— По старой памяти, так по старой. Сейчас, пидорас, ты мне расскажешь все. Макар наседает. Данил отказывается говорить, до тех пор, пока его голова любовно не касается стекла, что под давлением трескается. Данил сильный, он пытается увернутся, сопротивляться, сказать хоть что-то, но Макар не дает вставить ни слова, уже сам перечисляя его грехи. А там было, что перечислить. Именно Данил подставил Макара с анализами, заплатив лаборантам. И пусть он невольный, но виновник потери нашего ребенка. Именно он сделал в больнице бесполезный анализ на отцовство, тем самым перечеркнув мое доверие к Макару. Данила делал все, чтобы клуб «Голод» разорился. И он через нынешнего работодателя привлек ко мне внимание шейха. А про фотографии можно не упоминать. — Ну что, гнида!? — шипел Макар в лицо Даниле приставил огромный кусок стекла к его горлу. Сам он словно не чувствовал боли от пореза на ладони об острие. — Что мне с тобой сделать? Порезать как свинью прямо здесь или отправить к зэкам, чтобы твоя задница прочувствовала всю прелесть мужской любви. Отвечай! — Прости… — Не слышу! Передо мной не извиняйся. Перед Васей! Иди сюда. Я шумно выдыхаю, откидываю шторку и смотрю, как по щекам Данила стекают слезы. А в глазах мольба. Жалко мне его? Пожалуй, нет. Но и смерти он не заслуживает. — Прости меня, Василиса. — Что ты мямлишь! Член во рту застрял? — рявкает Макар, царапая горло Даниле, так что побежала тоненькая струйка крови заливая и без того окровавленную рубашку. — Прости меня, Василиса! — орет на грани истерики Данила и начинает совершенно не по-мужски рыдать. Большего унижения придумать и невозможно. — Отпусти его… — Ты с ума сошла?! — поднимает горящий бешенством взгляд, Макар. — Он убил нашего ребенка. — Он всего лишь сыграл на нашем недоверии к друг другу. Больше ничего. Теперь нет смысла ему мстить, с ним надо просто попрощаться. — А если он… — То ты его убьешь, — пожимаю я плечами и подхожу к Макару ближе, чувствуя обжигающий запах адреналина и злобы. Кладу ладонь на выпирающие мышцы руки, даря покой и ласку. — Отправь его из Москвы. Пусть живет своей жизнью, а мы будем жить своей. Вместе. Взгляд Макара светлеет. Он переводит его то на меня, то на задыхающегося Данилу. — Я хочу его убить. — Понимаю… Правда понимаю, но ты обещал больше не быть жестоким без острой необходимости. Не бери еще и это надушу. Прошу тебя… — шепчу ему уже на грани слышимости, поднимаюсь на цыпочки и касаюсь напряженной скулу, по которой двигаются желваки. Макар стоит недвижим, как статуя почти минуту и только потом еле кивает. Отпускает стекло и отпихивает от себя Данилу на пол, тут же притягивая меня к себе за талию. — Пшел вон! Чтобы в течении суток тебя не было в Москве, иначе следующая встреча наша состоится без Васи. Ясно? — Да… — Громче! — Я все понял! — завыл Данила и еле поднявшись на ноги, стал ковылять в сторону выхода, держась двумя руками за пораненную шею. Дверь открывается и на пороге возникает Лёня с напарником. Они кивают Макару и ждут возможности окончательно увести Данилу с наших глаз. Я тянусь за объятием, крепче прижимаюсь к любимому в знак того, что теперь точно все закончилось, что теперь между нами нет недоверия и предательства. Но тут… вдруг Макар дергается… В ушах звенит от раздавшегося выстрела. Сердце почти замирает. Резко отбегаю, и с облегчением выдыхаю. Макар в порядке, а вот… Данила уже на полу. Не двигается. Даже не дышит. И только пульсация раны в голове показывает, что еще пару секунд назад он был жив. Быстро выхватываю взглядом пистолет в его руке и соображаю, что произошло. Макар убил его, но только лишь потому, что Данил использовал последнюю попытку от меня избавиться. И здесь я винить любимого не могу. Он, как и любой мужчины защищает свое. Порой ценой морали и голоса совести. Макар бросает пистолет, берет меня за руку и ведет из комнаты, кидает на выходе последнее: — Приберите здесь. Глава 55. Василиса Когда мир кричит тебе — будь счастлива, нельзя игнорировать этот зов. И я не собиралась. Наслаждалась. В особенности тем, как легко мне удалось сломить волю Макара лаской и похотью. И вот он уже передумал начинать все сначала, а надел мне на палец кольцо с грубыми словами после поцелуя: — Теперь какая бы дичь между нами не произошла, я не отпущу тебя. Как же мне понравились эти слова, а еще больше мне понравилось, с какой нежностью целовал перед брачной ночью. Потом, конечно, высказал, даже бы сказала, пробурчал, что Илий во время танца прижимал меня слишком близко, но в итоге расслабился, стоило мне прозорливо улыбнуться. А потом повернуться спиной, перекидывая волнистые волосы через одно плечо, показывая, что он может помочь мне раздеться. И вот уже дыхание щекочет кожу, а горячие пальцы тянут молнию вниз… Ниже, еще ниже, пока теплый метал замочка не касается ягодиц и его путь не обрывается на выпирающей части. И вот тут-то самое интересное. Я нагибаюсь, вроде как снять платье, а на самом деле показать Макару одну весьма занимательную вещицу, купленную в городе. Слышу, как Макар шумно втягивает воздух ртом и касается блестящего камушка между булочками. — Пробка, — хриплый шепот разносит по телу приятные мурашки, и я наклоняюсь к ногам, предоставляя полный обзор, за что получаю смачный шлепок по заднице. Но разве может быть он неприятным, да и второй тоже скорее зажигает в крови огонь. Макар садится на колени, пальцами подцепляет пробку и начинает легонько меня потрахивать, языком прикоснувшись к клитору. Но это касание как электрическая плеть, меня трясет от разряда, и, чтобы не упасть, я обхватываю собственные колени. Держусь как за соломинку, но все бесполезно. Движение гладкой пробки внутри, ласка киски снаружи, все это приносит столько кайфа и наслаждения, что сдерживаться уже невозможно. Только падать. Только в пропасть нирваны. И стоит Макару с хлопком вытащить пробку и заменить ее языком, меня прибивает как волной к скалам. — Ма-акар! Господь боже! — вою я волчицей, пока он продолжает вылизывать меня, рукой ласково поглаживая клитор и словно прося разрешения для пальцев пробраться внутрь. Я корчусь от спазмов оргазма, чувствуя, что меня несут уже на большую кровать, над которой раскинулось увитое закатными красками небо. Макар укладывает мое дрожащее тело на спину и нависает сверху, ждет пока успокоюсь. Открываю глаза, смотрю на увитые венами руки, на редкие волоски, виднеющиеся в рубашке, и просто распахиваю ее в сторону, не обращая внимания на разлетевшиеся пуговицы. Глажу твердую, мускулистую грудь, чувствуя, как от горячей кожи покалывает пальцы, а от мужского мускусного запаха кружится голова. Макар так близко. Он так медлит. Сегодня он предоставляет мне возможность владеть и властвовать. И разве я могу его подвести? Поднимаю голову, касаюсь языком плоского соска, обвожу его по кругу и руками нащупываю пряжку ремня. И в голову закрадывается шальная, пугающая мысль, и я не знаю, как Макар к этому отнесется, а самое главное, что придется испытать мне, когда все закончится. Продолжая ласкать то один сосок, то другой, я стягиваю ремень, пальцами ног подцепляю болтающиеся брюки и увожу их вниз. Смотрю на восставший член и облизываю губы. — Что ты задумала? — хрипло вопрошает Макар, и сам наклоняется, втягивает мой сосок, заставляя меня протяжно промычать и прогнуться. И все это время в моей руке хранится его ремень, грея кожу ладони. Напоминая мне о моей навязчивой идее. — Я хочу понять, насколько ты мне доверяешь, — шепчу ему, пока он сжимает мою грудь и посасывает то один сосок, то другой. Услышав меня, поднимает голову, смотрит в глаза, потом на ремень и морщит лоб, словно боится. Мужчине довериться любой женщине сложно, даже если любишь. Я это понимаю, но, кажется, он готов попробовать. — Только в жопу мне его не суй, — говорит он и я смеюсь: — Договорились. Я раздвигаю ноги шире и одной рукой подставляю мужское совершенное естество к половым губам. Они приоткрываются под давлением, и головка ловко пробирается внутрь. Макар хочет дальше. Еще бы. Вижу, как его от напряжения трясет, но я давлю на грудь. Прошу: — Не спеши. Обхватываю его шею ремнем и затягиваю, чтобы один кончик остался у меня в руке. Упираю пятки в кровать и бедрами насаживаюсь на член, тяну за ремень и вижу, как зрачки в глазах Макара заполняют почти всю радужку, а сам он только сжимает челюсть и выдыхает: — Ох*енно! Медленное, тягучее движение назад и резкий выпад вперед.