«Да уж, весёлого мало, – ответил мистер Уортингтон. – Так народ с горечью прозвал это место. Городские власти разместили нас здесь». «А что это? – поинтересовалась я. – И что тут случилось?» «Это трущобы, – объяснил мистер Уортингтон. – Их ещё много в городе. Тогда случились… неприятности с банками, и нас нужно было куда-то переселить. Кроме Радоствилла, были ещё Солнцевилл, Мирный Парк…» Я почувствовала, как Генри перебирает в мозгу знания, полученные за годы учёбы. «Вы говорите о Великой депрессии? В тридцатых?» «В ней не было ничего великого, кроме масштаба, – усмехнулся мистер Уортингтон. Он пробирался в моей голове через трясину воспоминаний. – Я был бизнесменом, – грустно сказал он и, затянув потуже узел рваного галстука, огладил рубашку. – Уважаемым человеком». «Это всё Экономика, – прошептала я. – Верно?» Потом что-то врезалось нам в живот. – Привет, папа! Гляди, я добыла нам еды! Мы посмотрели вниз и увидели маленькую девочку с тёмными глазами и волосами. Одной рукой она обнимала нас, а в другой держала ведёрко. – Таби? – Голос у мистера Уортингтона дрогнул, и мы опустились на колени и зарылись лицом в волосы девочки. – Таби, Таби… – Папа, давай есть, я ужасно голодная! Я несколько часов простояла в очереди. Что с тобой? – Девочка положила ладони нам на лицо и поцеловала нас в нос. – Тебе приснился дурной сон? – И она снова чмокнула нас. – Какой у тебя холодный нос! – Чмок. – Как у северного оленя! – Чмок, чмок. – Да, – проговорил мистер Уортингтон, и, когда он попытался улыбнуться, я почувствовала ком в горле. – Боюсь, что да, я видел кошмар. – Ну, я принесла супу, так что пора перекусить, – заявила Таби и потащила нас за руку. – Садитесь, я за вами поухаживаю, мусье. – Месье, – поправил её мистер Уортингтон. Таби засмеялась, и смех перешёл в сильный влажный кашель. «Генри, это его дочь», – прошептала я. «Я знаю. Её зовут Табита». «Сокращённо – Таби». Вместе с мистером Уортингтоном мы начинали вспоминать. События далёкого прошлого пролетали сквозь наше сознание, как листья, уносимые ветром. Она родилась в апреле. Её мама заболела. Лидия. Таби любит кошек. Потом образы Таби и Радоствилла тоже куда-то унеслись, и настал другой день, с грозой. Мы сидели в картонном домике, Таби лежала у нас на руках и кашляла. Каждый раз её тело содрогалось, как от электрического разряда. – Помогите кто-нибудь! – вскрикнул мистер Уортингтон. Я снова ощутила острую, кинжальную боль в животе и догадалась, что это голод. Задыхаясь, я согнулась пополам. «Генри, я теряю сознание». «Нет-нет, ты не упадёшь в обморок», – ответил Генри, но его голос звучал не лучше моего. – Кто-нибудь! Пожалуйста! – Мистер Уортингтон разорвал картонную дверь и с Таби на руках вышел под дождь. Люди равнодушно смотрели на нас из своих хибар. Никто не бросился помогать. Кашляла не только Таби. Всё опять завертелось. Когда мы пришли в сознание, то плелись по целой улице из картонных хижин, держа в руках два ломтя хлеба, завёрнутых в грязную бумагу. «Это поможет Таби, – оживлённо сказал мистер Уортингтон. – Она поест и скоро пойдёт на поправку». Я едва могла открыть глаза. В животе воронкой завивалась мучительная пустота. Это был не только мой голод, но и голод Генри, и голод мистера Уортингтона, который старался его не замечать. Он и сам страдал из-за отсутствия пищи, но этот хлеб надо было отдать Таби. Всё и всегда только для Таби. «Мистер Уортингтон, – прошептала я. – Мы дальше так не сможем». «Вот увидите – скоро всё наладится». Но когда мы дошли до своей лачуги, она оказалась пуста. – Таби! – закричал несчастный отец, раскапывая мусор. В поисках девочки мы обежали весь Радоствилл. – Таби, где ты? Таби! – кричали мы. – Они тут всё подчистили, – прохрипела скрюченная женщина с жёлтыми глазами и провисшими веками. – Полицейские. Приехали с тачками и забрали тела. Нужно увезти гниль, сказали они. – Но Таби не тело. Она поправится! – Мистер Уортингтон затряс старуху, хотя мы с Генри пытались его удержать. – Я принёс ей хлеба. Я помогу ей! Таби! – Мы снова стали с отчаянием рыться в мусоре. – Таби, я уже иду, милая! Я тебя не брошу! Перед глазами всё перевернулось и завертелось. Когда кружение закончилось, мы лежали на полу в картонной хижине среди стопок газет. – Её больше нет, – снова и снова повторял мистер Уортингтон. – Таби, моя бедная милая Таби! Он протянул руку к кукле, прислонённой к куче мусора в углу. Она напомнила мне Магду, куклу Джоан. Над ней висел прикреплённый к стенке кнопками крест, сделанный из веточек. У меня появились рвотные позывы, но в желудке было абсолютно пусто. «Генри, сделай так, чтобы это прекратилось». Я схватилась за живот. Это было хуже, чем смерть от ножа или от снаряда. У нас не было еды несколько недель. Пальцы окоченели от холода. Мы пили грязную воду, не мылись, не могли найти работу. Мы не ели, не ели… «Скоро всё закончится, – шептал Генри, – обещаю тебе». Я закрыла глаза и слушала его голос. Вот чего мне до смерти хотелось: слушать голос Генри. В самый последний миг перед тем, как всё померкло, я увидела одинокую неуклюжую куклу в углу. Мы приходили в себя медленно, так же как умирали. – Браво, браво, брависсимо! – воскликнула нонни, аплодируя нам. Игорь лениво моргал, устроившись у неё на коленях. Долгое время я просто лежала, ошеломлённая пережитым. – Простите, – мистер Уортингтон протянул к нам руку – тёмную, мерцающую, едва заметную полоску. – Простите. – Это было как на американских горках, Омбралина? – спросила нонни. – Вы носились по воздуху? Генри отвернулся от меня и сухо ответил: – Да, нонни, носились по воздуху. – Его якорь – кукла, – сказала я, потому что это было очевидно. – Нужно найти куклу Таби. Глава 40 Март Во время наших поисков мы не отпускали мистера Уортингтона от себя. Тени следовали за нами повсюду, каждый день, жадно клацая чёрными челюстями. По ночам сквозь сон я слышала стук когтей по крыше, тихие стоны, грохот на чердаке, где пол прогнил и не выдерживал даже ничтожного веса. – Потолок упадёт! Una catastrofe![23] – объявила однажды нонни после ужина, пока я пыталась стирать пыль. Маэстро сидел за кухонным столом, подперев голову рукой, и изучал партитуру Второй симфонии Малера. – Не волнуйтесь, девочки. – Он улыбнулся нам. Глаза у него были красными и водянистыми. Интересно, спит ли он по ночам, слышит ли зловещий шорох. – В последнее время в здании появились новые звуки. Не волнуйтесь из-за них. Это шмыгают крысы. Я уже вызвал дератизатора. Я подняла одну бровь: – Крысы? – Нет-нет! – Нонни покачала головой. – Это тени. Оливия рассказала мне: они приходят и забирают тебя! – Она продёрнула платок через пальцы.