Музыкальный ритм стал быстрее, резвее запрыгали огни. На танцполе всё прибавлялось число танцующих. «Всё-таки здесь хорошо, – подумал Эдуард, – и чего я сюда Веру ни разу не привёл…» Неожиданно перед его столиком возник тонкий девичий силуэт, и, как ему показалось, подзабытый, но знакомый голос спросил: – Скучаешь? – Нина? – вырвалось у него. – Нет, я не Нина, – засмеялась девушка, и тут по её лицу скользнуло пятно света. Это на самом деле была не Нина. – Можно присесть? – спросила она и села, не дожидаясь его разрешения. – Так как же тебя зовут, прекрасная незнакомка? – насмешливо спросил он. – Рая. – Из рая? – хмыкнул он. – Как знать, – отозвалась она, стараясь придать голосу нотки загадочности. – А я Вася, – сказал он. – Нет, ты не Вася, – покачала она головой. – А кто же? – Эдуард Прилунин, художник. – Вот как? – удивился он. – Я даже картины твои видела в галерее «Космос». – Возможно, – осторожно ответил он и, разглядывая девушку, проговорил: – Только своего автопортрета я в галерее не выставлял, как же ты узнала, что я Прилунин? – Бармен сказал, – хохотнула она. – Вот болтун, – беззлобно выругался художник. – А ты всегда такой осторожный? – Представь себе. – Боишься нарваться на ночную бабочку, – криво улыбнулась она. – Ничего я не боюсь, просто не привык к общему столу. – Понятно. Я учусь в инязе. Здесь не подрабатываю, а отдыхаю. Не веришь, можешь расспросить обо мне. Меня здесь многие знают. – Я могу удовольствоваться студенческим билетом, – протянул он, не скрывая иронии. – Да пожалуйста, – она полезла в свою сумочку, достала студенческий билет и сунула ему под нос. А потом спросила: – Успокоился? Он кивнул. Рая схватила пробегавшего мимо официанта за рукав: – Принеси, пожалуйста, коктейль с лаймом. – Сию минуту, – пообещал тот и обещание своё вскоре исполнил. Эдуард сделал попытку расплатиться за неё, но девушка остановила его: – Не надо, я – девушка самостоятельная и сама плачу за себя. – Ты присела ко мне, чтобы поговорить о живописи? – слегка обидевшись, спросил он. – Нет, вообще-то я хотела с тобой потанцевать. – А потом передумала? – Нет, – покачала она головой. – Так за чем же дело стало? – Жду, когда пригласишь, – её взгляд стал призывным. – Извини недотёпу, – Эдуард встал из-за стола и шутливо поклонился: – Прошу вас, мадемуазель! Прилунин и глазом моргнуть не успел, как она схватила его за руку и потащила на танцпол. Свою сумочку она прихватила с собой, замотав ремень на запястье, но ремешок постоянно раскручивался, и сумочка шлёпала художника пониже спины. – Извини, – сказала Раиса и перевесила ремешок на плечо. – Ничего, – улыбнулся он, – у меня там как раз чесалось. – Ты был когда-нибудь на Монмартре? – Да, один раз, – признался он. – А я целых три раза. Два года назад я прожила в Ницце две недели. «Заливает», – решил он, но не стал уличать девушку в обмане, просто кивнул неопределённо. – Не веришь? – спросила она. Он пожал плечами. – Ну и зря. Правда, теперь Франция, в том числе и Париж, – не лучшее место для романтических свиданий. – Почему? Теперь настала её очередь пожимать плечами. – А ты, значит, учишь французский, – догадался он. Она кивнула без особого воодушевления. – Разочаровалась в избранной профессии? – улыбнулся он. – Не то чтобы, – неопределённо отозвалась девушка. – Приятный язык. Помнится мне, Татьяна Ларина писала письма Онегину на французском. – Но я тебе не буду, – сказала она. – Надо же, – рассмеялся он, – а я уже губу раскатал. – Так закатай ее обратно, – посоветовала девушка. – Ты всегда такая дерзкая? – Я не дерзкая, я решительная. Лучше скажи, что ты сейчас пишешь. «Портрет любимой женщины», – уже готово было слететь с языка Эдуарда, но он сказал почему-то: – Портрет своего старого учителя. – Здорово, – сказала она и спросила: – Пригласишь меня в свою мастерскую? – Как-нибудь обязательно. Кстати, ты пришла в клуб одна? – Нет, с подругами. – А где же они? – Эдуард сделал попытку оглянуться. – Не верти напрасно головой. – То есть? – Подружки мои слиняли и оставили меня одну-одинёшеньку. Поэтому я к тебе и подсела.