– И чего же не поехала? – У Ирины Матвеевны заболела мать, она взяла за свой счёт несколько дней и теперь ухаживает за ней. – А что, других родственников у них нет? – Представь себе, нет! – Что ж, могли бы послать кого-то другого. Ведь ты главный бухгалтер, а в командировку мог отправиться кто-то пониже рангом. – Мог! Но Марину Аркадьевну Данилов посылать не хочет! – Это ещё почему? – Потому что у Уфимцевой скачет давление. – Понятно. Но ведь есть же в отделе и ещё кто-то?! – Есть, – кивнула Вера, – Алёна Игнатова. Помнишь её? Эдуард кивнул. – Чего же ваш шеф не пошлёт её? Надеюсь, она не в декрете? – фыркнул художник. – Нет, Алёна не беременна и даже, насколько мне известно, ни с кем не состоит в отношениях, так что трудится на своём рабочем месте. – Так вот, скажи своему Данилову, чтобы он послал в чудесный город Тольятти эту самую распрекрасную Алёну. – Андрей Иванович сомневается, что Алёна справится, – вздохнула Вера. – Она ещё не очень опытная, а там нужно будет решать серьёзные дела. – Зачем же ваш шеф держит неопытных сотрудников? – Чтобы они набирались опыта и трудились на благо фирмы. – Экий он у вас дальновидный! – неодобрительно хмыкнул художник. – Андрей Иванович у нас такой, – грустно вздохнула Вера, – так что как ни крути, а ехать придётся мне. – Может, ну его, этого Данилова? – спросил Прилунин. – Как это ну его? – не поняла Вера. – Уволься от него и найди себе новую работу. – Думаешь, это так легко? – перепугалась Вера. – Нет уж, – решила она, – лучше уж я съезжу в командировку. А ты как-нибудь две недели перекантуешься без меня. – Тебя не будет целых две недели?! – голос Эдуарда прозвучал удивлённо и негодующе одновременно. – Извини, – виновато обронила Вера. – Я тут без тебя окочурюсь от тоски! – Не окочуришься, – она осторожно погладила его по щеке, – просто будешь больше времени отдавать работе. – Я и так тружусь, как раб на галерах, – проговорил он с пафосом. – Ты, – рассмеялась Вера, – как раб на галерах, разреши мне в этом усомниться. – Не разрешаю! – заявил он. Сграбастал её в охапку и понёс в спальню. Вера и не думала сопротивляться. Уронив её на постель, он коснулся губами уголка её губ. Она сладко вздохнула и откинула голову назад. Томление заволокло её разум… Он старался быть нежным, очень нежным, но всякий раз, заключая Веру в объятия, Эдуард терял голову и с трудом удерживал нетерпение рвущейся наружу страсти. Спустя час он лежал рядом с ней абсолютно обессиленный и бесконечно счастливый. Как же он любил эту женщину! И как был благодарен судьбе за то, что они вместе. – Есть только ты и я, – прошептал он, – только я и ты! И больше никого! Как в саду Эдема. – А змей? – тихо спросила она, обвила его шею руками, жарко прижалась к нему. – Яблочко мы уже съели, правда, любимый? – И не одно, – согласился он. Она прижалась к его телу, наслаждаясь его теплом. Так они и заснули в этот вечер, поленившись выбраться из постели. На следующий день приободрённая сладкой ночью, проведённой в объятиях Эдуарда, Вера отправилась в свою вынужденную командировку. В Тольятти её отвёз сам шеф, мучимый угрызениями совести. По дороге он говорил ей: – Вера, если бы это было возможно, я сам бы отправился в эту командировку, но ведь если я уеду, фирма останется фактически обезглавленной, а вы сами понимаете, что допустить этого мы никак не можем. – Какие ужасы вы рассказываете, – пыталась отшутиться Вера, – конечно, я прекрасно понимаю, что вы не можете оставить фирму на целых две недели и тем более в такое время. – Я очень рассчитывал на Ирину Матвеевну, но кто же знал, что так не вовремя заболеет её мама. – Болезнь никогда не бывает вовремя, – назидательно заметила Вера. – Это так, – вздохнул Данилов, – но, если бы это случилось после того как Елизарова вернулась, вам бы не пришлось ехать вместо неё. – Ничего не попишешь, – отозвалась с философским видом Вера и принялась смотреть в окно. Шеф понял, что главный бухгалтер его фирмы не настроена на продолжение разговора, но, не сдержавшись, всё-таки сказал: – Об Уфимцевой я промолчу, а Игнатову послать в эту ответственную поездку я никак не могу. – Да не расстраивайтесь вы так, Андрей Иванович, – спокойно сказала Вера, продолжая смотреть в окно, – я всё понимаю и зла на вас не держу. – Вот и слава богу! – вырвалось у него. – А то я боялся, что вы можете подумать, будто я вас в командировку из вредности посылаю. – Так ведь вы, Андрей Иванович, и вредничать-то не умеете, – вырвалось у неё. – Это точно, – согласился он, как ей на минуту показалось, с тайным сожалением. «Вот даёт наш шеф», – улыбнулась про себя Вера и почувствовала, что готова немедленно приняться за работу и выполнить её на отлично. А ещё она думала о том, что день уже заметно прибавился и совсем скоро весна, а значит, и их с Эдуардом свадьба. Эдуард, проводив Веру, решил сразу же отправиться в мастерскую и приняться за работу. Подумав о том, что если Веры нет дома, то можно и заночевать в мастерской. Он сделал себе бутерброды с сыром и ветчиной, заварил покрепче кофе, перелил его в термос и решил, что сможет теперь работать, не отвлекаясь на бытовые вопросы. Поначалу всё так и было. Он с энтузиазмом взялся за работу и работал, не отрываясь до позднего вечера. Утром доел оставшиеся бутерброды, заварил кипятком из электрического чайника чай в пакетиках и продолжил трудиться. Но ближе к вечеру следующего дня он заскучал, работать расхотелось. Положив кисть, он стал думать, как там Вера. Потянулся к трубке, но сообразил, что звонить уже поздно. Она, бедняга, натрудившись за день, наверное, уже видит десятый сон. Эдуард думал о том, что у них с Верой сложилась странная практика: разлучаясь, они редко и неохотно созванивались. Как это объяснить, он не знал. Может, им обоим не хотелось тревожить свою душу звонками, зная, что дотянуться до любимого человека они не могут, а голос, доносящийся из трубки, ничуть не утолял их взаимную жажду общения. Так или иначе, но он ей не позвонил ни вчера, ни сегодня, ни она ему. Но завтра он ей обязательно позвонит, пообещал сам себе Прилунин. Пока же он решил сходить поужинать в ближайшее кафе. На улице было безлюдно и почти тихо, лишь изредка проезжали машины. Его мастерская и так находилась в довольно уединённом месте, а тут вообще создавалось такое впечатление, что жизнь в городе замерла. Художнику захотелось поскорее оказаться в тёплом помещении, где, кроме него, находились бы хоть какие-то люди. Он завернул за угол и открыл дверь первого же оказавшегося на его пути заведения общепита. Кафе было крохотным, и он уже бывал в нём несколько раз. Эдуарду польстило, что его узнал заспешивший к нему официант. – Что-то вы сегодня припозднились, – проговорил парень, любезно улыбаясь и протягивая художнику меню. – Заработался, – ответил Прилунин снисходительно, отодвинул меню и заказал по памяти суп харчо, телячьи отбивные, овощной салат и яблочный пирог к чаю. От спиртного он отказался, решив, что, если ему захочется выпить, он сделает это у себя в мастерской, где в баре у него хранились разнообразные напитки. Сам же он, как и его дед, предпочитал коньяк. Но пил редко. С Верой при случае они пили шампанское. Народу в кафе почти не было. Только за соседним столиком сидела мужская компания из четырёх человек, да за столиком в самом дальнем углу, спрятавшись от чужих глаз, расположилась молодая парочка. Судя по взглядам, которыми девушка и парень обменивались друг с другом, Эдуард догадался, что они ещё не прошли конфетно-букетный период. У них с Верой он пролетел как-то незаметно. «Хотя, – подумал Прилунин, – у молодого поколения, по слухам, его сейчас вообще не бывает». После кафе Эдуард зашёл в круглосуточный магазин и купил продукты. Вернувшись в мастерскую, он решил сразу же лечь спать. Но сон не шёл к нему, и он, сам не осознавая, что делает, набрал Верин номер. Телефон не был выключен, но Вера не отзывалась. Скорее всего, она убавила звук, и аппарат только вибрировал на столике возле её постели, а сама девушка спала. Так оно и было на самом деле. Вера настолько устала за день, что, вернувшись в гостиницу, только приняла душ и выпила чашку чая с двумя солёными крекерами. Больше ей ничего не хотелось, в мозгу билось только одно слово – спать. «Почему она не отзывается, – думал между тем Прилунин, – могла хотя бы вечером позвонить. Или она ждала, что позвоню я? Нет, ответ неверный! – усмехнулся он. – Если бы ждала, то сразу же схватила бы трубку. Значит, не ждала. С глаз долой из сердца вон!» Внутренний голос проскрипел предупреждающе: «Кончай накручивать себя!» «Много ты понимаешь», – огрызнулся художник. «Добром это не кончится», – продолжил внутренний голос. «Помолчи уже! Без тебя тошно!» – прозвучало в ответ. Внутренний голос обиделся и умолк. А Эдуард вскочил с дивана, достал бутылку коньяка и рюмку, налил, выпил. Не полегчало. Выпил ещё одну. Заснул он только под самое утро. Если бы Эдуард жил в деревне, то услышал бы петушиный крик, ибо как раз в это время пробудившиеся ото сна петухи прогоняют тьму и все недобрые силы вместе с ней.