне очень дороги, но я решил — если вы мне понравитесь — одну пару подарить вам. Надеюсь, вы примете. Вы мне понравились, и вы первый, кто опубликует… опубликует мою первую книгу. — Он осекся, не разжимая кулака. Вик подставил ладонь и принял крошечный сверток в измятой папиросной бумаге. В свертке оказались гелиотроповые запонки в золотой оправе. — Отец всегда поощрял мои занятия поэзией, — сказал Брайан. — Я не успел толком рассказать вам о нем. Он умер от туберкулеза гортани. Вот почему он так старался привить мне любовь к свежему воздуху. — Брайан взглянул на приближавшийся поезд. — Вы ведь их возьмете? Вик стал было отказываться, но сообразил, что это обидит Брайана. — Разумеется. Спасибо, Брайан. Это для меня большая честь. Брайан улыбнулся и кивнул, не зная, что еще сказать. Он подхватил чемодан, поднялся по ступенькам в вагон и помахал Вику рукой — молча, будто их уже разделяло много миль. — Я пришлю вам гранки, как только они будут готовы! — крикнул Вик. Он положил запонки в карман пиджака и пошел к машине, озабоченно размышляя, проснулась ли Мелинда и договорилась ли встретиться с Камероном в Баллинджере, или где там она собирается подавать на развод. Естественно, в адвокатскую контору она Камерона не приведет, оставит его ждать на улице. Вик хорошо ее знал. Проснется она с похмельной головой, раздражительная, полная разрушительной энергии и жалости к себе, и начнет все это дело. Вик представлял себе лицо адвоката, с которым она будет говорить, — в Бэллинджере или где-нибудь в округе. Может быть, даже в Уэсли — после визита к Уилсонам, чтобы заручиться их поддержкой. Разумеется, адвокату будет известно о Викторе ван Аллене, печально знаменитом рогоносце из Литтл-Уэсли. Вик вскинул голову и стал тихонько напевать — почему-то «Мой старый дом в Кентукки»[40]. Проезжая по центру Уэсли, он смотрел по сторонам, нет ли где-нибудь Дона или Джун Уилсон, и неожиданно заметил, как в квартале от него, на правой стороне улицы, из табачной лавки вышел улыбающийся Камерон, запихивая что-то в карман брюк. Вик, не отдавая себе отчета, остановил машину на обочине, как раз там, где Камерон собирался переходить дорогу. — День добрый! — бодро поздоровался Вик. — Подвезти? — А! Привет! — осклабился Камерон. — Нет, моя машина вон там. Вик бросил взгляд в указанную сторону. Мелинды в машине не было.