– Полагаю, у меня сродство со стихией огня, – сказала вслух и, вытянув левую руку ладонью вверх, начала зажигать на пальцах свечное пламя. Когда трепещущих на легком сквозняке язычков пламени стало пять, Герда начала окрашивать их в разные цвета, закручивать по спирали и вытягивать в высоту. Так что через несколько минут на подушечках разведенных веером пальцев плясали пять цветных языков пламени высотой до полуметра каждый. Тонкие, словно, клинки стилетов, закрученные винтом, они были совершенно реальны. Настоящий обжигающий и согревающий огонь, от которого, как вскоре узнала Дарья, можно зажечь обыкновенную свечу. – Потрясающе! – выдохнула женщина, и это восклицание подвигло Герду на следующий подвиг. Она решилась на то, чего еще ни разу не делала, хотя и знала, что теоретически это возможно. Он убрала руку и, подвесив сгустки пламени в воздухе, заставила их кружиться в хороводе. Сейчас огонь стал подвластен ее воле, как никогда прежде, и главным в этом странном фокусе было то, что Герде не пришлось для этого строить специальные заклинания или оживлять произнесенные или подразумеваемые формулы. Все творилось само собой – «силой разума» и «страстью сердца», – по одному лишь ее желанию, с легкостью и естественностью дыхания или ходьбы. Герда хотела, огонь исполнял любой ее каприз. – Это… Это чудо! – выдохнула между тем Дарья. – Как это возможно? Как?.. – Я рада, что вам понравилось, – улыбнулась Герда, развеивая огненную карусель. – Если хотите, можем устроить вечером фейерверк. Я, правда, ни разу этого не делала, но теорию знаю. Можем попробовать. – Не надо, – покачала головой Дарья. – Не дай бог, кто увидит! Про такое чужим знать не надобно. У нас колдуны лишь бы кому не открываются, но, если хотите, познакомлю вас с другими, при них можно все. «Вот при колдунах я бы как раз поостереглась!» – подумала Герда, но вслух сказала нечто другое: – Хочу, – сразу же решила она, надеясь, что здесь, в Гардарике, все сложится не так скверно, как это случилось с ней в Коллегиуме. – Значит, договорились! – облегченно вздохнула сестра Ивана. – А фейерверк… Можем съездить в поля… Здесь недалеко находится наше с мужем имение… Можем попробовать запустить огни там. – Договорились, – кивнула Герда, почти дословно повторяя реплику Дарьи, и в этот момент вернулся банкир. Он принес четыре кошеля из темно-зеленого сафьяна и несколько листов пергамента, сложенных вчетверо. В кошелях находилось по пятьдесят золотых рублей в каждом, а пергаменты являлись «чеками»: четыре чека по четыреста пятьдесят рублей и три по тысяче… * * * Все-таки, когда есть деньги, чувствуешь себя куда лучше, чем, когда их нет. Казалось, даже на улице стало теплее, и солнце засияло ярче, заставляя искриться снежный наст. «Странный эффект! – отметила Герда, не упустившая из вида случившиеся в ней перемены. – Или все дело в том, что я слишком люблю деньги?» Странное предположение, если честно. Ведь она, сколько себя помнила, не была ни жадной, ни меркантильной. Эгоистичной? Возможно, и даже скорее всего. Но ни разу не корыстной. Практичная, но не скупая: скаредность – не ее. Гордая и амбициозная – несомненно. Но при этом не жадная и уж точно – не мелочная. Тогда откуда взялась эта беспричинная, как ей казалось, эйфория, это неуместное воодушевление, бессмысленный восторг? – А если это всего лишь приступ счастья? – спросила Другая Она, подхватывая Герду под руку. – Предвкушаешь удовольствия, разве нет? А удовольствия стоят денег… – Как у тебя все просто! – покачала головой Герда. – А зачем все усложнять? – возразила Другая Она. И в самом деле, вот пройдутся они с Дарьей по торговым рядам – чем не удовольствие? И они отправились на поиски радости, заглянув первым делом в гостиный двор. Такого чуда, если честно, Герда не встречала ни в одном другом городе ойкумены, а ведь она много где была. Однако, попав в первый раз в Нижнем Новгороде в так умно и необычно организованный торговый квартал, она вполне оценила как идею, так и исполнение. Впрочем, в Новгороде Великом гостиный двор на поверку оказался и больше, и богаче, чем виденный ею в Нижнем, и Герда с удовольствием прошлась по его крытым галереям вдоль всевозможных лавок и ремесленных мастерских. Чего здесь только не было! Казалось, нет такой вещи, такой услуги и такого мастерства, которых невозможно здесь найти. Герда, впрочем, нашла, такой уж она была человек. Как выяснилось, здесь не шили такое женское белье, как в Эриноре и Горанде, и это было неправильно, потому что Герда с юности привыкла носить короткие штанишки до середины бедер, с удобными завязочками на талии, и бюстье. Отказываться от хорошего не хотелось, поэтому пришлось вспомнить жизнь в доме барона Геммы и нарисовать понравившейся ей белошвейке правильный крой, объяснив по ходу дела, что, для чего и как должно в конечном счете выглядеть и сидеть на фигуре. Договорились, что мастерица сошьет к завтрашнему утру несколько образцов, и, если все будет сделано, как надо, знатные дамы закажут ей по нескольку комплектов такого белья из шелка и батиста, и, разумеется, с вологодскими кружевами. – Я пришлю возок, – сказала Дарья, когда все условия сделки были оговорены, и белошвейка получила серебряный гривенник задатка. – Приедешь, покажешь товар, на месте решим сколько и чего у тебя заказывать! Хорошо сработаешь, от заказчиков отбою не будет. – У меня, в Пскове, на подворье свои белошвейки, – повернулась она к Герде, – надо будет и их обучить. Хорошего белья много не бывает. От белошвейки отправились бродить по мастерским портных и модным домам, пока не нашли – не без подсказки Дарьи – того мастера, который пришелся Герде по вкусу. Вот у него она и заказала себе сразу три платья, каждое следующее роскошнее предыдущего. Первое, выдержанное в изумрудно-зеленых тонах, было «попроще», но в нем не стыдно было посетить оперу или прийти к кому-нибудь с частным визитом, второе – синее с золотым узорным шитьем – в принципе, подходило для приемов любого уровня точно так же, как и для бала. Ну а третье – из серебристой парчи и дымчатого шелка – должно было стать и вовсе сказочным, в особенности если надеть к нему бриллиантовую или сапфировую парюру или жемчужный комплект. Довольная заказом, Герда на радостях купила у мастера два готовых платья, красивых и удобных, которые оставалось только подогнать по фигуре. От кутюрье пошли к башмачникам, от них к скорнякам – Герда захотела соболиную шубу, потом – к перчаточникам и шляпникам, и так до тех пор, пока ее не одели с ног до головы. А между тем и этим – день-то длинный – отобедали в отличном трактире, а несколько позже посидели в настоящей новгородской чайной, где пили черный чай с незнакомыми Герде сушеными ягодами: клюквой, брусникой и морошкой. И уже ближе к вечеру, из одного лишь любопытства забрели в цинской слободе к оружейникам. Чего тут только не было. У Герды от обилия неведомых образцов оружия даже глаза разбежались, и она, словно ребенок в лавке игрушек, бросилась осматривать, пробовать, примерять. Все эти вещи были прекрасны и удивительны, необычны и наверняка предусматривали совсем другую технику боя, чем та, которой была обучена Герда. И все-таки, все-таки… Она брала в руки то и это, гладила пальцами вороненую сталь и совсем уже собралась уходить, когда на глаза ей попалась кольчужная рубашка, явно сработанная под юношу, а не под взрослого мужчину. На глаз, она должна была быть Герде почти по размеру. Частое плетение – шесть в один, малый диаметр колец, серебристого оттенка закаленная сталь и необычный воротник-стойка, укрепленный кожаными ремнями. «Я хочу эту кольчугу! – простонала Герда мысленно, взвешивая в руках эту цинскую броню. – А легкая какая! Одиннадцать фунтов[25], ну, может быть, двенадцать… Хочу!» – А под меня подогнать сможете? – спросила она цинца-оружейника. – Госпоза мозет сняти суба? – поклонился ей в пояс мужчина. – Да хоть догола! – рассмеялась Герда, сбрасывая шубу и шапку и начиная напяливать на себя кольчугу. – В плесях холосо, – оценил мастер. – В груди надо добавить… Госпоза позволит вопрос? – Спрашивай! – кивнула Герда, заметив, какими огромными глазами смотрит на нее сестра князя Ивана. – Для сего вам кольсюга, госпоза? – Для боя, разумеется, – повела она плечами. – Тогда мозно добавить нагрудник, – предложил оружейник. – Короткий пансирь по форме груди… – Хорошая идея! – восхитилась Герда. – Светлый, полированный с черной насечкой. – Как приказет госпоза, – снова склонился в поклоне цинец. – Бумага есть? – спросила тогда Герда. – Перо, чернила? – Кисть и тушь, – предложил мастер. Кистью Герда писать умела, научилась в Коллегиуме, где так рисовали гексаграммы и пентаграммы. – Давай! Взяв лист рисовой бумаги, она обмакнула кисть в туш и буквально в несколько касаний нарисовала геральдического василиска, изображаемого обычно на гербе Эринора. – Такого зверя сможешь вытравить? – По васему слову, госпоза! – Отлично! – улыбнулась Герда. – Спроси его про меч, – подсказала Другая Она, появляясь рядом с Гердой. – А нет ли у вас, мастер, – спросила она вслух, – не слишком длинного и тяжелого меча? Что-нибудь под мою руку? – Есть! – расплылся в улыбке цинец и через минуту передал Герде необычный меч. Он был не слишком длинным – на глаз где-то два фута[26] – с длинной ровной рукоятью без гарды и навершия. Довольно узкий, чуть изогнутый, с односторонней заточкой и острым концом. Таким мечом можно было рубить и колоть, как и привычным Герде абордажным. Но этот явно был легче, не больше двух фунтов[27] веса. – Он чудо! – сказала Герда, любуясь попеременно мечом и лаковыми ножнами к нему. – Что это такое? – Это ниппонский мес, – объяснил цинец. – Называют «катана». – Беру! Так Герда разом стала обладательницей отличной кольчуги и великолепного меча. Не то чтобы она собиралась воевать, но, как говорят в Гардарике, запас карман не тянет, а жизнь, как она уже неоднократно имела возможность убедиться, не прогулка по цветущему лугу. * * * Это были хорошие дни. Веселые, вкусные и звонкие, наполненные дружеским теплом, согревавшим посередине суровой северной зимы. Однако где-то в глубине души жили опасения, от которых не так-то просто отделаться. «Вот будет фокус, – думала моментами Герда, – если и этот сон развеется, как дым, как утренний туман…» Жизнь приучила ее, что к хорошему привыкать нельзя. Каждый раз, как только ей начинало казаться, что все уже наконец устроилось, наступал момент истины, и на поверку все ее планы оказывались всего лишь глупой розовой грезой. Возможно, поэтому дни, прошедшие с момента ее приезда в Новгород – такие замечательные и такие невозможные после всего, что выпало на ее долю, – не успокаивали Герду, а, напротив, заставляли ее нервничать. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. «В чем подвох?» Но, сколько она ни вглядывалась, не могла обнаружить никакого реприманда[28]. Не видела причин для беспокойства и Другая Она. Дарья Полоцкая – жена псковского посадника Кротова – похоже, и в самом деле, была хорошей, доброй и веселой женщиной, которой было интересно проводить время с Гердой, тем более что она любила брата и хотела ему только добра. Гердой же она занималась и потому, и поэтому, в охотку и без напряжения. Провезла по городу, показывая дворцы и храмы, познакомила с несколькими новгородскими аристократками, представляя им Герду как виконтессу ди Чента из далекого Горанда, приехавшую к ним с Иваном в гости. Кормила незнакомыми Герде новгородскими яствами, типа тушеной медвежатины, кулебяки с осетриной или блинов с икрой, поила сорокалетним ставленым медом, оказавшимся ничем не хуже вина, а возможно, что и лучше, старкой, настоянной на грушевом цвете, и смородиновым квасом. Отвела в настоящую русскую баню, построенную в парке, на задах Полоцкого подворья. Баня была большая – целый дом, где кроме парной и бассейна с ледяной водой, имелось несколько комнат для отдыха и переодевания, не говоря уже о кухне, буфетной и столовой комнате. – Можем пойти в парную в рубашках, – предложила Дарья, раскрасневшаяся от рябиновой настойки. – Но если вас, Герда, не смущает нагота… – Меня не смущает нагота, – улыбнулась Герда, она в отличие от сестры Ивана позволила себе выпить – в познавательных целях – шкалик[29] водки и теперь активно закусывала жидкий огонь экзотическими разносолами: хрустела квашеной капустой с клюквой и кислыми яблоками, солеными огурцами и маринованным луком. – Может быть, перейдем на «ты», – предложила она, прожевав кусочек муромского калача. – Тогда можно и без рубах… Дарья, заедавшая сладкую настойку бубликом и малиновым вареньем, встрепенулась: – Ну, конечно, Герда, давай на «ты»!