– Это всё? – Всё, – кивнул Прилунин. – Немного же ты, мужик, нажил, – не выдержал один из них, остальные заулыбались. Вскоре прихожая была освобождена от разложенных в ней вещей. Прежде чем уйти, Эдуард сделал ещё одну попытку: – Вера! Она протянула руку: – Верни, пожалуйста, ключи. Он достал ключи и со злостью швырнул их в угол прихожей, игнорируя раскрытую Верину ладонь, вышел и захлопнул за собой дверь. Уже с лестничной площадки он крикнул: – Ты ещё об этом пожалеешь! – Я уже жалею, – тихо прошелестел Верин голос, но её никто не слышал, кроме неё самой. «Вот я и вернулась на круги своя», – подумала Вера. Однако, несмотря на снедавшую её внутреннюю боль, Вера на следующий день как ни в чём не бывало отправилась на работу. По крайней мере, всё знавшая Алёна не увидела на лице своей начальницы ни следов слёз, ни тёмных кругов под глазами. Вера выглядела спокойной и отдохнувшей, точно она проспала всю ночь безмятежным сном. Игнатова невольно восхитилась выдержкой своего непосредственного начальника и подумала о том, что не зря, наверное, Данилов влюбился именно в Веру Матвеевну. «Остаётся только надеяться, что она не придушила своего художника и не выбросила его хладный труп в мусорный контейнер», – подумала Алёна с чёрной иронией. Казалось, ничего не изменилось в жизни Веры, по крайней мере, никто ни о чём не догадывался. Даже то, что Вера перестала приходить на работу пешком и стала приезжать на автомобиле, заметил только Данилов. Может быть, о переменах, произошедших в жизни любимой женщины, Андрею Ивановичу что-то пыталось подсказать его любящее сердце. – Вы, Верочка, разлюбили пешие прогулки? – спросил он однажды как бы ненароком. – С чего вы это взяли, Андрей Иванович? – Ну как же, раньше вы на работу приходили пешком, а теперь стали приезжать на машине. – А, это… – небрежно отозвалась она и пояснила будничным тоном: – Просто я отказалась от съёмной квартиры и переехала к родителям. А от отчего дома, – улыбнулась Вера, – идти далеко. Вера уже ушла, а ошарашенный шеф так и остался стоять столбом. – Не понял, – наконец произнёс он вслух, когда рядом уже никого не было. – Что значит переехала к родителям? А куда делся жених? Ответить на этот вопрос ему было некому. Вера действительно отказалась от съёмной квартиры и переехала к родителям, когда поняла, что Прилунин не собирается оставлять её в покое. Остывший художник и впрямь решил во что бы то ни стало вернуть себе сердце строптивой невесты. Он предпринимал новые попытки каждый день и клял себя последними словами за то, что погорячился и вернул Вере ключи от квартиры. С Раисой он больше не встречался. Она позвонила ему несколько раз, он не отозвался, и она оставила его в покое. Такой девушке, как Раиса Ломакина, несложно было найти замену Прилунину. Хотя она и не скрывала, что связь с художником льстит её самолюбию. «Но не хочет, не надо, найдём другого», – подумала она. Наступил день, когда дверь квартиры, в которой они прожили с Верой так много счастливых дней и ночей, распахнулась перед ним. Но обрадовался Эдуард рано. На пороге стоял толстый усатый мужик и что-то сосредоточенно жевал. Он чавкал и с интересом рассматривал Эдуарда. А прожевав, спросил: – Тебе чего, чувак? – Не чего, а кого! Позовите Веру! – Какую ещё Веру? – усмехнулся тот. – У меня в наличии только Надежда и Любовь. – Издеваетесь? – начал закипать Эдуард. – Ты чего, больной? – обиделся мужик и крикнул в глубину квартиры: – Люба! Надюха! Идите сюда! Вскоре на пороге появились две девицы. Одной было лет тридцать пять, другой вдвое меньше. И обе они были неуловимо похожи на мужика, открывшего ему дверь. – Кто это? – спросил Эдуард внезапно осевшим голосом. – Как ты и просил, Надежда и Любовь! Мои сеструхи. Выбирай любую! Но лучше Надю. Она давно замуж хочет, – и мужик подтолкнул старшую ближе к Эдуарду. Прилунин отшатнулся. – Мне Веру надо! – закричал он. Голос у него внезапно прорезался. – Извиняй, чувак, Веры нет, – развёл руками мужик. – Не будь таким привередливым! Бери что есть! Мужик по-свойски подмигнул Прилунину. Эдуард отвернулся и опрометью бросился к лестнице. Посмотрев ему вслед, младшая из девушек спросила: – Братец, а это кто? – Откуда же я знаю? – пожал плечами мужик. – Я его в первый раз вижу! – Псих какой-то! – фыркнула старшая. – Всё может быть, – охотно согласился мужик. – А ты меня ещё предлагал ему в жёны! – обиделась девушка. – В твоём возрасте, – философски проговорил брат, – выбирать особо не приходится. А чувак, по-моему, очень даже ничего. – Дурак, – ответила старшая сестра и удалилась. За ней последовала младшая, даже не взглянув на брата. Мужик почесал макушку, проворчал недовольно: – Вот и проявляй после этого братскую заботу о младших сёстрах. Эдуард, выбегая из подъезда, столкнулся в дверях с соседкой с первого этажа, с которой всегда здоровался. – Простите, – пробормотал он. – Куда же вы так спешите, Эдик? – пробасила она. – Я, Анастасия Филаретовна, к Вере пришёл! А её нет, – он оглянулся на дверь подъезда, закрывшуюся за его спиной. Соседка отступила на крыльцо и спросила с нескрываемым любопытством: – А разве Вера не предупредила вас, что она съехала отсюда ещё в среду? – Нет, – покачал головой Эдуард и проговорил, точно оправдываясь: – я в командировке был. – В какой такой командировке? – подозрительно переспросила соседка. – В творческой! – А, – протянула женщина и прищурилась. – Так теперь у всех сотовые телефоны есть. – Он у меня разрядился, – неубедительно соврал художник. И спросил: – А вы не знаете, куда переехала Вера? – Конечно, знаю, – кивнула Анастасия Филаретовна с явным чувством превосходства. – Куда? – нетерпеливо вырвалось у художника. – Верочка вернулась к родителям. – Понаблюдав за тем, как вытянулось лицо художника, соседка потрясла перед ним своим пакетом внушительного размера: – Ладно, молодой человек, мне ещё рыбу нужно пожарить к приходу моего сына… – Да, конечно, Анастасия Филаретовна, спасибо вам, – Прилунин постарался быть предельно вежливым, хотя это удавалось ему с трудом. По хитрющим глазам соседки он понял, что та догадалась о том, что Вера выставила его. И не только из съёмной квартиры, но и из своей жизни. Соседка оглянулась и посмотрела в спину идущему к своей машине художнику. – Ишь, как побитая собака плетётся, – проговорила она многозначительно и вошла в подъезд. Вера была искренне благодарна отцу с матерью за то, что они, узнав о её желании вернуться в родительский дом, не стали задавать ей лишних вопросов. Татьяна Васильевна, после того как дочь сообщила, что передумала выходить замуж за Эдуарда, буквально расцвела. В первую минуту она даже не поверила своим ушам, а потом еле сдержала рвущийся наружу вопль торжества. В таких случаях говорят, что от радости «в зобу дыханье спёрло». Отец, как всегда, был сдержанным в проявлении своих чувств, но, улучив минутку, когда они с Верой остались наедине, приобнял её и, погладив по голове, как гладил в далёком детстве, тихо сказал: – Может, оно и к лучшему, дочка. Вера молча кивнула и благодарно потёрлась лбом об отцовскую натруженную руку.