– И как? – спросил Генри. – Будем выходить на улицу каждый день до и после школы, разговаривать с учениками на переменах, заходить в «Счастливый уголок» и не останавливаться, пока не получим пять или даже десять тысяч подписей. Пока не заклеим каждый квадратный сантиметр города листовками и плакатами. Всего ничего. – О да. – Генри наклонился, чтобы помассировать себе ноги. – Раз плюнуть. Джоан лежала на скамье около концертного зала, что-то тихо мыча, – она называла это дзен-упражнениями. – Я восхищаюсь твоим упорством, Оливия. Хотя мои ноги и недовольны. – Может, это вообще нереально? – Генри опустил голову на руки. – Может, мы сумасшедшие, если затеяли такое безнадёжное дело? – Совершенно сумасшедшие, – подтвердила я. И так оно и было. Но мне это нравилось. Тяжёлая работа поглощала меня полностью, и не оставалось ни времени, ни сил, чтобы волноваться и сомневаться в успехе. На следующей неделе каждый день до, после, во время уроков и в любую свободную минуту мы продолжали агитацию, расклеивали листовки на каждом столбе, на каждой доске объявлений, в каждой автоматической прачечной, в каждом спортивном комплексе, многоквартирном доме и ресторане, куда удавалось проскользнуть. Оставляли большие стопки листовок на кассе в магазинах и в журнальном отделе библиотек. К концу первой недели февраля у нас была 241 подпись. В пятницу вечером состоялся концерт, который стал проверкой эффективности наших усилий. Сколько людей придут? Как они отреагируют на появление привидений? – Помните свою задачу? – спросила я призраков перед концертом. Наши друзья и около десятка других привидений, которых мы привлекли, собрались вокруг меня на мостике. Тилли нервно выдёргивала рёбра из груди и в беспорядке засовывала их назад. Джакс метался по мостику, бормоча себе под нос, что нужно будет делать. Мистер Уортингтон, естественно, внимательно смотрел на меня. Он не хотел отпускать руку Джоан. – Конечно, – ответила Тилли. – Как только начнётся концерт, мы с Джаксом займём свои места в зрительном зале – я на западной стороне, он на восточной – и время от времени будем с несчастным видом кому-нибудь показываться. – Почему с несчастным? – Потому что, если мы будем выглядеть бедными невинными детишками, люди с меньшей вероятностью испугаются и бросятся вон из зала, – объяснил Джакс. – Разумно. Только не появляйтесь надолго. Нужно, чтобы зрители что-то заметили, но не успели понять, почудилось им это или нет. Тилли козырнула, Джакс важно кивнул. – А мистер Уортингтон? Мистер Уортингтон просунул руку в живот Джоан и снова вытащил. – Ой, – пискнула девочка. – Извини, Джоан. Правильно, мистер Уортингтон, вы должны как можно больше касаться людей. – Я помолчала. Звучало это нехорошо. Но если многие зрители почувствуют странную прохладу при приближении призрака, по городу поползут слухи. Жители станут делиться впечатлениями, а значит, филармония будет у всех на устах. – Ну, вы меня понимаете. А вы, ребята? Остальные привидения, по большей части из недавно образовавшегося фан-клуба миссис Барски, одновременно затараторили: – Мы исполняем указания заместителя. Джакс гордо выкатил грудь вперёд. – Хорошо, – сказала я. – А если заметите приближение теней, которые пожелают испортить нам вечер? – Слетимся в центр общего внимания и устроим массовую панику, – радостно выпалила Тилли. Краем глаза я уловила, как внизу замаячило что-то красное, и, посмотрев с мостика вниз, обнаружила, что Генри в униформе билетёра машет мне рукой, пытаясь прилечь моё внимание. На сцену выходили музыканты. Скоро должен был начаться концерт. Эд и Ларри погасили свет. Я вгляделась в полутьму и увидела, как Генри показывает зрителям места в амфитеатре. В одной из лож бельэтажа мистер Рю здоровался за руку с мэром Питтером и его женой. Джоан присела рядом со мной и указала на что-то: – Смотри, Оливия. По всему залу вспыхивали жёлтые огоньки, похожие на светлячков. Люди собирались группами тут и там и смотрели на потолок, указывая туда пальцами. Что они там видят? Привидений? – Как блестят наши листовки, – прошептала я. Джоан широко улыбнулась: – Оливия, похоже, они сумели привлечь внимание жителей города. Мне пришлось сдерживать свой восторг. – Посмотрим, – ответила я. Снизу раздались аплодисменты, чуть более громкие, чем обычно: Маэстро встал к дирижёрскому пульту и поклонился. Я попыталась сосчитать зрителей в зале, но была слишком возбуждена и постоянно сбивалась со счёта. Наконец я бросила эту затею, нашла глазами Ричарда Эшли в оркестре и мысленно пожелала ему удачи. Когда зазвучали первые ноты вступления к опере «Тристан и Изольда» Вагнера, я шепнула призракам: – Пора. Начинайте. Мои призраки устремились в трёх разных направлениях: Джакс к западной части, Тилли к восточной, мистер Уортингтон в партер. Остальные разделились и последовали за ними. При выключенном свете их дымчатые тела сливались с полумраком. Тилли прокралась мимо Генри, который провожал мать с двумя детьми к их местам. По пути Тилли взяла юных зрителей под локти, но так быстро отдёрнула руки, что, когда они обернулись на это прикосновение, её уже там не было. Только младший ребёнок, белобрысый мальчик, с улыбкой проследил глазами за Тилли, взлетевшей над балконом. Я неожиданно обнаружила, что тоже улыбаюсь. А с другой стороны Джакс осторожно опустился рядом с пожилой женщиной, сидящей в одиночестве. Когда он нежно коснулся её щеки, женщина вздрогнула и хлопнула себя рукой по лицу. Но Джакс уже улетел. А мистер Уортингтон, ужом скользя по ряду кресел, пробирался сквозь животы зрителей и вылезал изо ртов и ушей, просачиваясь тонкой струйкой, как свечной дымок. Люди ёрзали, прижимали руки к животам, хмурились. Я увидела, как один зритель поворачивается к сидящей рядом женщине, и по губам прочитала его вопрос: – Всё хорошо? Та кивнула, вглядываясь в находящийся поблизости тёмный проход, словно хотела рассмотреть там причину своего озноба. Наша задумка действовала, но, конечно, медленно. Инструктируя призраков, мы особенно подчёркивали, что нужно действовать поочерёдно и через определённые промежутки времени. Если они станут касаться одновременно многих людей, начнётся паника. Но пока всё шло гладко. Генри снизу быстро показал мне два больших пальца. Сердце у меня радостно сжалось. – Оливия! – прошептала Джоан через некоторое время. – Ты всегда слушаешь концерты отсюда? – Да. Ну, почти всегда. Когда у меня хватает терпения. Джоан повернулась ко мне с широко распахнутыми блестящими глазами. – О каком терпении ты говоришь? Это так прекрасно, я и представления не имела. – Прекрасно? – Трагическая музыка, роспись на потолке. И люстры, и повсюду занавесы. Ах, Оливия, ты только посмотри на публику! Сначала я устало закатила глаза – Джоан такая восторженная. Но потом тоже поддалась впечатлению. Вы когда-нибудь наблюдали за людьми, не знающими, что за ними наблюдают? Например, в кинотеатре или на концерте. Если люди чем-то увлечены, лица у них меняются. Черты становятся мягче, потому что интересное зрелище отвлекает их от необходимости кем-то притворяться и они предстают такими, какие есть: сидят, слушают, смотрят – и тогда они настоящие. По коже у меня побежали мурашки. Уже примерно пять минут играла увертюра-фантазия Чайковского «Ромео и Джульетта», когда струнные инструменты начинают с низких пугающих нот и постепенно повышают тон, а поверх скрипичной мелодии плывут звуки арфы. Оркестр в кои-то веки исполнял произведение достойно. Не знаю почему, и, может быть, я просто всё выдумала, но мне показалось, что аудитория тоже это услышала. – Как красиво, – прошептала я, ничуть не преувеличивая. Джоан схватила меня за руку: – Оливия, мы должны спасти это здание.