– И как Эрика, – добавила я шепотом просто ради справедливости. – Северин? Да, сейчас он закончит с тобой и предложит ей вдохнуть токсин. Полагаю, она согласится. Амбициозная девочка. Нагни голову. Ольга, у тебя все готово? Доктор Ланге предложит Эрике вдохнуть FX? Мне словно льда сыпанули за шиворот. Конечно, Эрика согласится. Она на все согласится, чтобы стать хорошим медиатором. – Что, думаешь, солдат, лишенный свободы воли, не сможет сориентироваться в экстремальной обстановке? – сказала доктор Эйсуле, хотя я ничего такого не думала. – Полагаешь, марионетки сражаются хуже? Но им не нужно быть марионетками. Достаточно, чтобы ты передавала им приказы – быстро и точно – и не давала их нарушать. Убирала страх и неуверенность. Я видела отчеты с учений. У тебя это хорошо получается. У Северин хуже, у Келемена лучше. Но чтобы и дальше все получалось, нужно не дать Ланге все испортить. Я почувствовала слабую боль и холод, поднимающийся по затылку вверх. Я ждала, что сейчас все расплывется перед глазами, как в прошлый раз, но все закончилось через несколько секунд. – Я ввожу тебе минимальную дозу. Этого недостаточно, но лучше, чем ничего. И Ланге не заметит. У тебя будет кружиться голова – постарайся этого не показывать. И вообще веди себя как обычно. Если кто-то спросит, зачем вызывали – скажешь, что Ольга волновалась из-за твоей реакции на дельту. Все, иди. Ольга, проводи ее. Олли потянула меня за руку. Мы вышли, и, обернувшись, я видела, как доктор Эйсуле тщательно убирает кабинет – чтобы никто не заметил, что мы там были. Я пожалела, что не сказала ей спасибо. Все-таки она рисковала, чтобы помочь мне. Может, конечно, доктор Ланге и прав, и мой мозг сам компенсирует нанесенный ему ущерб, отрастит какой-нибудь новый кусок, я и не замечу. А вдруг нет? Борген Кару говорил, остальные, те, кто вдохнул FX, умерли. Знает ли об этом доктор Ланге? Или все так засекречено, что даже ему об этом не сказали? Полковник Валлерт хотя бы в курсе? Если они предложат Эрике пойти по моему пути – станет ли доктор Эйсуле помогать и ей? Я могла бы рассказать им то, что узнала от Боргена Кару. Могла бы предотвратить это, спасти Эрику и себя заодно, начать получать лекарство на законных основаниях. Вот только Боргену тогда конец. А он пообещал мне придумать лекарство для Тенны. Можно рассказать только Эрике, предупредить ее, чтобы не соглашалась на предложение Ланге. Но я не уверена, что она не расскажет об этом кому-то еще. Я прикусила губу так, что во рту появился металлический привкус. Мне снова нужно было это делать – выбирать, чья жизнь важнее, прикидывать, насколько оправдан риск. Голова кружилась, но, по крайней мере, я могла идти. Олли довела меня до выхода и открыла дверь. Я прошла пару шагов и остановилась. Передо мной стоял сержант Хольт. – Нет, – пробормотала я. – Только не это. – В чем дело, Корто? Кажется, я опять говорила словно с набитым ртом. И опять меня несло – я совершенно не контролировала слова, которые у меня вырывались. – Только не вы, – сказала я. – Шевелись, Корто. До вечерней проверки пять минут. По дороге как раз расскажешь, какие у тебя ко мне претензии. Я послушно пошла вперед. И почему доктор Эйсуле не велела Олли проводить меня до самой комнаты? Почему они вообще не оставили меня в желтой зоне до утра? – Чего вы ко мне всегда придираетесь? – говорила я, понимая, что мне конец, но остановиться не могла. – Вы меня ненавидите. Всегда мне делаете гадости. За что? – Ты соображаешь, с кем говоришь, Корто? – Вы мне дали плохой респиратор! – Что? – переспросил Хольт. Мне вдруг стало так обидно, так жалко себя, что против воли у меня потекли слезы. – Респиратор, – произнесла я по буквам, – без фильтров. Специально, чтобы я надышалась отравы. И плохо все сделала. Прямо на глазах у доктора Ланге. Специально! Хольт остановился. Мы были уже у самого корпуса зеленой зоны. – Заткнись, Корто. Закрой рот и больше ни звука. Я послушно замолчала, но слезы все так же текли. Сейчас он заставит меня отжиматься, это точно. Но сержант Хольт повел себя неожиданным образом. Потом я даже думала, что это была галлюцинация. До самой истории в пустошах я так думала, слишком странным это было – даже на фоне всех остальных событий того дня. Потому что он повернулся и, глядя мне в глаза, сказал: – Я тебе жизнь спасаю. А потом просто развернулся и ушел. Глава 18 Вскоре «Ин урма Эва» вновь дали о себе знать. Наша группа как раз вернулась с вечерней пробежки, все как один взмыленные и злые – Хольт придрался к Мартину Талешу, который только-только вышел и желтой зоны и восстанавливался после травмы. Его глаза – сиреневые, переливающиеся, похожие на опалы – делали лицо слегка инопланетным, но вот чтобы приспособиться к новому зрению, требовалось время. Хольт об этом ничего знать не хотел и, следуя своему принципу за ошибку одного наказывать всех, заставил меня, Детлефа, Талеша, Алекса Унгвере, Иржи Гальского и временно переведенного к нам Тима Ройтблата, того, что здорово волок во всякой математике, бежать лишних пять километров. Он орал на меня как обычно, вел себя как обычно, и вмазать ему хотелось тоже как обычно, и в конце концов я решила, что мне все это просто померещилось. Хольт, который относится ко мне по-человечески, был так же реален, как пятно на потолке, превратившееся в лису. А когда мы оказались на ужине, на экране уже показывали последствия взрыва. – В чем дело? – спросила я у Коди. Вечерние новости, которые нам обычно крутили за ужином, прошли наполовину. Я смотрела на обгоревшее здание, перевернутый автобус с надписью «Дети», суетящихся медиков, полицейские машины… – Теракт в школе, – сказал Коди коротко. Детлеф произнес что-то замысловатое и прилип к экрану. Остальные тоже смотрели, отложив ложки, разве что Рейнис со своим приятелем не забывали есть. – Я знаю, где это, – сказала Аре. – Овсяная Горка, недалеко от нашей Весты, тоже на границе с пустошами. Совсем маленький город. Никто ей не ответил. Снова и снова крутились одни и те же кадры. Ведущая новостей говорила о подтвержденных жертвах, и голос ее срывался. Мы смотрели, пока выпуск новостей не закончился информацией о том, что в соседних поселках введен комендантский час, а дети переведены на удаленное обучение. Удаленное – это значит никакое, машинально думала я, направляясь к себе. Овсяная Горка – это вроде нашего Гетто, никто там не учится, если учитель тебя указкой не бьет. Дверь в комнату Петера была приоткрыта, и я притормозила, заглянув внутрь. Петер был не один, с ним сидели Детлеф и Эрика. Они что-то обсуждали – понятно что, сегодняшние новости. Я немного позавидовала – тому, как они сидят вместе, какие они, оказывается, друзья, но тут Детлеф заметил меня и приглашающе махнул рукой. Помедлив, я вошла, а следом за мной просочился и Коди, и в комнате стало совсем тесно. Разговор, конечно, крутился вокруг Овсяной Горки. – Почему именно там? – спросила я. – Почему школа? – Это террористы, – зло сказала Эрика. Глаза ее сощурились, кулаком она саданула по стене, словно сводила с террористами личные счеты. – Фанатики, понимаешь? Их цель – запугать. Создать панику, дестабилизировать общество. Вот и все. Но черта с два мы будем их бояться. – Но какие-то требования же у них есть? Хоть какие-то? По всему выходило, что ни требований, ни предупреждений, ни угроз не было. Сразу – взрыв. Петер почти все время молчал, как всегда. Уходя, я бросила на него взгляд – он сидел, уставившись в планшет, рассматривал кадр из новостей, на котором был перевернутый школьный автобус, крутил его так и сяк. Может, ему это о чем-то напоминало. *** Общее собрание объявили на следующий день. В том же зале, где проходила церемония прощания с Эдом, появились стулья, и мы сидели, глядя на те же флаги Церы и нашего Шестого специального, а потом появился полковник Валлерт, и мы вскочили, отдавая честь – совершенно синхронно, приятно одинаковые. Я была уверена, что он скажет что-то про теракт в школе, и не ошиблась. – Солдаты, – начал он, и под его тяжелым суровым взглядом мы замерли. – Братья по оружию. Каждого из нас потрясла трагедия, каждый из нас ужаснулся бесчеловечной жестокости, с которой «Ин урма Эва», эти последователи Возрождения Нации, расправились с нашими детьми. Вы все слышали новости. Вы видели боль и слезы родителей, которые искали тела своих детей среди руин школы. Вы знаете, что есть вещи, прощать которые мы не имеем права. Те, кто способен такое сделать – это не люди, они не имеют права ходить с нами по одной земле. Детлеф, стоящий рядом со мной, одобрительно кивнул. Я поймала себя на том, что тоже киваю. Полковник говорил правильные вещи – тех, кто взорвал школу, простить нельзя. – И сегодня я обращаюсь к вам. К каждому из вас. Мы получили данные о базе террористов, которая находится в девяноста километрах от места взрыва. Именно там произвели взрывчатку, которая унесла жизни детей, именно там они составляли план, там находятся те, кто ответственен за каждую смерть. Туда, в свою нору, эти крысы убрались, когда все было сделано. И именно мы должны выкурить их оттуда. – Да! – раздался чей-то возглас из задних рядов. Я не поняла, кто это сказал, но почувствовала общее волнение. Нас наконец отправляют на задание? Не на учения, а на настоящую операцию? Да еще на такую? – Я смотрю на вас и вижу будущее Церы в ваших глазах. Будущее, в котором нет места тварям, убивающим наших детей. Я вижу тех, кто не боится опасности, тех, кто готов сражаться. – Голос полковника становился все громче, казалось, он заполнил весь зал, проник в каждого из нас. – Мы начинаем крестовый поход против нашего врага. Мы исполним наш долг. Это знамя, – он указал куда-то за свою спину, – священно, и форма, что на нас, священна, и мы не снимем ее, пока каждый наш враг, каждая тварь не будет стерта с лица земли. Все вы принесли присягу и поклялись служить своей стране, сражаться за ее свободу и независимость, защищать свой народ. И я хочу спросить вас: вы готовы исполнить клятву? В крике, который раздался за этим вопросом, можно было разобрать «да». – Значит, мы на одной стороне, – сказал полковник, обводя взглядом каждого. – И мы готовы сражаться.