– Тогда почему ты сказал, что не хочешь их убивать? – Нельсон искоса глянул на него. – Это было взаправду? – Хотел бы я, чтобы нет, – тихо ответил Малкольм. – Мне нужно кое-куда попасть. Скоро. Ко времени. Это очень-очень важно. Они бы меня остановили – уже пытались. – Ты же не хочешь сказать… – Нельсон проглотил остаток сэндвича и попытался сделать вид сразу небрежный и бравый. – Ты же не собирался правда их убивать? Малкольм смотрел на его пригожий профиль… на то, как он вытер рот свободной рукой: большим пальцем и мизинцем – в одну сторону и в другую… раз и два. Вопросы влечения между людьми в его тренировки как-то не входили. Миссия-то была в основном религиозная, вроде священства или монашества. Отношениям в ней места не отводилось. В таком виде это и вколачивали Малкольму в голову с самого детства. Да и окружали его почти исключительно женщины, и хотя про это чувство он понаслышке знал (про влечение типа), испытать его, а уж тем паче как-то реализовать у него буквально не было ни единого шанса. А Нельсона он едва знал. Нельсон его – еще меньше. Но связь образовалась такая мгновенная, такая прочная, что он уже боялся его разочаровать. – Нет, на самом деле нет, – соврал Малкольм, и сердце у него аж подпрыгнуло, когда Нельсон втихомолку вздохнул от облегчения. Той же ночью они снова лежали вместе. – Никогда не думал, что такое возможно, – сказал Нельсон. – Что со мной это когда-нибудь случится. Малкольм услышал, как он тихо заплакал у него за спиной, но оборачиваться не стал: Нельсон ни за что не позволил бы себя утешать. – Я всегда думал, что это будет… грубо. И жестоко. И постыдно. Малкольм не спросил, почему он так думал, но строить догадки ему никто не мешал. – Но это, – сказал Нельсон. – И чтобы вот так… – тут у него снова перехватило горло. – Я просто сам себе не верю. Тут он наконец-то разрешил Малкольму себя обнять. Все мысли о миссии Малкольм из головы выкинул, и о том, как мало у него осталось времени, – тоже. И о том, как ему придется бросить Нельсона и уйти. Но не в ту же ночь. И не в эту. Не сейчас. – И по всем ногам тоже, – оценил Нельсон, оглаживая Малкольмовы пальцы: тот поджал их и невольно захихикал. – Ага. – Перевернись. Малкольм перевернулся неуклюже в тесной кабине. Пальцы Нельсона отправились в путь по его голой спине, вниз по хребту, между ягодицами. «Ох, Митера Тея», – взмолился он, не успев опомниться, остановиться… – хотя зачем бы это? Что же, все это было предрешено? Провидено и решено задолго до его рождения? «Спасибо, – сказал он, – спасибо, что послала мне это». А почему бы и нет? Разве она не милостива? Разве она – не святейшая Митера Тея за всю историю? Пока что об этом никто не знал, но когда остальным кельям станет известно, что она уговорила дракона не только отнести его к начальной точке маршрута, но и буквально испепелить двоих людей, поставивших под удар успех миссии… Ни одна Митера Тея не делала ничего подобного вот уже двести лет кряду. Воистину в ней была сила драконьей крови – достаточно, чтобы изменить лик мира. И почему бы ей не сделать этого для него, смиренного слуги, если была на то ее воля? «Благодарю тебя, Митера Тея, благодарю». – Я так понимаю, ты очень верующий, да? – голос прозвучал неуверенно; Нельсон все еще смотрел. – Тебя это беспокоит? – До сих пор мне с религией не сильно везло. – Мы верим, что секс – дело здоровое. – Малкольм постарался обернуться, чтобы взглянуть на Нельсона. – Что это в нас говорит драконья часть. Нельсон застенчиво ухмыльнулся. У Малкольма глухо заколотилось сердце от одной этой картины. – Это мне нравится. Наша драконья часть. Он снова улыбнулся, и на этом можно было ставить точку. Малкольмово сердце заблудилось в ней и потерялось. – Черт его раздери, – выразился агент Дернович. И уже не в первый раз. – Следите за языком, будьте так добры, – сказала агент Вулф. Тоже далеко не в первый. – Я и слежу. Слежу за тем, как ругаюсь, потому что он был у нас в руках! Этот засранец был у нас прямо в руках, а теперь… Судя по всему, на этом слове с агента Вулф действительно стало хватит, потому как она выскочила из машины вместе со своей записной книжкой и потопала обратно в номер. В последний номер в последнем отеле за эту поездку, по всему видать. Ориентировка – или что там у канадцев было вместо нее – не выявила ни грузовика, ни мальчишек. И ни следа того, кто, по твердому убеждению агента Дерновича, и был потенциальным убийцей, за которым они охотились. – Ну, вот как они могли его не найти? – спрашивал он раз, наверное, в сотый за последние семьдесят два часа. – Территория большая, – терпеливо отвечала Вулф. – Дорог много, все надо охватить. И они далеко не счастливы, что мы здесь торчим. Это еще было слабо сказано. У канадцев только что пар из ушей не валил. Они, естественно, знали, что в стране толчется Бюро, но до сих пор дипломатично и подчеркнуто смотрели в другую сторону – пока агенты не высовывались и держались ближе к обочине. Потом все предсказуемо пошло по борозде, особенно когда Дернович увязал ориентировку напрямую с убийством двоих агентов, которых, можно сказать, вплавили в дорогу. И термин «профессиональный убийца» канадцам тоже очень не понравился. А то, что Дернович не сумел объяснить, кого именно убийца собирается убить, – так и совсем. Еще бы немного, и он ляпнул бы им про угрозу открытых военных действий. Катлера вызвали на ковер его собственные боссы, которых, в свою очередь, вызвало на ковер ни много ни мало канадское правительство. На ковер вообще много кого понавызывали, и все это в итоге прилетело обраткой многострадальному Дерновичу. Все бы еще ничего, если бы время не шло, а этого ублюдочного Верящего мальца так никто с тех пор и не видел. Короче, Дернович тоже ушел к себе в номер. Час был поздний. Вулф вполне справедливо на него разозлилась. Он и сам откровенно злился на Вулф: она все чаще уходила по уши в свои записные книжки, пялясь на эти чертовы руны, каковые суть бред собачий, и больше ничего. Хотя, с другой стороны, может, она была занята совсем и не этим. Может, сидела там сейчас и строчила докладную на некомпетентного напарника. Он скормил телевизору пятицентовик, чтобы посмотреть новости, но не успел и первого заголовка расслышать, когда зазвонил комнатный телефон. – Это агент Дернович? – вежливо осведомился отчетливо канадский голос. Адресат издал звук, недвусмысленно выражающий отвращение. – Ребят, вы вообще слышали о прослушках? – Извините, – так же вежливо отозвался голос, выбравший в упор не распознавать сарказм. – Это агент Дернович? – Он. – Есть основания полагать, что мы обнаружили ваш грузовик, агент. Дернович сел так быстро, что у него закружилась голова. – Агент, вы все еще здесь? – поинтересовался голос. – Где? – хрипло спросил агент. Не успев еще толком проснуться, Малкольм знал, что в окно кабины стучат далеко не друзья. Он открыл глаза и уставился прямо в луч мощного фонарика, который бесцеремонно обнюхивал его заспанную физиономию, голые плечи под одеялом и просыпающегося Нельсона за спиной. – Ох, нет, – едва слышно выдохнул этот самый Нельсон. – Все, что вы будете делать, должно быть сделано медленно и миролюбиво, – сообщил голос за светом. – Мы ничего плохого не сделали, – начал Нельсон. – А с моей стороны это выглядит по-другому, – возразил голос. – Одежду надеть. И без резких движений. – Ох, нет, – продолжал цедить сквозь зубы Нельсон. – Ох, нет, нет, нет, нет… – Да все в порядке, – так же тихо сказал Малкольм, нащупывая раскиданные вокруг комья одежды. Он весь дрожал: торчать голышом было реально слишком холодно, даже в машине… но как тут не торчать, когда такие приятные вещи раздают? Интересно, это было последнее счастье на его веку? Он сел и попробовал разглядеть за светом человека. Королевская полиция, ага. Фонарь в одной руке, в другой – пистолет. Нельсон его тоже увидел и поднял свои – дескать, не стреляйте. – Одевайтесь и даже не пытайтесь что-нибудь выкинуть, – сказал коп. – Делайте, как я говорю, и я не буду стрелять. – А зачем вы тогда в нас стволом кажете? – пробурчал Нельсон, натягивая рубашку. – Он не в нас им кажет, – Малкольм последовал его примеру, не сводя взгляда с копа, – а в меня. – Как они вообще нас нашли? – Возможно, за границей все-таки следят, даже здесь. – Вот об этом-то мне дед и говорил… – Я тебя не виню, – спокойно сказал Малкольм. – Честно.