Вернувшись домой, они почти не разговаривали. Даже ужинали молча. Потом так же молча каждый уткнулся в свой гаджет. Вера не понимала, отчего Эдуарда так сильно задела гибель неизвестной ему девушки. Сама себе она объясняла это его чувствительной натурой. Ведь он художник. И решила на всякий случай не тревожить его расспросами. К тому же от природы Вера хоть и была любознательной, но не любопытной. Судя по тому, что к утру настроение Прилунина заметно улучшилось, Вера поняла, что она поступила правильно. Он ещё допивал кофе, когда она чмокнула его и убежала на работу. Глава 19 Некоторое время Прилунин, едва закрывая глаза, видел перед собой белую искорёженную машину Раисы Ломакиной. Он боялся даже подумать, что там осталось от неё в сплющенном салоне. «Как она могла!» – укорял он мысленно девушку, ведь она хвалилась ему, что она опытный водитель, и уверяла, что пьяной за руль никогда не садится. Ведь и правда, когда они познакомились с ней в клубе, она приехала на такси. И вот не убереглась… Но потом Эдуард почувствовал облегчение. «Наверное, так и впрямь лучше, – думал он, – что всё закончилось, не успев как следует начаться». Его короткая интрижка канула в Лету, и Вера никогда не узнает о его измене. Хотя это и изменой-то назвать нельзя. Так, кратковременное помутнение рассудка, мгновенное торжество над ним алчной плоти. Но теперь всё прошло. И прошло безвозвратно. Ему даже дышать стало легче. Весь день он с упоением писал начатую ещё месяц назад картину. И всё ему удавалось. У Эда создавалось такое впечатление, что кисть сама порхала, едва касаясь холста, и краски, играя и переливаясь, сами создавали нужные оттенки. Вечером он позвонил Вере и предложил вспомнить юность. – Чью? – рассмеялась она в ответ. – Вообще юность! Зависла недоумённая пауза, и он прервал её своим хриплым смешком. А потом сказал: – Просто я приглашаю тебя в кино. Купим билеты на последний ряд. Вера рассмеялась в ответ и проговорила: – Лучше в центре. – Что в центре? – не понял он. – Места в центре зрительного зала, а целоваться будем дома. – Как скажешь, – хмыкнул он и, не удержавшись, добавил: – Я и забыл, что ты любишь целоваться в постели. – Эдик! – Что Эдик? – передразнил он её и тотчас пошёл на попятную. – Ладно, ладно я пошутил. Вечером Вера призналась ему, что её родители начали готовиться к их свадьбе. Пылкое воображение Эда тотчас нарисовало перед ним недовольное лицо Татьяны Васильевны, которая даже и не скрывала, что не такого зятя, как он, желала она для своей единственной дочери. Потом на внутреннем экране Прилунина появилось делано равнодушное лицо будущего тестя Матвея Семёновича Евдокимова. «Да, родителям невесты я пришёлся не по вкусу, – с мрачной насмешливостью думал про себя художник, – но ничего, стерпится-слюбится. Тем более что не родителям жить со мной, а Вере, Верочке, Верунчику. А ей я очень даже нравлюсь». Это Прилунин знал наверняка. Две недели пролетели так быстро, что Эдуард даже не заметил бега времени. Был прекрасный субботний вечер. Вера ускользнула из дома ещё с утра, сославшись на неотложные дела. Эдуард сделал вид, что не догадывается, что это за дела, но сам отлично знал, что дела эти относятся к их будущей свадьбе и направилась Вера к своим родителям. У него тоже сегодня были дела, можно сказать, творческие и коммерческие одновременно. Наступил поздний вечер, когда Прилунин вышел из дома и сел в свой автомобиль. Он торопился на встречу с Константином Витальевичем Гамановым, хозяином галереи «Космос». Гаманов намекнул ему в телефонном разговоре, что на встрече будет присутствовать человек, который подыскивает талантливого художника для создания декораций к новому спектаклю. Нельзя было сказать, что Прилунин считал это предложение слишком уж заманчивым, но отказываться от него при достойном гонораре не собирался. Однако большие надежды он возлагал на свою выставку, которая должна была продлиться целых десять дней. Четыре из этих дней выпадали на выходные дни, и можно было ожидать наплыва любителей современной живописи, ценителей и, значит, заказчиков. Свой автомобиль Прилунин, как всегда, оставил на стоянке перед клубом «Магический слон». Он уже отошёл пару шагов от своей машины, как на стоянку вырулил белый «Мицубиси». Прилунин замер на месте. А когда из него выбралась целая и невредимая Раиса Ломакина, он не смог удержать изумлённого возгласа: – Раиса! Ты жива?! Она обернулась в его сторону и процедила насмешливо: – Чего ты так орёшь? – Ты не умерла? – А что, ты надеялся, что я сдохну от тоски по тебе? – Нет, не от тоски, – растерялся он. – Так отчего же? – продолжала она ухмыляться. – Яду мне пока ещё никто не подсыпал. – И тут она переменила тон и спросила: – И куда же ты пропал, красавчик? – Я никуда не пропадал. Я… – Понятно, я тебе просто надоела и ты слинял по-английски. – Я не линял. Я думал, что тебя уже нет. – Перестань нести ахинею! – рассердилась она. – Нет, правда! Она повернулась, чтобы уйти. – Рая! Подожди! Я всё объясню! Едва она замедлила шаг, как он догнал её и вывалил ей всю историю про столкновение «Мицубиси» с фурой. – Интересное кино, – сказала она задумчиво. Потом тряхнула рыжими кудрями. – Идём! – Куда? – В клуб. – Я не могу, меня ждут. – Ну и катись, – процедила она презрительно. – Подожди, Рая! – он схватил её за руку, крепко прижал к себе, а потом поднял упрямый выдающийся вперёд подбородок и поцеловал в губы. И в это время что-то щёлкнуло, и их осветила неяркая вспышка. Ни он, ни она, увлечённые друг другом, этого не заметили. Если бы Эдуард не был так ошарашен появлением из небытия Раисы, он заметил бы хотя бы краем глаза трёх девушек, выскользнувших из дверей клуба. Две из них позднее уехали на машине, а третья осталась, спрятавшись за раскидистой синей елью. Этой оставшейся девушкой была не кто иная, как Алёна Игнатова. Алёна, в отличие от Веры, молча отвергнувшей руку и сердце их шефа, была тайно влюблена в Данилова. Алёна любила Андрея Ивановича так сильно, что искренне желала ему счастья, пусть не с ней, так с другой. Верин отказ от Данилова она приняла как личное оскорбление. Хотя, чего греха таить, некоторое очень короткое время она надеялась, что он обратит внимание на неё, Алёну, более молодую и жизнерадостную. Но очень скоро девушка поняла, что их шеф – закоренелый однолюб и никто ему не нужен, кроме Веры Евдокимовой. По всему выходило, что быть Данилову старым холостяком. И если разбираться в сути, то неизвестно, что хуже – старая дева или старый холостяк. Дева ещё может бросить камень в мужчин, обвинив их в том, что недооценили, пренебрегли. А в кого швыряться камнями старому холостяку? Всяк скажет – сам виноват! Вон сколько одиноких девушек и женщин, которые рады приголубить и полюбить чуть ли не самого завалящего мужичонку. А тут солидный, умный, симпатичный, богатый мужчина, владелец собственной фирмы. Ясно, что сам виноват. Но Алёна-то знала, что Андрей Иванович ни в чём не виноват. Он самый! Самый! Самый! Просто более яркий и смелый, а точнее наглый, перебежал ему дорогу и увёл любимую девушку. «Эх, Вера, Вера, Вера Матвеевна, – сокрушалась Алёна, плача по ночам от обиды за шефа в подушку, – а Андрей Иванович так верил вам! Так надеялся. Я-то как-нибудь переживу, переболею, найду себе пару, нарожаю детей и буду радоваться. Ведь это у меня первая запоздалая любовь. У всех девчонок первая любовь ещё в седьмом‐девятом классе случилась, а меня угораздило влюбиться в собственного шефа. Но ничего, судя по опыту подруг, первая любовь уходит относительно безболезненно, хоть и не забывается никогда. Вот Настюха постоянно, как у неё случается перерыв в любовных отношениях, закатывает глаза и восклицает про Ромку!» Ромка – это парнишка из 11 «Б» класса, Настя с ним два месяца на переменах целовалась то в раздевалке, то в закутке перед комнатой технички. Сколько лет прошло! И где он теперь, этот Ромка, а Настюха всё его вспоминает. «Вот и я буду так вспоминать свою первую любовь, хоть мы с Даниловым так ни разу и не поцеловались. Так что со мной всё ясно, а как же Андрей Иванович? Пропадёт ведь! У‐у тебе!» – грозила девушка по ночам тёмным окнам». И вот! Нежданно-негаданно подфартило! Отправилась она с подругами в галерею поглядеть, кто из местных художников и когда выставляться будет. Посмотрели, Алёна про себя отметила, что и выставка картин Прилунина скоро ожидается. И притом большая выставка. Игнатова не собиралась лгать себе самой и не скрывала перед другими, что картины Эда Прилунина ей нравятся, она считала его талантливым и оригинальным. Были у него и такие вещи, что не то чтобы поражали зрителя, но брали в плен, не отпускали: так и хотелось возвращаться к ним и смотреть на них снова и снова. Но это не мешало Алёне злиться на художника за то, что он украл Веру Матвеевну у Андрея Ивановича. К тому же Алёна не верила, что главбух будет счастлива с художником. Думала при этом Игнатова примерно как родительница Веры Татьяна Васильевна: «Художник – он и есть художник, личность творческая, легко поддающаяся порывам, а значит, ненадёжная. Другое дело Данилов. За Андреем Ивановичем Вера была бы как за каменной стеной. Никакая жизненная непогода не смогла бы омрачить безоблачную жизнь, которую обеспечит ей Данилов». Им бы после галереи идти домой, но тут Настёна, одна из её подруг, большая любительница покутить в ночных заведениях, та самая, чьей первой любовью был Ромка из 11 «Б» класса, затащила их с третьей подругой Аннушкой в «Магический слон». До этого подруги там не бывали ни разу, им стало любопытно, и они решились заглянуть на приветливо мигающие огоньки. Но там такие оказались цены, что глаза у любого азиата не то что расширятся, а станут круглыми, как шары для игры в бильярд. Конечно, сразу нашлись джентльмены без стыла и совести, которые предложили порядочным девушкам оплатить все их капризы за их… Как бы сказать покультурнее, благосклонное отношение. Когда же девушки со смехом выкатились из «Магического слона», Алёна увидела художника. «Прилунин собственной персоной», – подумала она и уже хотела познакомить подруг с ним и своей начальницей, как поняла, что обнимает художник вовсе не Веру Матвеевну, а молодую, ярко одетую девицу. «Неужели он изменяет Евдокимовой с девицами лёгкого поведения?» – с ужасом подумала Алёна и решила проследить за художником. Подругам она сказала, что ей нужно зайти в одно место. – На ночь глядя? – удивилась Настюха. Но более догадливая Аннушка утащила подругу со стоянки, и вскоре, поймав такси, девчонки уехали. А Алёна осталась. После объятий парочка направилась в клуб, и Алёна проследовала за ними. Ей жутко не хотелось возвращаться туда в одиночестве, но выхода другого она не видела. Припомнив, сколько у неё с собой наличными, девушка прикинула, что на простенький салат и чашку кофе хватит. «Хотя навряд ли здесь подают простенькие салаты, – запоздало подумала она и поспешила утешиться: – обойдусь чашкой кофе». Прилунин повёл свою девушку за столик, скрывающийся в импровизированной куще пальм. Алёна увидела свободный столик по другую сторону и поспешила его занять. Когда к ней подошёл официант, она заказала чашку кофе и, разглядев написанные большими буквами претензии на его физиономии, быстро добавила: