Но я кажется погорячилась, голень в его руке как в капкане, боль уже невыносимая. Рывок на себя и лицо в его жестком захвате. — Ну, Макар… больно. — Закрой свой рот! Идиотка, — ревет и отпускает лицо. Обзываешь, а ногу держишь, взглядом грудь голую так и вылизываешь. Лучше бы языком. — Бесишь, — буркнул он, а я не смогла не улыбнуться. Лыбилась, как дурочка все время, пока он мне ногу перекисью обрабатывал, спиртом обливал, бинтовал, пока одевал. Пока на руки брал. Как дочь родную. Как любимую. Такси, возле которого коршунами блуждали парни, было уже у входа. Макар посадил меня в него, но дверь не закрыл, наклонился. — Василиса, — позвал он меня, а когда не обернулась, то схватил пальцами за лицо. В глаза заглянул и как будто внутрь меня пробрался. Каждую мысль. Каждое чувство себе забрал. Как дементор из Гарри Поттера. — Не дури, а то… — Америка, — закатила я глаза и по руке его щелкнула. Нечего трогать, раз не твое. — Я помню. Только, что мешает мне дурить там? — А что помешает тебе вообще дурить? — касается он меня своей рукой и тут же одергивает, когда шепчу еле слышно: — Брак с тобой. Да, это было как минимум рискованно. Как будто сижу унижаюсь. — Ну, скоро там? — спросил водитель и на меня взглянул, а Макар тут же ему в лицо пару купюр бросил. Зло. Рвано. Тот аж дернулся. А мне уже привычно. — Тебе не за вопросы платят! Сиди и жди! Он резко выпрямился, опалив меня пронзительным взглядом и захлопнул дверь. С размаха, спасибо, что не с ноги. Машина аж затряслась. Я только порадовалась, что Макар не на меня злость вылил. Машина загудела, а я смотрела на напряженную широченную спину сквозь стекло. Он, покрутив головой, словно разминая затекшую шею, чуть в сторону повернулся, и я увидела, как хотел сделать шаг ко мне. Ну правда хотел! Но это проявление слабости он не мог себе позволить. Не тогда, когда парни стоят гурьбой с автоматами и следят за каждым движением. Так же как не мог позволить себе меня. Машина тронулась, я только смотрела в его темные как омуты глаза, впитывала мощную фигуру в джинсах и простой белой футболке, сглатывая слюну, вспоминая солоноватый вкус его кожи, сладость его семени. И пусть я никогда его больше не увижу, я навсегда запомню жестокую любовь такого сложного, невозможного человека. Я буду продолжать жить, зная, что он любит меня. Не любил бы, не отказался. Только сильный духом поборет свой врожденный эгоизм и отпустит ради безопасности. Ради другого человека. И одно только это осознание принесло мне вязкое, такое противное спокойствие на душе. Потому что рвать ее из-за несбыточного глупо. А меньше всего я хочу, чтобы Макар считал меня глупой. ‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍ Глава 9.Данил и Паша Четкие, размеренные движения. Рваные, протяжные стоны. Шумное заполошное дыхание. Сердце бьется как отбойный молоток. Глубже. Сильнее. Чаще. Одной рукой сжать бледную плоть ягодиц. Другой рукой сдавить кадык на горле. И дуреть, дуреть, сходить с ума, выть от единого механизма, который представляют собой два сплетенных мужских тела. Таких разных. Таких одинаковых. И вот Данила уже воет, сотрясается, до остервенения надрачивая свой член, чувствуя, как внутри готовится взорваться вулкан, орошая внутренности густой, белесой лавой. Свою он выплескивает в руку, которую тут же хватает Паша и слизывает все до последней капли, дрожа в пронзительном экстазе. — Ох*еть, — только и выдает Данила и просто падает с колен на кровать, тесно прижатый влажным обнаженным телом любовника. Его бесит, что подобных чувств не вызывает ни одна баба. Он не может признать себя долбаным гомиком, пугается своей сущности и решает во что бы то ни стало найти женщину, с которой можно испытать не меньший кайф. Поэтому на поцелуй Паши он не отвечает, отталкивает парня и резко вскакивает с кровати. — Вали отсюда, — только и говорит он, сразу направляясь в душ, чувствуя на себе насмешливый, бесявый взгляд. — Телефон-то хоть дай позвонить, — слышит в след и кричит в ответ: — Тумба в гостиной. Паша еще немного отдышавшись, обтирает член простыней, испытывая внутреннюю эйфорию от того, что смог заставить любовника струсить. Испугаться собственных эмоций. А это значит, что совсем скоро Данил сам придет к нему. То, чего мы больше всего боимся, к тому мы чаще всего тянемся сильнее. Он, пошатываясь, добрел до гостиной, открыл по очереди несколько дверец шкафчиков, и замер, когда наткнулся на нужный. — *бануться, — пробормотал он, осматривая целую гору сотовых телефонов, которые новыми можно было назвать с большой натяжкой. Самых разных. Самых разнообразных фирм и размеров. Они словно потерянные души лежали, томились в куче без своих хозяев. Прикоснуться к ним Паша даже не посмел, стало тошно. В голову прокралась мысль, а кто такие в действительности Данил и Макар. Проклятые держатели мертвых душ. Они дают денег, прекрасно зная, что большинство не сможет вернуть и половины. Они угрожают. Они могут совершить насилие или даже убить. Догадывается ли Василиса с какими уродами она связалась. Понимает ли, кто такой ее любимый Макарушка. И Данил. Он, конечно, ничуть не лучше. Даже хуже, ведь именно он управляет выбиванием долгов. Как ищейка рыщет по подворотням Москвы в поисках своей жертвы. А когда не может добиться своего, подключает Макара. Перед глазами Паши тут же вспыхивает картинка, как амбал пришел в их комнату общежития, когда Вероника спешно собирала сумку. Она хотела сбежать. Он просто взял ее за волосы, не обратив внимание на крики боли и помощи, Пашу пихнул в сторону, а ее оттащил в машину, бросив туда как тряпку. А что будет, если Вася однажды не устроит Макара? Навлечет на себя его гнев? Ее ждет такое же обращение? А если влюбится в другого? Ее ждет бетон, как в фильмах? Паша вздрогнул, когда услышал, как перестала шуметь вода в душе. — Надо сваливать, — пробормотал он сам себе, закрыл дверцу, схватил свои вещи, подобрал носки и в прыжке рванул из квартиры. Возможно, стоило сменить общежитие и затаиться, чтобы больше не сталкиваться с миром этих ублюдков. Осталось убедить в этом Ваську, которая похоже совсем ушла в мир своих романтических грез. ‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍ Глава 10. Василиса