Зато утром седьмого января их в гости звала соседка тётя Дуся. Обычно мать отпускала его к соседке одного, и Андрей с удовольствием наворачивал сочащегося вкусным соком гуся и ел рождественский пирог. А тётя Дуся рассказывала ему всевозможные рождественские истории. Старушка очень любила поговорить про старину. И Андрей был благодарным слушателем. Теперь же тёти Дуси давно не было и матери тоже. Он мог бы пойти в какую-нибудь компанию. Его приглашали сразу в три места. Но ему не захотелось проводить эту ночь среди чужих, в общем-то, людей. Правда, его друг Яков передал ему, что Клавдия зовёт его поехать вместе с ними к её родителям. И сами родители, со слов Якова, будут рады гостю. Но Андрей счёл неуместным своё присутствие за чужим семейным столом. Тем более что и сам Яков только недавно познакомился с родителями будущей жены. Да-да! Ему первому Яков сообщил, что сделал Клаве предложение руки и сердца и она его приняла. Голос друга буквально звенел от счастья и переполнявшей его гордости. – Представляешь, – говорил он Андрею, – такая девушка, как Клава, и согласилась выйти за меня замуж. Андрей хорошо это представлял и был глубоко уверен, что Клаве повезло. Такой клад, как его друг Яков, не так-то легко найти в современном мире, переполненном огнями реклам и гаджетов и в то же время оставляющем блуждать сердца людей в сумраке одиночества. Он-то хорошо это знал. Как говорится, прочувствовал на своей шкуре. Знакомых – тьма, а душу открыть некому. Только если Яше. Но Якову сейчас не до него. Поэтому лучше остаться дома, стоять в комнате с потушенным светом и смотреть на медленно падающий снег. И вдруг перед глазами Андрея что-то ярко вспыхнуло. Сначала он подумал, что это фейерверк. Но нет! Это была звезда! Самая настоящая звезда! «Откуда она взялась», – подумал Андрей. Ведь, по идее, на небе, с которого сыплет снег, не должно быть видно никаких звёзд. Но она была! И поднималась всё выше и выше! И это на низко нависшем над землёй небе. «Чудеса какие-то, – подумал Андрей. – И, главное, я ничего не пил, кроме кофе». Он грустно усмехнулся. И вдруг отчётливо осознал, что это звезда-посланница! Звезда-гонец! Она послана к нему с вестью, может быть, самой судьбой. И он наперекор всему поверил, что эта весть будет доброй. Эдуард полулежал в кресле с кистью в руках. Он только что закончил портрет юной жены одного важного человека. Портрет получился отличный, и он с удовольствием любовался им сквозь полуопущенные ресницы. Эдуард подумывал о том, чтобы снять для мастерской помещение попросторнее и в более престижном районе. Сейчас он вполне мог себе это позволить. «Надо бы посоветоваться с Верой, – лениво подумал он. – Как же мне повезло с ней!» Она оказалась для него золотым ключиком, открывшим перед ним дверь, за которой новые горизонты, новые возможности. Нужно только работать! И он станет не менее знаменитым, чем Никас Сафронов. Помнится, Маяковский говорил, что ему мешает Блок, Блок. в свою очередь, намекал, что ему мешает Пушкин. Правда это или байка, Эдуарда не интересовало. Но ему почему-то мешал именно Сафронов. Может быть, потому что его лицо часто появлялось на экране телевизора и о нём и о его выставках писали почти все СМИ. Вот и сейчас художник был в их городе, ему устроили шикарную выставку и все местные газеты и журналы только и пишут об этом. – Тоже мне звезда, – процедил сквозь зубы Прилунин. Признаваться в том, что он банально завидует знаменитому успешному художнику, Эдуарду не хотелось. Мысленно он снова вернулся к Вере и подумал о том, что стоит написать её портрет в полный рост в каком-нибудь историческом антураже. В каком именно, он пока не решил. В голову ему пришла мысль, что Вера для него то же самое, что Жозефина де Богарне для Наполеона Бонапарта. Путеводная звезда, ведущая к успеху и приносящая удачу. Недаром многие историки считают, что, если бы Бонапарт не развёлся с Жозефиной, Фортуна не отвернулась бы от него. Конечно, глупо предполагать, что Бонапарт сумел бы завоевать Россию, но вполне возможно, Жозефина отговорила бы его от военной авантюры и он, оставшись дома, не потерял бы корону императора. Воздух Парижа, несомненно, нравился Наполеону больше, чем пребывание на острове Эльба в Тосканском архипелаге и тем более на острове Святой Елены в Атлантическом океане. «Представляю, какая там была тоска», – мысленно хмыкнул Прилунин. Думая с иронией о судьбе незадачливого маленького императора, Эдуард вспомнил, что Вера просила его купить куриные грудки. Можно заодно и окорочка прикупить, подумал он. Эдуард любил запечённое куриное мясо, опять же в отличие от Наполеона. Беднягу Бонапарта пичкали блюдами из курицы в детстве на Корсике, потом, будучи капралом и даже офицером, он квартировал в деревнях, где опять же на ужин должен был, как и все остальные его сослуживцы, есть курицу. В результате бедные птицы настолько ему осточертели, что, став первым консулом, а затем и императором, Бонапарт под страхом смертной казни запретил своим личным поварам готовить для него курицу. Однако нашёлся смельчак, который презрел угрозы императора и подал-таки к его столу блюдо из куриного мяса. Это был некий повар Лягюпьер, который считал себя королём кулинарного искусства и в приготовлении пищи не терпел ничьих указаний, будь то хоть сам император. Новому повару удалось уговорить Наполеона попробовать блюдо, приготовленное им. После того как первый кусочек оказался во рту императора, Бонапарт кардинально поменял своё мнение, и Лягюпьер получил разрешение включать куриное мясо в меню Наполеона. Эдуарду в детстве тоже часто приходилось есть куриное мясо. Они с дедом не шиковали, и дед готовил еду из самого дешёвого мяса, то есть из курицы. Но, несмотря на это, блюда из курицы ему не приелись до сих пор. Даже сейчас, вспоминая, какие супчики, рулетики, котлетки и запеканки готовил дед из совсем нежирных магазинных кур, Эдуард чувствовал, как рот его наполняется слюной. – Эх, дедушка, дедушка, – пробормотал он вслух, – как бы ты порадовался за меня, если бы был жив. Но, может быть, тебе и там известно о моих успехах. Вот чей портрет я должен был написать в первую очередь. Дед стоял перед ним как живой. И хотя Прилунин не был по сути своей сентиментальным человеком, он не смог сдержать слёз, подступивших к глазам. Глава 15 Вернувшись домой, Эдуард застал Веру в слезах. – Верунчик, ты чего? – не на шутку перепугался он. Вера отмахнулась от его расспросов, молча шмыгнула носом и ничего не ответила. – Нет, так не пойдёт! – решительно заявил Прилунин. Он вытащил её из кресла и повёл в ванную. – Куда ты меня тащишь? – всхлипнула она. – Умываться! Мне не нравится твоё красное опухшее лицо! – Может быть, я тебе и вовсе разонравилась? – спросила она, продолжая всхлипывать. – Пока нет, – решил он пошутить, – но если ты и дальше реветь будешь, то не исключено. Она вырвалась из его рук и сердито сверкнула глазами: – Пусти! Дорогу в ванную я и без тебя знаю! – Кто бы сомневался, – пожал он плечами и выпустил её из своих рук. Когда она вернулась, Эдуард уже вовсю хлопотал на кухне, подвязав клетчатый фартук Веры. – Что ты делаешь? – спросила она. – Разве не видишь, – отозвался он, не оборачиваясь, – собираюсь запекать куриные окорочка. Я, конечно, не Лягюпьер, но с приготовлением курицы справляюсь отлично, как ты сама уже не раз могла убедиться на собственном опыте. Она кивнула и спросила: – Кто такой Лягюпьер? – Личный повар Наполеона Бонапарта. – Он что, кормил его только курицей? – угрюмо спросила Вера. – Нет, конечно, – рассмеялся Эдуард, – просто Лягюпьер умел так приготовить блюда из куриного мяса, что никто не мог догадаться, из чего они на самом деле сделаны. – Мастер, – вздохнула Вера. – И не говори. Но зато я у тебя мастер на все руки. – Засунув противень с окорочками в духовку, Эдуард вымыл руки, тщательно вытер их кухонным махровым полотенцем и заключил Веру в объятия. – А ты моя Жозефина, – он поцеловал её в губы. – Почему Жозефина? – спросила она, слегка успокоившись. – Потому что она была талисманом Наполеона и приносила ему удачу. – Но удача от него, насколько я помню из школьного курса истории, отвернулась, – хмыкнула Вера. – Это потому что Бонапарт развёлся с Жозефиной. – Да? – протянула она насмешливо. – А я-то думала потому, что Кутузов пообломал ему рога. – У него не было рогов, – обиделся за Наполеона Эдуард. – Неужели? – недоверчиво спросила Вера. – А я читала, что Жозефина ему их наставляла время от времени, особенно поначалу. – Это ты тоже вычитала в учебнике истории? – усмехнулся художник. – Нет, это где-то в другом месте, – призналась она. После ужина он спросил её: – А теперь ты мне всё-таки, может быть, назовёшь причину своего рёва? – Не рёва, а плача, – сердито поправила она. – Извини, конечно, плача, – он ласково приобнял её. – Меня посылают, – вздохнула она. – Что значит посылают? – удивлённо сдвинул он брови на переносице. – А то и значит! – Вера взмахнула руками. – Что меня посылают в Тольятти! – Хороший город, – проговорил ничего ещё не понимающий художник. – Но зачем туда посылают тебя? – Что же тут непонятного?! – повысила голос Вера. – В командировку! – Так неожиданно? – Это для меня неожиданно. А вообще-то командировка была запланирована ещё с осени, но ехать туда должна была Елизарова.