А может быть, он сейчас откроет дверь снова. И снова рассмеется. Когда он учил меня драться, он тоже часто смеялся. Никогда не думала, что его смех будет звучать… так. – Выход есть, – сказала я себе беззвучно, так же, как говорила уже много раз. Язык был огромным и распухшим, с трудом ворочался в пересохшем рту. Я села на пол, обхватив колени руками, и принялась жевать влажный рукав. Руки мелко дрожали. – Выход есть, просто я сейчас его не вижу. Я что-нибудь придумаю. Но мысли путались, я не могла сосредоточиться. Слова потеряли свою силу. Правда заключалась в том, что я просто не способна была ничего сделать. От меня больше ничего не зависело. Вначале я еще думала о том, чтобы пройти через это и сохранить лицо, прикидывала, что я скажу во время допроса, как именно попытаюсь выкрутиться, но теперь… Мне просто хотелось, чтобы все это закончилось – с любым результатом. И именно тогда дверь открылась, впуская в камеру полковника Валлерта. Глава 23 Потом я узнала, что была глубокая ночь. Под глазами полковника залегли темные круги, подбородок покрывала щетина. Взгляд был холодным, пронизывающим. Таким взглядом смотрят через оптический прицел. – Здравствуй, Корто, – сказал он. – Поговорим? Какая-то сила вытолкнула меня из камеры, на запястьях снова защелкнулись наручники. Медленно переставляя ноги, я пошла вперед, за одним из безымянных охранников. Поговорим – это хорошо. Это значит, что меня пока не собираются убивать. Поговорим – это плохо. Они могут решить, что боль сделает меня более разговорчивой. Идти было недалеко. Я шла, прикрывая глаза руками – свет был слишком ярким, и меня шатало из стороны в сторону. Комната, в которую меня привели, была маленькая, с низким потолком, и в ней не было ничего, кроме серых стен, стола и двух стульев. На столе стояла бутылка воды, и, увидев ее, я уже не могла отвести взгляд. Стул был прикручен к полу, а я через несколько секунд оказалась прикована к стулу – охранник набрал на браслетах код, разделяя их, потом с силой прижал мои руки к боковым рейкам, и они намертво зафиксировались. Я осталась сидеть – спина прямая, руки по швам, плечи вывернуты назад, дернешься – что-нибудь сломается. Полковник встал напротив меня, протянул руку к бутылке с водой. Я следила за каждым его движением. Как он отворачивает крышку, не глядя подносит горлышко ко рту, делает пару глотков. Как снова ставит бутылку на стол. Как он сжимает пластик слишком сильно, и вода выплескивается, растекается лужицей на серой поверхности стола. Захлопнулась дверь, мы остались вдвоем. – Итак, Реталин Корто, – произнес полковник Валлерт. – Тебя и правда так зовут. Но вот все остальное, что ты рассказала о себе… Как тебе удалось обмануть сканер доктора Эйсуле? – Я не обманывала, – прохрипела я. Блестящая лужица, отражающая свет единственной лампы, занимала все мое внимание. – Я говорила правду. – И зачем ты пришла сюда? Я попыталась вспомнить причину, которую назвала. Когда-то очень давно кто-то заставил меня выучить ее наизусть, но сейчас я ее не помнила. Не было ни воспоминаний, ни мыслей, только черное облако вокруг моей головы. – Зачем ты пришла сюда, Реталин Корто? – повторил полковник Валлерт с нажимом, и в голосе его была угроза. – Я просто хотела быть рядом с Коди, – сказала я еле слышно. Плевать, я больше не могу. – Можно мне воды? – Когда ответишь на вопросы, – полковник снова взял бутылку, сделал еще несколько глотков. – Значит, ты знала, что твой брат здесь, так? Кто тебе сказал? – Доктор… в Чарне. – А как он об этом узнал? – Я не знаю. – Врешь, – улыбнулся полковник Валлерт. – Раз у тебя есть силы врать, значит, наш разговор будет очень интересным. – Я не вру. Он не сказал, как узнал об этом. – В памяти всплыла картинка – подвал, низкий потолок, смуглый мужчина с белой татуировкой на лице говорит что-то о косвенных данных. – Он сказал, это косвенные данные. Это все. – И эти косвенные данные он дал тебе – в обмен на что? Если я скажу ему, он даст мне воды. Если я скажу, меня не будут бить. – На лекарство от вируса Вентра. Неожиданно полковник рассмеялся. С трудом я подняла голову, посмотрела на него – ему было весело, он искренне, от души смеялся. Потом смех так же резко оборвался, и он снова уставился на меня. Достав из кармана смятую пачку сигарет, он прикурил, глубоко затянулся и выпустил густой дым мне в лицо. Я закашлялась, и это словно послужило сигналом. В два шага он оказался рядом со мной и наклонился к самому лицу. – Рассказывай, черт побери! – заорал он. Я сжалась на своем стуле. – Говори, что ты должна была тут сделать! Ты собирала тут данные – для кого?! Ты их передавала – кому?! Его подожженная сигарета тлела рядом с моим лицом, так близко, что я чувствовала жар. – Я ничего не собирала, – если бы я могла плакать, я бы уже плакала, но в моем теле не осталось воды. – Я сходила в Вессем и принесла ему информацию. Я не знаю, какую. Про вирус. Я в этом не разбираюсь. А он помог мне попасть в проект. Я просто хотела быть рядом с Коди, это все, правда. Пожалуйста, можно мне попить? Не отвечая, полковник снова поднес бутылку к лицу. Я смотрела, как он пьет – воды уже осталось меньше половины. – Что ты планировала сделать? – Просто быть рядом с Коди. Я никому не хотела мешать, я же правда старалась, я все делала, я спасла ребят на учениях, я была хорошим медиатором… Я бормотала, сама не понимая, что. Я просто знала, что если смогу его убедить – оставшаяся вода будет моей. После бесконечных часов, слившихся в бесконечные дни, заполненные болью и страхом, в темноте, в холоде, в мокрой вонючей камере, наедине с болью, без сна – я уже не способна была ни на ложь, ни хотя бы на чувство собственного достоинства. Все, чем я была, осталось где-то там, на холодном бетонном полу. – Я просто хотела быть рядом с Коди. Мы всегда были вместе, я просто не хотела, чтобы он стал чудовищем… – А почему ты решила, – очень мягко спросил полковник, – что он станет чудовищем? – Импланты, – быстро ответила я. – Очень много имплантов, я думала, что это будет как в Гражданскую… – Они не чудовища, – рявкнул полковник, и я зажмурилась, – они герои! Единственные, кто может бороться с «Ин урма Эва», с террористами, с новыми Измененными, единственные, кто может им противостоять! Воспоминания были тягучие, как патока. Рыжее небо, низкие грязные домики, девушка в вечернем платье… Россыпь гильз под ногами, черный пепел поверх песка… Мой шепот был таким тихим, что полковник Валлерт снова наклонился ко мне, и я подалась назад. – Повтори, что ты сказала. – Там не было террористов, – повторила я едва слышно. – Не было Измененных. Полковник улыбнулся, и я вдруг подумала, что лучше бы он снова на меня орал. Лучше бы он даже меня ударил. Только не видеть, как он улыбается. Потому что за такими улыбками стоит правда, которую никто никогда не хочет знать. – Там могли быть террористы, – сказал он. – И там могли быть Измененные. И если однажды они появятся, если какая-то тварь решит вспомнить прошлое, мы будем готовы. Они, – он ткнул пальцем в сторону двери, – будут готовы размазать их, они будут готовы запугать этих ублюдков так, чтобы ссались от страха при слове «модификант», чтобы ни одна тварь не смела поднять голову и вякнуть, что она недовольна, что ей недодали гражданских прав или что условия жизни не те, что они хотят каких-то реформ, потому что единственная реформа, которая их ждет – это отряды модификантов на улицах, охраняющие и защищающие свой народ! И если для их появления нужно казнить какую-то мразь в прямом эфире – я это сделаю, они это сделают, ты это сделаешь! Поняла?! – внезапно он снова повысил голос, и я снова сжалась. – Поняла или нет?! Отвечай! Я кивнула. – Отвечай! Моя голова дернулась, во рту стало солоно. – Я поняла, – сказала я. Может, кровь, которую я проглотила, привела меня в чувство, но внезапно я и правда поняла, о чем он говорит. Он так хочет себе эти модифицированные отряды, что не остановится ни перед чем. Страх перед Измененными сидит в нас глубоко, и потребуется что-то более ужасное, чтобы мы забыли о нем – а что можно придумать страшнее, чем взрыв в школе? Люди пойдут на все, чтобы защитить своих детей, и на отмену закона о трансгуманизме тоже. Единственный способ избавиться от Манифеста Феникса – утопить его в крови. Все это промелькнуло в моей голове за секунду, а потом снова ушло куда-то далеко, за черное облако, за тягучую патоку, осталась только серая комната и высыхающая вода на столе. Он убьет меня, подумала я отстраненно и безразлично. Пусть убивает, только сначала даст воды. Всем положено последнее желание. – Твой брат это тоже понимает, – сказал полковник Валлерт, и я подняла на него взгляд. Коди? – Он хороший солдат, и знает, что иногда нужно пожертвовать несколькими, чтобы спасти всех. Поэтому он готов участвовать в новой программе. Готов помочь мне очистить эту страну от пережитков прошлого, от ограничений, которые не дают нам идти вперед. Я смотрела на Валлерта, не отрываясь, даже про воду забыла. Что там с Коди? Он не сбежал? Он в порядке?! – Это ключ к нашему будущему. К великому будущему Церы. К будущему без мусора вроде тех крыс, что засели в пустошах и думают, что мы их не достанем. Полковник отвернулся, глядя вроде бы в стену, но на самом деле – куда-то далеко-далеко, в это прекрасное будущее. Потом снова повернулся ко мне и внезапно сказал: – Ты все еще можешь стать его частью. Можешь остаться рядом со своим братом. Я могу остаться с Коди, повторила я про себя. Не будет камеры, не будет темноты. Я буду рядом с Коди. Что он хочет за это?