– Что-то случилось? – встревожился он. – Почему сразу случилось, – недовольно вырвалось у неё, но она тотчас справилась с раздражением и пояснила: – Просто мне нужно съездить к родителям на дачу. – Надеюсь, что у Татьяны Васильевны и Матвея Семёновича всё хорошо? – спросил Данилов. – Да, всё у них превосходно, – делано засмеялась Вера, – просто зашиваются со сбором остатков урожая. – Может, нужна шефская помощь? – пошутил Данилов, и Вера расслышала в голосе начальника плохо скрытую надежду. – Да нет, мы сами справимся, – поспешила она заверить его. – Ну да, конечно, – уныло отозвался он. – Так вы отпустите меня, Андрей Иванович? – Если надо, то поезжай. – Спасибо! – воскликнула Вера. – Не за что, – ответил Данилов и подумал о том, что Вера чрезвычайно сильно обрадовалась предстоящему отгулу. Он знал, что ездить на дачу Вера не любила, а тем более трудиться на ней в поте лица. Что-то тут не так, подумал он, но не следить же за ней. Это был бы глупый и неприличный поступок с его стороны. «А обманывать меня с её стороны прилично?» – рассерженно спросил внутренний голос. Но Данилов возразил ему: «Кто я такой, чтобы она посвящала меня в свои планы?» «Жених, которого водили за нос, а потом и оставили с носом», – грустно усмехнулся он. И тут же принялся оправдывать Веру: «Но ведь она мне ничего и не обещала. Сказала, что подумает, и думает до сих пор. Скорее всего, уже нет». «И что же мне теперь делать?» – спросил он сам себя. И сам себе ответил: «Ничего, жить дальше. Моя работа осталась со мной. Уж она-то никогда мне не изменит». Глава 9 До дома Вера долетела как на крыльях и явно не на трепещущих воробьиных. «Я ласточка! – весело промелькнуло в её голове. – Стремительная ласточка!» Она бросила любовный взгляд на картину и почувствовала себя бесконечно счастливой. В таком безусловном, не ограниченном никакими рамками чувстве, может быть, она купалась только в детстве, когда ей нечего было бояться в её безопасном мире, созданном усилиями родителей. Но уже в подростковом возрасте границы начали размываться то обстоятельствами, то людьми. А дальше пошло-поехало, и оказалось, что окружающий мир непрочен и шаток. И тут вдруг её снова накрыла волна того давно утраченного воистину эдемского счастья. Только бы змей-искуситель не заполз в её райский сад. Неожиданно Вере пришла в голову мысль: а разве в браке с Андреем она не чувствовала бы себя полностью защищённой от всех невзгод? Скорее всего, чувствовала бы. Но не стоит притворяться перед самой собой. С Андреем ей было скучно, и она была в душе уверена, что их отношения вскоре превратятся в рутину и набьют оскомину от скуки. Эдуард же совсем не такой! И она засмеялась, не в силах справиться с переполнявшими её эмоциями. Вера старательно выбирала вечерний наряд. Если в первый раз ей хотелось сразить Эдуарда, даже шокировать его, поэтому-то она и выбрала для первого свидания красное платье. Теперь ей хотелось приятно удивить его. Она знала, что к её зеленоватым глазам и каштановым волосам с лёгким оттенком позолоты идут все цвета зелёного – от глубокого, почти чёрного, до изумрудного. Более светлые оттенки она в расчёт не брала. Напоминать пучок свежего салата ей не хотелось. Хотя и мать, и Клавдия уверяли её, что светло-салатный цвет необычайно молодит её, помогая сбросить лет восемь. Вера не очень-то верила заверениям матери и подруги. Ей было ясно, что они смотрят на неё глазами любящих людей и поэтому часто принимают желаемое за действительное. На второе свидание с Эдуардом она выбрала платье изумрудного цвета с тончайшим люрексом. Сама себе в этом платье она очень нравилась. Тем более что к этому платью у неё имелась тонкая цепочка с изумрудом и небольшие серьги с изумрудами. Украшения ей достались от прабабушки. Вернее, достались они маме, но мать всю эту красоту отдала дочери, едва Вере исполнилось восемнадцать. На место свидания Вера, как и прошлый раз, пошла пешком. Эдуарда она увидела издали, и сердце её сладко замерло. Он ждал её! В руках у него был букет. Она ожидала, что он купит ей красные или белые розы. Но в его руках были совсем не розы… «Хорошо, что не хризантемы», – подумала она. Хотя её подруга Клава хризантемы просто обожала! Когда подруга приезжала на дачу к Вериным родителям, Татьяна Васильевна дарила ей целые охапки этих цветов. Удивительно, но подруга не только эстетически наслаждалась этими цветами, она даже украшала ими салаты, сушила лепестки на зиму и добавляла в чай. А над Вериной нелюбовью к этим цветам она подшучивала: – Сразу видно, что ты не японка. – Надо думать, – отшучивалась Вера. – И зря! О них красиво писала Сей Сёнагон в своих «Записках у изголовья». Вера кивала и улыбалась. – Японцы – очень мудрые люди, – входила в раж Клавдия, – они не станут любить абы что, и на их эстетический вкус не грех опереться любому европейцу, к месту и не к месту задирающему свой нос. Тоже мне нашлись всезнайки! Вера не поленилась, сделала крюк, тихонько подкралась к Эдуарду сзади и закрыла глаза своими прохладными ладонями. – Вера! – радостно вырвалось у него. Он осторожно разжал её руки, повернулся и посмотрел на неё обволакивающим тёплым взглядом. – Ты пришла, – тихо выдохнул он. Она кивнула. – А я ждал тебя с другой стороны, – улыбнулся он, – ведь ты должна была прийти оттуда, – он махнул в сторону её дома. Вера довольно рассмеялась. – Хитрюга! – он погрозил ей пальцем. – Ты специально обманула меня! – Я тебя не обманула, – капризно поджала она губы. – Знаю, знаю, это называется, обвела вокруг пальца. Ой! – спохватился он, – Это тебе, – и наконец-то протянул ей цветы. – Спасибо! – Ты любишь ирисы? – Очень. «Ирис дымный, ирис нежный…» – процитировала она строки Александра Блока. – Моя мама называет их касатиками. – Почему? – Не знаю, – Вера пожала плечами. – Значит, я угодил тебе с цветами? – Вполне, – рассмеялась она. – Сначала я хотел купить тебе розы, – попытался объяснить он, – но потом подумал, что розы – это слишком банально. А ты необыкновенная девушка! Значит, и дарить тебе нужно не такие букеты, как всем остальным. – А всех остальных у тебя было много? – не удержалась она. – Не очень, – хрипло засмеялся он и отвёл глаза. Но Вера не заметила смятения в его взгляде. Она ведь и не ожидала иного ответа. Эдуарду не семнадцать лет, так что женщины, естественно, были в его жизни. А их количество не играло роли для Веры. Эдуард же, чтобы прогнать набежавшие из прошлого лёгкие тени, проговорил: – А ты знаешь, что древние римляне называли Флоренцию цветущей из-за того, что в её окрестностях росло много ирисов? – Нет, я об этом не знала, – призналась Вера и уткнулась носом в букет. – Какой чудесный аромат! Утончённый и волнующий! – Совсем как ты! – тихо обронил Эдуард, заглядывая в её затуманившиеся глаза. – Может быть, может быть, – отозвалась она загадочно. Эдуард подал ей руку, и Вера опёрлась на неё. Они быстро дошли до стоянки, и художник усадил свою Музу в салон. Автомобиль тронулся с места. Сначала Вера, полностью поглощённая своими новыми ощущениями, ничего не замечала вокруг, но потом вдруг увидела, что автомобиль движется не в том направлении, что им нужно. – Эд, ты ничего не напутал? – осторожно спросила она. – В смысле? – приподнял он левую бровь. – «Надежда» совсем в другой стороне. – Ах это, – небрежно отозвался художник, – кто тебе сказал, что мы поедем в «Надежду»? – Как кто? Ты и сказал! – Да? – он сделал вид, что не помнит, потом улыбнулся: – Действительно, я говорил это, но потом передумал. – Почему? – Вера неожиданно почувствовала, что огорчилась. – Просто я подумал, что «Надежда» – слишком уж скромное заведение для такой женщины, как ты.